Черные кабинеты. История российской перлюстрации, XVIII — начало XX века - Измозик Владлен Семенович

В качестве гарантии от дальнейших преследований он умудрился получить в свои руки фотокопию подлинника всеподданнейшего доклада о его, Кривоша, награждении орденом Св. Владимира 4‐й степени. Головная боль для начальства заключалась в том, что в этом документе, в отличие от обычной практики, было неосторожно рассказано о подлинных заслугах Владимира Ивановича. Текст гласил:

Коллежский асессор Владимир Кривош… приносит неоценимую пользу секретному делу. <…> Изобретения его в области секретного дела, примененные во всех секретных пунктах империи, дали на практике блестящие результаты, а именно: способ делания твердых металлических печатей, имеющего все преимущества перед применявшимся до сих пор способом делания таковых… (секрет, переданный русским правительством австрийскому в 1838 г.), и изобретение прибора для вскрытия писем посредством пара; с помощью этого прибора письма вскрываются очень быстро с безукоризненной чистотой и без малейших следов вскрытия.

Кроме того, здесь имелась собственноручная помета государя «согласен»[1496].

Однако дискредитировать императора Кривош не собирался. Оставшись вне МВД, он попытался создать новую, сверхсекретную службу придворной перлюстрации при библиотеке Зимнего дворца. «Проталкивал» свой проект Кривош через князя В.Н. Орлова, начальника Военно-походной канцелярии Николая II. Уже с середины января 1912 года Владимир Иванович получил право регулярно посещать императорские библиотеки в Зимнем дворце. Впоследствии он именовал себя помощником «заведующего собственной Его императорского Величества библиотеки» или даже ее директором. На самом деле за два с половиной года пребывания в этом учреждении он ни дня не состоял в официальном штате и не получил ни копейки по официальным ведомостям[1497].

Деятельность его здесь была настолько засекречена, что даже пронырливый и весьма осведомленный директор Департамента полиции С.П. Белецкий мог только догадываться о ее масштабах. В 1917 году Степан Петрович утверждал, что Кривош «организовал при содействии…князя Орлова особую придворную перлюстрацию, освещавшую группу лиц, близких ко Двору», включая Марию Федоровну и сестру Николая Ксению Александровну[1498].

17 марта 1912 года Департамент полиции опять распорядился пустить за Кривошем «наружку», видимо в поисках дополнительного компромата. Перед службой наружного наблюдения была поставлена задача «собрать негласным путем сведения о занятиях, образе жизни, материальном благосостоянии, сношениях, поведении, нравственных качествах Владимира Иванова Кривоша». В этот раз наблюдение продолжалось по 9 мая[1499]. Одна его фамилия уже вызывала аллергию у руководителей российского политического розыска. Когда Белецкому 28 января 1918 года задали вопрос «о моральных качествах» нашего героя, он разразился следующей тирадой: Кривош отличался «болтливостью, интриганством, хлестаковщиной и крайней неаккуратностью в расходовании денежных средств. <…> как хороший лингвист, сумел устроиться в нескольких министерствах и перепродавал заинтересованным ведомствам по несколько раз одни и те же сведения»[1500]. Не будем здесь анализировать справедливость этих характеристик — для нас они важны как показатель отношения к Кривошу.

Новый скандал разразился в 1913 году. Как я уже упоминал во введении, в Департаменте полиции В.И. Кривоша подозревали в том, что именно он и есть тот самый «Независимый» из Нью-Йорка, который опубликовал огромную статью «Перлюстрация» в московской газете «Утро России» 4 июля 1913 года.

Но пока Владимир Иванович продолжал трудиться в нескольких местах: в Зимнем дворце, в Государственном совете (заведовал стенографической частью), в Санкт-Петербургском комитете иностранной цензуры (был цензором) — не говоря уже о преподавании стенографии. 10 мая 1914 года он получил чин статского советника.

После начала Первой мировой войны Кривош служил переводчиком в разведывательном отделении штаба 8‐й армии, которой командовал А.А. Брусилов. Впоследствии Владимир Иванович уверял, что был награжден орденом Св. Владимира 3‐й степени с мечами за дешифровку перехваченных радиотелеграмм, получил чин действительного статского советника, и приводил слова Брусилова, якобы сказанные в его, Кривоша, адрес: он «оказал русской армии своей работой неоценимые и незабываемые услуги»[1501]. Но 6 апреля 1915 года Владимир Иванович был арестован как «заподозренный в военном шпионстве». При обыске были обнаружены сберкнижки и процентные бумаги на сумму 143 160 руб. Кроме этого, следствие изъяло шифровые ключи различных систем, шифрованные и стенографические записи.

Относительно черновиков шифровых ключей и шифрованных записей Кривош первоначально дал следующее объяснение: признал их черновиками своей работы по составлению слогового военно-шифрового ключа. Эту работу он, по его словам, выполнял по поручению начальства в штабе 8‐й армии и представил в Главное управление Генерального штаба в декабре 1914 года, для чего был командирован в Петроград. Затем Владимир Иванович дал другое объяснение. В Главное управление Генштаба он представил иной шифровой ключ, а найденные у него материалы являются черновиком слогового ключа, составленного для начальника Военно-походной канцелярии его императорского величества, князя В.Н. Орлова. Главное управление Генштаба по особому делопроизводству отдела генерал-квартирмейстера подтвердило получение от Кривоша в декабре 1914 года изобретенного им шифрового ключа. Князь Орлов в письме от 4 июля 1915 года сообщил, что действительно давал поручение Кривошу составить слоговой шифр и получил его 5 января того же года. Таким образом, эта версия провалилась[1502].

Одновременно попытались обнаружить «шпионский след» в денежных средствах арестованного. Наличие у Кривоша больших денежных сумм неясного происхождения оставалось главным обвинением против него. Наиболее логичным было предположение, что значительная часть этих денег добыта путем хищений за время службы подследственного в Морском Генеральном штабе. Но за это он уже был наказан. Никаких серьезных доказательств его шпионской деятельности в пользу Австро-Венгрии собрать не удалось. Владимира Ивановича следовало освободить. Однако этого не желали Департамент полиции и Охранное отделение — Кривош попортил им немало крови, и они вовсе не хотели отказываться от удобной возможности поквитаться с ним. Было выдвинуто шаткое предположение, что во время службы в Морском Генеральном штабе Кривош через своего брата Яна «мог быть причастен и к шпионству в пользу Австрии, а потому, устроившись на должность переводчика штаба армии,… мог преследовать корыстные и преступные цели»[1503].

В результате начальник Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Петрограде К.И. Глобачев представил «законченное производством расследование» о Кривоше градоначальнику Петрограда с ходатайством «о высылке Кривоша в Иркутскую губернию под гласный надзор полиции, на основании п. 17 ст. 19 Правил военного Положения на все время действия этого Положения»[1504].

Как бы ни относиться к личности В.И. Кривоша, но имеющиеся документы свидетельствуют об административном произволе. В судебной практике дореформенной России бытовала формулировка «оставлен в подозрении» (в совершении того или иного проступка или преступления). Это ставило крест на возможности дальнейшей карьеры человека, чья вина так и не была доказана. Теперь же, в обстановке мировой войны, даже не потребовалось судебного разбирательства, чтобы на основании одних лишь подозрений отправить чиновника пятого класса в Сибирь, не говоря уже о такой «мелочи», как увольнение его от должности.

Не помогло даже обращение жены Кривоша Антонины Ивановны к Николаю II. Кстати, в ссылке власти возбудили против Владимира Ивановича новое дело, обвинив его в связях с «германскими ссыльными в целях шпионажа». По приказу начальника Иркутского ГЖУ Н.И. Балабина он был арестован 29 декабря 1915 года и находился под арестом по 18 января 1916‐го. Антонина Ивановна с горечью писала мужу, его самого имея в виду, что «горбатого могила исправит»[1505]. В очередной раз казалось, что карьера нашего героя рухнула. Но наступил 1917 год.