Черные кабинеты. История российской перлюстрации, XVIII — начало XX века - Измозик Владлен Семенович

Уже через пару недель было вновь перлюстрировано письмо Иванова из Одессы тому же Шебанову от 27 ноября. Теперь Николай Артемьевич выражался еще более резко:

Случайности, которым стала подвергаться, с некоторых пор наша переписка, я отношу к любопытству чиновников, прикомандированных к Почтовому Ведомству для «перлюстрации» частной корреспонденции. Я нисколько не сомневаюсь, что у нас на почте вскрывают письма. Мне называли здесь по фамилии одного Действительного Статского Советника, который занимается этим мерзопакостным ремеслом в Одесской Почтовой Конторе[1455]. Правительство наше, или, лучше сказать, та воровская шайка, которая захватила власть в свои руки, способно на все гадкое. Предполагать, что эти изверги остановятся пред тайною частного письма, это все равно, что допускать в голодном волке гуманные чувства при виде младенца в колыбели.

Болотова осудили к ссылке на 3 года в Сибирь на поселение; но процесс этот еще не кончен. Участие бывшего Полицмейстера Антонова во всех мошенничествах доказано многочисленными фактами и, по‐настоящему, он должен быть предан суду. <…> У нас поговаривают, что юристы наши употребляют все усилия, чтобы посадить Антонова на скамью обвиняемых, но едва ли это сбудется. Антонов оказался настолько крупным негодяем, что он сильно может рассчитывать на Губернаторское место. Год, два опалы, и мы, наверное, опять увидим Антонова на службе. Это тем вероятнее, что награбленное состояние даст ему возможность широко пожить в Питере, что, вообще, имеет огромное значение для карьеры[1456].

Фраза о «воровской шайке, которая захватила власть», была подчеркнута и сбоку поставлены три восклицательных знака. На первой странице — резолюция Александра II: «Опять от известного нам Иванова. Придется выслать его куда‐нибудь подальше»[1457]. Но решительный замах закончился ничем. Была подготовлена очередная справка, доложенная государю 6 декабря 1873 года.

Более перлюстрированных писем Н.А. Иванова в архивном деле не имеется. Причины этого неизвестны. Но почти через два года, 2 сентября 1875‐го, помощник начальника Курского ГЖУ капитан Иванов подал проезжавшему через город шефу жандармов А.Л. Потапову записку с просьбой о снятии надзора с его родного брата — Н.А. Иванова. В это время Николай Артемьевич занимал в Одессе должность бухгалтера в главной конторе Русского общества пароходства и торговли и Одесской железной дороги. 11 ноября был направлен запрос начальнику Одесского ГЖУ с просьбой собрать сведения «о поведении и образе мыслей Иванова». Все тот же Кноп, уже полковник, 3 декабря сообщал управляющему III Отделением А.Ф. Шульцу, что Иванов получает около 2 тыс. руб. в год, «считается человеком дельным, усердным, работящим, но характера нелюдимого, ни с кем не сближается; свободное от службы время проводит дома, один». Что же касается его взглядов, то «направления он либерального, но ни в каких сношениях с лицами неблагонадежными он замечаем не был… и нет никаких указаний на то, чтобы он в своих взглядах имел что‐либо общее с пропагандистами». Письменные высказывания поднадзорного полковник склонен был объяснять тем, что «угрюмость его характера и нелюдимость заставляют его видеть все в черном цвете»[1458].

К сожалению, я не знаю, каково было окончательное решение. Вполне возможно, что, учитывая всю сумму фактов (службу отца и брата, отзыв начальника Одесского ГЖУ), надзор с Н.А. Иванова сняли. Гораздо важнее другое. Во-первых, если в отношении Жуковского последовал немедленный приказ об аресте, то четыре несравнимо более вызывающих письма Иванова практически остались для него и его адресата без сколько‐нибудь существенных последствий. Чем это можно объяснить? Немаловажно, видимо, то, что Жуковского легко было обвинить в недопустимых высказываниях, так как сделаны они были в официальных письмах (о письме же В.С. Курочкину можно было и умолчать). А все проклятия Иванова в адрес власти стали известны в результате использования перлюстрации, существование которой считалось государственной тайной и ссылка на которую в ходе следствия была невозможна.

Во-вторых, дело Иванова разворачивалось после судебной реформы 1864 года. В соответствии с ней следствие должны были вести судебные следователи. Правда, закон от 19 мая 1871 года передал предварительное дознание по политическим делам чинам Корпуса жандармов, а еще в 1864 году при министре внутренних дел было образовано Особое совещание с правом административной ссылки подозреваемых. Тем не менее не случайно одесские жандармы подчеркивали отсутствие материалов, необходимых для уголовного преследования Иванова, т. е. уличающих его в общественной антиправительственной агитации.

В-третьих, оба дела отражают часть того «питательного бульона», из которого вырастало и в среде которого существовало российское революционное движение 1860–1870‐х годов. Этот «бульон» был значительно шире и глубже, чем представляется сегодня многим авторам. В связи с реформами 1860–1870‐х годов их современники испытывали не только огромные ожидания, но и недовольство — немалому числу людей проводимые реформы казались нерешительными, непоследовательными, малорезультативными и имеющими другие подобные недочеты.

История вторая: Жизнь и приключения Владимира Кривоша

В предыдущих главах я не раз упоминал это имя. Действительно, наверно, за всю историю «черных кабинетов» в России не было фигуры столь самобытной, яркой и разнообразно даровитой. Подавляющее большинство чиновников, занимавшихся перлюстрацией, уже в силу самого занятия, именовавшегося «непроницаемой тайной», не должны были привлекать к себе внимания. Им следовало выглядеть такими «серенькими мышками». Но иногда здесь попадались люди с огромной энергией, неудовлетворенным самолюбием. Энергия эта бурлила, ища выхода и проявляясь в самых разнообразных сферах деятельности.

Именно к таким людям принадлежал Владимир Иванович Кривош. Интерес к данной фигуре носит международный характер[1459]. Больше всего о Кривоше писали в Словакии, поскольку он родился в этой стране. Его биография приводится в словацких энциклопедических изданиях[1460]. Однако материалы, опубликованные за рубежом, далеки от необходимой полноты, а также содержат много неточностей. Почти все авторы принимают на веру рассказы самого Владимира Ивановича. Между тем все его утверждения требуют всесторонней проверки. Наш герой очень любил различного рода мистификации. Он называл себя то сербом, то словаком. Уверял, что окончил восточный и юридический факультеты Санкт-Петербургского университета, что было неправдой.

Владимир Иванович Кривош родился 1 июля 1865 года в Словакии, в городе Липтовск-Микулаш. В российских документах в качестве даты его рождения везде указывается 1 декабря 1865 года[1461]. По мнению Яна Кривоша, внучатого племянника нашего героя, римское число «VII» было плохо пропечатано в документе, с которым Владимир приехал в Россию. В результате его спутали с числом «XII»[1462].

На протяжении ряда поколений Кривоши были мастерами-кожевниками, содержателями придорожного двора. Отец Владимира Ян (23 декабря 1832‐го — 18 мая 1888 года) владел магазином скобяных изделий. В 1859 году он женился на Зузане, урожденной Палковой (2 января 1840‐го — 29 сентября 1914 года). Племянником Зузаны, сыном ее сестры Анны, был Душан Маковицкий (1866–1921), врач по образованию и последователь Льва Толстого по убеждениям. Несколько лет Д. Маковицкий жил в Ясной Поляне и стал единственным спутником писателя, когда Лев Николаевич покинул свой дом в 1910 году. В семье Яна и Зузаны было трое детей: Ян (1862–1925), Владимир (1865–1942) и Гелена-Анна (1870–1874)[1463].

Но прежде, чем рассказывать о жизни младшего сына, надо напомнить, что представляла собой Австро-Венгерская империя и какие проблемы волновали ее многонациональное население. На протяжении XVI–XVIII веков в состав Австрии вошли Венгрия, Силезия, Чехия, часть польских, западно-украинских, южнославянских, итальянских и других земель. Она стала одной из великих европейских держав. С середины XIX века у австрийского императора появился мощный соперник — Пруссия. Росло национальное самосознание народов империи. Кроме общего недовольства, у них имелись свои внутренние счеты. В частности, крайне напряженными были отношения между словаками и венграми (мадьярами). Еще в XI веке словаки попали под власть Венгерского королевства.