Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи - Кларк Эштон Смит

– Это лишь подготовительный шаг, – печально говорил мне Кронус, – для того чтобы окончательно покинуть Землю. Инопланетяне захватили планету – я знал, что так и будет. Цикл владычества людей завершился; будущее принадлежит венерианам и марсианам. Однако же рискну предсказать, что вскоре марсиане поработят венериан и станут ими править куда суровей людей… Хью, – продолжал он, – близок час нашего расставания. Вы сами знаете, что можете оставить нас в любой момент; однако, быть может, вы пожелаете досмотреть эту драму до конца.

Я стиснул его руку, не в силах ничего сказать. Сколько трагизма было в стремительной погибели, что настигла последних представителей человеческой расы! Эти люди были далеки и чужды нам во многих своих обычаях, чувствах, идеях – и все же это были люди. Я восхищался их стоическим мужеством перед лицом неотвратимой катастрофы; к самому же Кронусу после долгого знакомства и множества пережитых вместе злоключений я искренне привязался.

Вся Джарма была теперь поглощена приготовлениями к бегству на север. Все воздушные и космические корабли были собраны для эвакуации, и с необыкновенной расторопностью строились новые. Большие воздушные лайнеры и грузовые корабли перевозили личное имущество, запасы пищи и лабораторное оборудование; небеса гудели от рева кораблей, отбывающих и возвращающихся за новой партией груза. Во всем соблюдались безупречный порядок и организованность; никаких признаков спешки и растерянности.

Мы с Кронусом и Альтусом улетали в числе последних. Над марсианским кварталом вздымалась сплошная стена дыма, и его странные, гидроцефалические обитатели, изгнанные пожарами, заполоняли опустевшие улицы людской части города, когда мы взмыли в небо на корабле времени и устремились на север. Далеко на юге расползалось над горизонтом шафранное облако – микроорганическая чума, что захватывала всю Акамерию.

Повинуясь Кронусу, наше судно поднялось на высоту, где возможны полеты быстрее, чем обычно в атмосфере. Мчась на скорости семьсот миль в час, мы вскоре приблизились к регионам вечной зимы и увидели сверкающие далеко внизу полярные льды.

Человечество уже успело обосноваться здесь; среди вечных снегов, точно по волшебству, вырастали целые города. Строились фабрики и литейни, где в невероятных количествах производились синтетические продукты, ткани и металлы. Однако полярные области были слишком негостеприимны, а климат чересчур суров для теплолюбивой расы, так что эти края были лишь перевалочным пунктом на пути дальнейшего бегства. Приняли решение, что крупные астероиды, которые давно уже были успешно колонизированы человеком, станут наиболее подходящим космическим убежищем. Вскоре был собран и приготовлен к отлету огромный флот космических кораблей; среди льдов и снегов строились все новые и новые; и каждый день был отмечен прибытием кораблей из дальнего эфира – они курсировали между планетами и, получив по радио сигнал о том, что творится на земле, явились помочь в этой вселенской хиджре.

В те дни, накануне последнего прощания, я узнал Кронуса лучше, чем за все время нашего знакомства. Его самоотверженность и несгибаемое мужество внушали мне глубочайшее восхищение. Разумеется, он разделил судьбу людей своей эпохи, и на одном из эфирных лайнеров им с Альтусом уже были отведены официальные посты. Тем же, кто интересовался мною, Кронус сообщал, что я, Хьюно Паскон, намереваюсь на небольшом эфирном судне в одиночестве вернуться на Палладу, якобы мой родной астероид. Истинную природу моего путешествия мы редко обсуждали даже между собой.

Кронус выдал мне подробнейшие инструкции касательно всех механизмов машины времени, как пространственных, так и временны́х. Однако, чтобы избежать любых ошибок, он самолично выставил все рычаги управления в нужное положение для моего полета назад сквозь время. Мне оставалось лишь включить двигатель, работающий на космическом излучении, – и машина вернет меня обратно в 1930 год.

Наступил день отлета. Все корабли были готовы переправить оставшихся в мире людей через космос. То был жуткий и торжественный момент. Корабль за кораблем, флотилия за флотилией, продолговатые корпуса из сияющего металла взмывали с покоящихся на льду платформ и, пронизав собою северное сияние, исчезали в ледяных, пугающих безднах космического пространства. Корабль, куда назначен был Кронус, улетал одним из последних; и мы долго стояли подле корабля времени, провожая взглядом стремящиеся в небо стаи. Альтус уже простился со мною и поднялся на борт огромного эфирного лайнера, что вздымался неподалеку.

Для меня этот час был полон бесконечной грусти и странного возбуждения: я сознавал, что человек оставляет свой извечный дом и отныне и впредь будет лишь изгоем среди миров. Однако лицо Кронуса выглядело мраморной маской, и я не в силах был угадать его мысли и чувства.

Наконец он обернулся ко мне и улыбнулся со странным сожалением.

– Что ж, мне пора – и вам тоже, – промолвил он. – Прощайте, Хью, больше нам не свидеться. Вспоминайте меня иногда и помните, каков был конец человеческой расы, когда вернетесь обратно в свое время.

Он коротко пожал мне руку и поднялся на борт космического лайнера. Они с Альтусом помахали мне сквозь толстый хрусталь замкнувшегося шлюза, когда громадный корабль начал подниматься в воздух, готовясь рухнуть в межпланетную бездну. Грустно, почти жалея, что не настоял на том, чтобы их сопровождать, я сел в машину времени, закрыл дверцу и дернул рычаг, который должен был запустить мой полет сквозь века.

Кара слоном

Никхал Сингх, анапурский раджа, приближался к своим зрелым годам, преисполняясь благодушием и тучностью, каковые сему возрасту свойственны. Память раджи обычно туманил раджпутский опий, который он весьма часто употреблял. Редко когда Никхал Сингх вспоминал об Амире, хотя обычно неверную женщину не так-то просто выкинуть из головы. Но у него было столько жен и наложниц – одной меньше, одной больше; и не важно, что Амира была легконогой, будто газель, с очами темными, как плоды терновника, и предпочла радже погонщика слонов. К тому же чем старше становился Никхал Сингх, тем меньше заботили его плотские утехи и тем большей страстью проникался он к опию, а потому подобные дела уже не столь волновали память и не завладевали его вниманием.

Впрочем, в свое время происшествие пробудило в нем сильнейшую ярость, и он избрал для неверной немыслимо жестокое наказание. Долго помнили и шептались о нем в гареме раджи, хотя отвратил ли страшный пример других прелестниц от подобных проступков – вопрос спорный.

Амира была танцовщицей, и законные жены раджи без особенного снисхождения отнеслись к низкородной девушке, пленившей их господина. В таких обстоятельствах Амира поступила весьма неразумно, затеяв интрижку с миловидным Рамой Дасом, юным погонщиком слонов, ведь столько ревнивых глаз наблюдали