Эта покорная тварь – женщина - В. Гитин

Немного спустя он узнал, что Юлия, жена его, осуждена за разврат и прелюбодеяния и что Август от его имени дал ей развод».

ГАЙ КАЛИГУЛА — «Лоллию Павлину, жену Гая Меммия. консуляра и военачальника, он вызвал из провинции, прослышав, что ее бабушка была когда-то красавицей, тотчас развел с мужем и взял в жены, а спустя немного времени отпустил, запретив ей впредь сближаться с кем бы то ни было...

Цезонию, не отличавшуюся ни красотой, ни молодостью, и родившую от другого мужа трех дочерей, он любил жарче всего и дольше всего за ее сладострастие и расточительность: зачастую он выводил ее к войскам рядом с собою, верхом, с легким щитом, в плаще и шлеме, а друзьям даже показывал ее голой».

КЛАВДИЙ — «...он был женат на Плавтии Ургуланилле, дочери триумфатора, а затем на Элии Петине, дочери консуляра. С обеими он развелся: с Петиной из-за мелких ссор, а с Ургуланиллой из-за ее наглого разврата и из-за подозрений в убийстве. После них он женился на Валерии Мессалине, дочери Мессалы Барбата, своего родственника. Но узнав, что в заключение всех своих беспутств и непристойностей она даже вступила в брак с Гаем Силием и при свидетелях подписала договор, он казнил ее смертью, а сам на сходке перед преторианцами поклялся, что так как все его супружества были несчастливы, то отныне он пребудет безбрачным».

                               ГАЙ СВЕТОНИЙ ТРАНКВИЛЛ. Жизнь двенадцати цезарей

О супругах остальных римских венценосцев Светоний упоминает лишь вскользь, в основном как о покорных жертвах своеволия и жестокости своих мужей.

Но и этих скупых замечаний историка вполне достаточно для того, чтобы составить представление о содержании основных сюжетов жизненных картин этих дам, среди которых, бесспорно, наиболее колоритной является уже не раз упоминавшаяся Мессалина.

СРЕДНИЕ ВЕКА

Романтические времена рыцарских турниров, менестрелей, самоотверженного поклонения прекрасным дамам и их томительного затворничества (что, впрочем, не помешало супруге славного короля Артура вступить в скандальную связь с ближайшим соратником своего мужа — рыцарем Ланселотом).

Времена крестовых походов и набедренных оков для благородных дам — «поясов целомудрия» (которые, впрочем, исключали половое сношение только в традиционном варианте).

Времена, озаренные зловещим пламенем костров, на которых сотнями, тысячами сжигались женщины, вся вина которых зачастую заключалась лишь в том, что они имели несчастье быть сексуально привлекательными, а следовательно,— по понятиям инквизиторов,— они несли в себе дьявольское искушение...

Искушение сексом как запретным плодом терзало умы, и если мужчины (как и во все времена) освобождались от этого терзания в военных походах, в. травле зверей и борделях, то большинство женщин либо ступали на опасную тропу тайного разврата, либо начинали открыто заниматься проституцией, что святой церковью отнюдь не возбранялось.

Но официальная, парадная мораль возносила женщину на недосягаемо высокий пьедестал и окружала ее романтическим ореолом.

 

В связи с этим невольно вспоминается одна фраза из романа Жоржа Сименона «Тюрьма»:

«В душе он ставил женщин на пьедестал, смотрел на них снизу вверх.

И чтобы победить в себе это, он задирал им юбки и подминал их под себя. Пьедесталы летели к черту».

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

ИЛЛЮСТРАЦИИ:

* «Таков же был Изольдин рок,С такой же силою увлекЕе Любви водоворот.Увидев, что ее несетОн в омут, чар опасных полный,Что уж захлестывают волны.Что вся она погружена,На берег выбраться онаПытаться стала из стремнины,Но липкие объятья тиныИзольду обхватили так,Что не пускали ни на шаг.Отбиться от нее рукамиОна старалась и ногами.Но тщетно: все сильней, сильнейЗапутывалась в ней,Вот-вот готовая упастьВ чарующую сластьМужской любви и обаянья...»

                                         ГОТФРИД СТРАСБУРГСКИЙ. Тристан и Изольда

* «И понял я, что это круг мученийДля тех, кого земная плоть звала,Кто предал разум власти вожделений....И я сказал: «Учитель, кто они,Которых так терзает воздух черный?»Он отвечал: «Вот первая, взгляни;Ее державе многие языкиВ минувшие покорствовали дни[18].Она вдалась в такой разврат великий,Что вольность всем была разрешена.Чтобы народ не осуждал владыки.То Нинова венчанная жена,Семирамида, древняя царица,Ее земля Султану отдана.Вот нежной страсти горестная жрица[19].Которой оскорблен Сихеев[20] прах,Вот Клеопатра, грешная блудница.А там Елена[21], в тяжких временахповинная...»

                       ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ. Божественная комедия

Иных стремлений и достоинств женщины литературные памятники средневековья; увы, не отражают.

РЕНЕССАНС

Эпоха возрождения естественных жизненных приоритетов, эпоха освобождения от аскетического идиотизма церкви, эпоха буйства красок, форм и вырвавшихся из-под тотального гнета страстей.

Эпоха, символами которой являются Рабле, Боккаччо, Леонардо да Винчи, Тициан, Рубенс, Рафаэль...

Эпоха мадонн, вызывающих вполне земные желания, эпоха раскрепощенного естества, азарта осязаемой, многоцветной, терн кой. как вино, жизни.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:

«Несколько лет тому назад в Барлетте жил священник, дон Джанни ди Кароло; приход у него был бедный, и, чтобы свести концы с концами, он разъезжал на своей кобыле по апулийским ярмаркам: па одной купит, на другой продаст. Во время своих странствий подружился он с неким Пьетро из Тресанти — тот с такими же точно целями разъезжал на осле...

Пьетро, приезжая в Барлетгу, всегда останавливался у священника и пользовался самым широким его гостеприимством. Пьетро был бедняк, в его владениях хватало места только для него самого, для его молодой и пригожей жены и для его осла, и все же когда дон Джанни приезжал в Тресанти, то останавливался он у Пьетро.

Но так как у Пьетро была всего одна, да и то узкая, кровать, на которой он спал со своей красавицей женой, то он при всем желании не мог отвести для него удобный ночлег, и дону Джанни приходилось спать в стойлице, на охапке соломы, вместе с кобылой и ослом.

Зная, как священник ублажает Пьетро в Барлетте, жена Пьетро не раз выражала желание, пока священник у них, уступить ему место на кровати. а самой ночевать у соседки, но священник и слушать HQ хотел.

Однажды он ей сказал: «Джематта. голубушка, ты за меня не беспокойся. мне хорошо: когда мне вздумается, я превращаю мою кобылу в смазливую девчонку и с нею сплю, а потом снова превращаю ее в кобылу, так что расставаться мне с ней неохота».

Молодая женщина подивилась, но поверила и рассказала мужу.

«Если он и впрямь так уж тебя любит, то отчего ты не попросишь научить тебя колдовать?» — спросила она.— Ты бы превращал меня в кобылу и работал бы и на кобыле и на осле, и стали бы мы зарабатывать вдвое больше, а когда мы возвращались бы домой, ты снова превращал бы меня в женщину».

Пьетро был с придурью, а потому он в это поверил и стал упрашивать дона Джанни научить его колдовать. Дон Джанни всячески старался доказать ему, что это чепуха, но так и не доказал. «Ладно,— объявил он,— Если уж тебе так хочется, завтра я покажу, как надо действовать».

Пьетро и Джеммата почти всю ночь глаз не смыкали — так им хотелось поскорей начать колдовать. Едва забрезжил день, как оба поднялись и позвали дона Джанни — тот, в одной сорочке, пришел к Пьетро и сказал: «Это я только для тебя, если уж тебе так хочется, сделаю, но только, если желаешь полной удачи, исполняй беспрекословно все. что я гебе велю».

Супруги объявили, что исполнят все в точности. Тогда дон Джанни взял свечу, дал ее подержать Пьетро и сказал: «Следи за каждым моим движением. Но только что бы ты ни увидел и ни услышал,— молчи, как воды в рот набрал, а иначе все пропало.

Пьетро взял свечу и сказал дону Джанни, что исполнит все в точности.

Дон Джанни, приказав и Джеммате молчать, что бы с ней ни произошло, велел ей раздеться догола и стать на четвереньки, наподобие лошади, а затем начал ощупывать ее лицо и голову и приговаривать: «Пусть, это будет красивая лошадиная голова!» Потом провел рукой по ее волосам и сказал: «Пусть это будет красивая конская грива!» Потом дотронулся до рук: «А это пусть будут красивые конские ноги и копыта». Стоило ему дотронуться до ее упругой и полной груди, как проснулся и вскочил некто незваный...