Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис

сей избранный рыцарь и не вызволит нас. Нам осталось ждать уже не более тридцати лет.

Слушая его прилежно, Ланселот не решался отступить и не попытать счастья в том деле, где неудача была ему предсказана. Голос продолжал:

– Я тебе скажу, по меньшей мере, как к этому следует подступиться. Видишь камень рядом с тобою? Приподними его, ты найдешь там воду, и ею со всем тщанием намочи лицо; она уймет жар пламени. Это та вода, коей омыл руки святой отец, когда принял тело Господа Нашего.

Последовав совету Симеона, Ланселот вернулся к первой гробнице и ринулся в огонь, чей жар скоро стал для него нестерпим. Не в силах двинуться далее, он отступил до того места, где стояли монахи, приведшие его к спуску в подземелье.

– Ничего я не сделал, – сказал он.

– Сир, довольно вам было доказать, открыв гробницу короля Галахада, что вы первый рыцарь из ныне живущих на свете!

Тогда на кладбище вошли чужеземные монахи, неся с собою белые носилки и вопрошая о Галахаде; ибо им было видение о том, что найдена его смертная оболочка. Ланселот извлек тело из гробницы и возложил на носилки, и оттуда его перевезли в Уэльс, где похоронили с великими почестями. Тогда Ланселот снова сел на коня и, ведомый все той же девицей, скоро потерял из виду святую обитель. Мудрый старик, который до тех пор умерял пыл своего сына, не давая ему оспорить любимую девицу, сказал:

– Что, сынок, вы все еще сердиты на меня? Не кажется ли вам, что этому рыцарю, названному лучшим на свете, не стоит вас бояться?

Сын не ответил и уехал вместе с отцом восвояси. Что же до девицы, она сказала Ланселоту:

– Сир, я долго вас сопровождала, чтобы иметь случай судить о вашей доблести: я видела тому свидетельства, и я знаю ваше имя. И потому мне ничего не остается, как проститься с вами.

И она повернула обратно к дому, где накануне нашли приют Ланселот и мессир Гавейн[295].

C

Новые испытания уготованы были Ланселоту перед Мостом-Мечом. Вначале два латника на краю высокого бора тщетно пытались преградить ему путь, будучи предупреждены о скором прибытии рыцаря, намеренного освободить бретонских пленников. Затем он нашел приют у богатого вавассера, преисполненного восхищения его подвигами, и тот предложил ему в провожатые двух своих сыновей, одного – рыцаря, а другого – простого оруженосца. С их помощью он преодолел Каменный Проход, прорубленный между двумя скалами, перекрытый тремя заслонами и охраняемый двумя рыцарями и десятью ратниками.

Выйдя из этого опасного ущелья, они встретили юнца верхом на могучем боевом коне, одетого в ливрею, с волосами, остриженными выше ушей, как у всех бретонских изгнанников, ибо местный люд требовал от них срезать косы. Они спросили, что ему за надобность так спешить.

– Мы узнали, что едет рыцарь, чтобы нас освободить, и наши собратья вышли ему навстречу, но местные преградили им путь; они сражаются здесь неподалеку, а я скачу умолять о помощи наших друзей. Если их участь вам небезразлична, будьте добры поспешить, чтобы к ним примкнуть.

– Скачи, скачи, – ответил рыцарь, сын вавассера, – нас долго ждать не придется.

Они тут же поднялись на холм и увидели, что две преизрядные толпы ополчились одна на другую. Бретонцы заняли подножие холма, и по надетым на них черным доспехам их было легко отличить от врагов. Оба наших рыцаря спешились, облачились в доспехи, подтянули подпруги своих добрых коней и ремни своих щитов. Едва подвязав шлемы, они устремились в первые ряды изгнанников. Ланселот приметил среди неприятелей рыцаря, который сражался лучше других; он пришпорил коня в его сторону, ударил его с такой силой, что разорвал кольчугу и вонзил в его плоть острие своей глефы. Рыцарь упал посреди своих сторонников замертво. Второго сбил сын вавассера. Затем оба взялись за мечи и ринулись в самую гущу битвы, тогда как оруженосец, склонясь над рыцарем, убитым Ланселотом, забрал его оружие и вернулся к своему брату и Ланселоту. Мгновение спустя под Ланселотом пала лошадь; оруженосец поторопился к нему:

– Сир, вот конь, добытый вами.

– Я его возьму, но скоро дам тебе другого.

И в самом деле, он ударил одного рыцаря в переносицу шлема, разрубил ему нос до самых ушей, поверг его замертво наземь и, забрав коня, отдал его оруженосцу.

– Сир, – сказал ему тот, – я вам служил верой и правдой; прошу вас посвятить меня в рыцари: я не хочу умереть оруженосцем.

– Так и быть! – ответил Ланселот, – раз ты этого желаешь; но хотелось бы мне посвятить тебя с бульшим блеском. Дай Бог тебе стать человеком чести!

Он препоясал его мечом и нанес удар плашмя.

Новый рыцарь творил чудеса. Они с братом оказали Ланселоту такую подмогу, что Бретонцы снова взяли верх и остались хозяевами на поле боя. После долгой погони за беглецами изгнанники стали благодарить незнакомцев, подоспевших к ним на помощь, а сыновья вавассера изъяснили им, что это и есть тот самый рыцарь, что пришел их освободить.

– Тысячу раз будьте благословенны, наш долгожданный! – сказали они.

CI

Его привели в большой странноприимный дом, где он удивился, увидев толпу дам и кавалеров, все из Бретонцев-изгнанников. В городе не было крепости, но в половине лье оттуда высился прочный замок, который предупреждал с их стороны любую попытку бунта. Накрыли столы: Ланселота усадили на самое высокое кресло, а когда они приступили к последнему блюду, некий рыцарь, одетый в доспехи, кроме рук и головы, направил к самым столам своего коня и с угрозой в голосе спросил:

– Где тут рыцарь из телеги, притязающий на то, чтобы освободить изгнанников?

– Дорогой сир, – воскликнул Ланселот с улыбкой, – я тот, кого вы спрашиваете.

– По правде говоря, это изрядная глупость – пытаться загладить свой позор, намереваясь пройти по Мосту-Мечу. Полезай в свою телегу вместе с ворами или, если тебе так уж надо перебраться по воде, давай я переправлю тебя на ту сторону судном. Но в уплату за переезд ты мне оставишь то, что тебе всего дороже.

– Любезный сир, я вас прекрасно понимаю; но не бывало еще, чтобы рыцарь платил за проезд по мосту или дороге; я ни за что платить не буду и, Бог даст, перейду по Мосту-Мечу без вашего позволения.

– Ты слишком полагаешься на свою доблесть; но, раз уж так, не откажись от первого поединка. Отойдем на соседний луг; и если я тебя выбью из седла, в чем я не сомневаюсь, тебе уже