Путешествия с тетушкой. Стамбульский экспресс - Грэм Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О да, я встречал мисс Пардоу в поезде. Она сейчас здесь, внизу. Мы вместе ехали с вокзала, — медленно сказал он.
Настала очередь Стейна обдумывать слова. То, что он сообщал, имело скрытый смысл.
— Бедная девочка, у нее нет родителей. Жена решила, что мы должны пригласить ее пожить у нас. Я, видите ли, ее опекун.
Они сидели друг против друга, их разделял стол. На нем лежало соглашение, подписанное Экманом. Они не упоминали о нем; дело, казалось, было отложено в сторону, но и Стейн и Майетт сознавали, что их спор остался нерешенным. Каждый угадывал мысли другого, но оба выражались намеками.
— Ваша сестра, наверное, была прелестной женщиной.
— Она унаследовала внешность отца.
Ни один из них не признавался, что имел в виду красоту Джанет Пардоу. Даже об ее дедушке и бабушке упомянули прежде, чем о ней.
— Ваша семья из Лейпцига? — спросил Майетт.
— Правильно. Но мой отец перевел наше дело сюда.
— Вы считаете это ошибкой?
— Ну, послушайте, мистер Майетт, вы же видели цифры. Дела шли не так уж плохо. Но я хочу продать фирму и уйти на покой, пока еще могу наслаждаться жизнью.
— Что вы имеете в виду? Как наслаждаться жизнью? — с любопытством спросил Майетт.
— Ну, я не очень интересуюсь делами.
— Не интересуетесь делами? — изумленно повторил Майетт.
— Гольф и небольшой загородный домик — вот о чем я мечтаю.
Изумление Майетта прошло, и он опять заметил, что Стейн выбалтывает слишком много сведений о себе. Экспансивность Стейна была ему на руку, он снова вернулся к разговору о соглашении.
— Тогда зачем вам нужно быть директором? Думаю, мы могли бы столковаться с вами в вопросе о деньгах, если бы вы отказались от директорства.
— Мне-то неважно, быть директором или нет, — объяснил Стейн, попыхивая трубкой в промежутках между фразами и искоса поглядывая на все удлиняющийся пепел сигары Майетта. — Но, знаете ли, ради соблюдения традиции мне хочется, чтобы кто-нибудь из членов моей семьи входил в правление. — Он долго и простодушно хихикал. — А у меня нет сына. Нет даже и племянника.
— Вам надо вдохновить на это племянницу, — задумчиво сказал Майетт.
Оба засмеялись, а потом спустились вниз. Джанет Пардоу нигде не было видно.
— Мисс Пардоу ушла? — спросил он у Калебджяна.
— Нет, мистер Майетт. Мисс Пардоу только что прошла в ресторан с мистером Сейвори.
— Попросите их подождать с завтраком двадцать минут, и мы с мистером Стейном присоединимся к ним.
Они слегка поспорили о том, кому первому пройти через вращающуюся дверь; дружба между Майеттом и Стейном быстро крепла.
Когда они сидели в такси на пути к квартире миссис Экман, Стейн начал разговор:
— А этот Сейвори, кто он?
— Просто писатель.
— Он что, ухаживает за Джанет?
— Дружески расположен. Они познакомились в поезде. — Майетт сложил руки на коленях и сидел молча, серьезно обдумывая вопрос о женитьбе. «Она прелестная, утонченная, может стать хорошей хозяйкой дома, она полуеврейка», — думал он.
— Я ее опекун, — продолжал Стейн. — Может быть, мне с ним поговорить?
— Он очень состоятельный.
— Да, но он писатель. Мне это не нравится. У них все зависит от удачи. Я бы хотел, чтобы она вышла за человека, занимающего надежное положение в деловом мире.
— Кажется, их познакомила та женщина, с которой она жила в Кёльне.
— О да. Она сама зарабатывала себе на жизнь с тех пор, как умерли ее несчастные родители, — смущенно сказал Стейн. — Я в это не вмешивался. Это полезно для девушки, но жена решила, что мы должны узнать ее поближе, и я пригласил ее сюда. Подумали, может, мы найдем ей работу получше и недалеко от нас.
Они обогнули миниатюрного полицейского, который стоял на ящике и регулировал движение транспорта, и поднялись на холм. Внизу между высоким непримечательным жилым домом и телеграфным столбом купола Голубой мечети плавали в воздухе, словно пучок лазурных Мыльных пузырей.
Стейн все еще испытывал некоторую неловкость.
— Это полезно для девушки, — повторил он. — И в последние годы фирма отнимала у меня все мое время. Но когда с этой продажей будет покончено, — весело добавил он, — я назначу ей кое-какую ренту.
Такси въехало в маленький темный дворик, где стояла одинокая урна для мусора, но длинную лестницу, по которой они поднялись, освещали большие окна, и весь Стамбул словно вздымался перед ними. Им были видны собор Святой Софии, и Пожарная каланча, и длинная полоса воды к западу от Золотого Рога по направлению к Эйюбу.
— Замечательное место. Лучшей квартиры в Константинополе не найти, — сказал Стейн и нажал кнопку звонка.
А Майетт прикидывал, какова ее стоимость и сколько их фирма вкладывала в оплату вида из квартиры Экмана.
Дверь отворилась. Стейн не счел нужным назвать свое имя горничной, и они пошли по светлому, обшитому панелями коридору, который ловил в капкан между окнами солнце, словно какого-то рыжего зверя.
— Вы друг семьи?
— Да, мы с беднягой Экманом в последнее время были в самых близких отношениях, — сказал Стейн, широко раскрывая дверь в большую холодную гостиную, где рояль, букет цветов и несколько металлических стульев словно плавали в весеннем бледно-желтом воздухе.
— Ну вот, Эмма, я привел к вам мистера Карлтона Майетта, он хотел навестить вас.
В комнате не было темных углов, негде было укрыться от потока мягкого щедрого света, и миссис Экман не нашла ничего лучшего, как спрятаться за рояль, который простирался между ними, словно полированный пол. Она была маленькая, седая и модно одетая, но ее одежда не шла к ней. Она напомнила Майетту горничную в их доме, носившую платья, отданные ей хозяйкой. Под мышкой у нее было какое-то шитье. Она тонким голосом приветствовала гостей, не сходя с того места, где стояла, словно не решаясь выйти на залитый солнечным светом пол.
— Ну как, Эмма, есть у вас известия от мужа?
— Нет. Нет еще. Нет, — ответила она и добавила с несчастной улыбкой. — Он так не любит писать.
Она предложила им сесть и начала прятать иголки, нитки, клубки шерсти и куски фланели в большой мешок для рукоделия. Стейн неуверенно поглядывал то на один, то на другой металлический стул.
— Не могу понять, зачем бедняга Экман купил всю эту дрянь, — шепнул он Майетту.
— Вам не следует беспокоиться, миссис Экман. Я убежден, что сегодня ваш муж даст о себе знать, — сказал Майетт.
Она прекратила складывать рукоделие и стала следить за губами
