Путешествия с тетушкой. Стамбульский экспресс - Грэм Грин

теперь он снова занялся своим делом. «Наверное, это Экман», — подумал он, не дав себе труда посмотреть на карточку, и вдруг твердо решил, что он ему скажет. Лифт тяжело поднялся на второй этаж, посыльный повел Майетта по пыльному коридору и отворил дверь. Солнце заливало комнату, в открытое окно до него доносились гудки автомобилей. С дивана поднялся приземистый блондин в твидовом костюме.

— Мистер Карлтон Майетт? — спросил он.

Майетт удивился. Он никогда не видел этого человека. Посмотрев на визитную карточку, он прочел: «Мистер Лео Стейн».

— А, мистер Стейн.

— Удивились, увидев меня? Надеюсь, вы не считаете меня совсем уж безрассудным?

Он казался очень добродушным и сердечным. «Совсем как истый англичанин», — подумал Майетт, но незнакомца выдавал нос, нос со шрамом, ставший прямым после операции.

Враждебность между евреем, не скрывающим своей национальности, и евреем, маскирующим ее, сразу же выразилась в обворожительных улыбках, сердечных рукопожатиях, в отведенных друг от друга глазах.

— Я ожидал увидеть нашего агента.

— Ах, бедный Экман, бедный Экман, — вздохнул Стейн, покачав белокурой головой.

— Что вы имеете в виду?

— То, зачем я пришел. Попросить вас пойти повидать миссис Экман. Я очень беспокоюсь за нее.

— Вы хотите сказать, он умер?

— Исчез. Не вернулся домой вчера вечером. Очень странно.

Было холодно. Майетт закрыл окно и, засунув руки в карманы шубы, зашагал взад и вперед по комнате: три шага в одну сторону, три в другую.

— Ничего удивительного. Думаю, он не смог бы держать ответ передо мной, — медленно произнес он.

— Несколько дней назад он признался мне, что чувствует ваше недоверие к нему. Он был обижен, очень обижен.

— Я никогда не доверяю еврею, ставшему христианином. — медленно, тщательно подбирая слова, сказал Майетт.

— Ну, послушайте, мистер Майетт, ведь это несколько категорично, — возразил Стейн, испытывая некоторую неловкость.

— Допускаю, что, может быть, он в своих переговорах пошел дальше, чем поставил меня в известность, — сказал Майетт, остановившись посреди комнаты спиной к Стейну, но так, что ему была видна вся фигура Стейна, до колен отраженная в зеркале с позолоченной рамой.

— О, переговоры, — отражение Стейна в зеркале было не столь невозмутимым, как его голос, — они ведь закончены.

— Он сообщил вам, что мы не будем покупать?

— Но он купил.

Майетт кивнул. Он не удивился. За исчезновением Экмана должно было скрываться многое.

— Я в самом деле беспокоюсь о бедном Экмане. Мысль, что он, возможно, покончил с собой, для меня невыносима, — медленно сказал Стейн.

— Думаю, вам не надо беспокоиться. Наверно, он просто ушел от дел. Немного слишком поспешно.

— Понимаете, он был встревожен.

— Встревожен?

— Ну, у него появилось такое чувство, что вы ему не доверяете. А потом, у него не было детей. Он очень хотел детей. Много поводов для тревог. Надо быть милосердным.

— Но я же не христианин, мистер Стейн. Я не верю, что милосердие — основная добродетель. Могу я взглянуть на документ, который он подписал?

— Конечно.

Мистер Стейн вытащил из кармана твидового пиджака длинный конверт, сложенный пополам. Майетт сел за стол, разложил на нем листы и стал внимательно читать. Он не делал никаких замечаний, лицо его ничего не выражало. Трудно было представить, как он был счастлив, вернувшись к цифрам, — в них он разбирался, и они не испытывали никаких чувств. Окончив чтение, он откинулся на спинку стула и стал разглядывать ногти; перед выездом из Лондона он сделал маникюр, но они уже снова требовали к себе внимания.

— Как прошло ваше путешествие? Надеюсь, беспорядки в Белграде вас не коснулись? — спокойно спросил Стейн.

— Нет, — рассеянно ответил Майетт.

Это была правда. Все то непонятное, что произошло в Суботице, казалось ему нереальным. Очень скоро он обо всем забудет, — ведь все это не связано с обычной жизнью, да и необъяснимо.

— Вы, конечно, понимаете, что мы можем найти лазейку и расторгнуть это соглашение?

— Не думаю. Бедняга Экман был вашим доверенным лицом. Вы дали ему право вести переговоры.

— Он не получал полномочий подписывать соглашение. Нет, мистер Стейн, боюсь, вам от этого не будет никакой пользы.

Стейн сел на диван и скрестил ноги. От его твидового костюма пахло трубочным табаком.

— Я не хочу вам ничего навязывать. Мой девиз: никогда не подводить своего собрата дельца. Я бы тут же расторгнул соглашение, мистер Майетт, если бы это было справедливо. Но, видите ли, раз уж бедняга Экман подписал этот документ, фирма Моулта отказалась от переговоров. Теперь они уже не повторят свое предложение.

— Но мне-то известно, насколько Моулты заинтересованы в изюме.

— Ну, видите ли, при таких обстоятельствах, скажу вам по-дружески, мистер Майетт: если вы расторгнете это соглашение, мне придется за него побороться. Можно закурить?

— Возьмите сигару.

— А можно, я закурю трубку?

Он начал набивать трубку светлым мягким табаком.

— Я полагаю, Экман получил за это комиссионные?

— Ах, бедняга Экман! Я и вправду хотел бы, чтобы вы навестили миссис Экман. Она очень обеспокоена, — неопределенно ответил Стейн.

— Ей нечего беспокоиться, если он получил достаточно крупные комиссионные.

Стейн улыбнулся и закурил трубку. Майетт стал перечитывать соглашение. Действительно, его можно было расторгнуть, но суды — дело неверное. Хороший адвокат может доставить массу неприятностей. Некоторые цифры не хотелось бы опубликовывать. В конце концов, дело Стейна представляло известную ценность для фирмы. Но ему не нравилась цена и то, что пост директора оставался за Стейном. Даже с ценой можно было смириться, но Майетт не хотел вторжения постороннего в семейную фирму.

— Вот что я сделаю. Мы разорвем это и сделаем вам новое предложение.

Стейн покачал головой:

— Послушайте, мистер Майетт, пожалуй, это будет не совсем справедливо по отношению ко мне?

Майетт решил, как поступить. Не стоит тревожить отца судебным процессом. Он примет соглашение при условии, если Стейн откажется от директорства. Но ему пока еще не хотелось раскрывать свои карты. Стейн мог заупрямиться.

— Не думайте об этом, мистер Стейн, отложите решение на денек.

— Ну хорошо. Но я сомневаюсь, будет ли у меня время подумать. Насколько я знаю современных девиц, то нет. Сегодня после полудня я встречаю здесь племянницу. Она ехала в вашем поезде от Кельна. Это дочь бедняги Пардоу, — весело сказал Стейн.

Майетт вынул портсигар и, пока выбирал и подрезал сигару, решил, что ему делать. Он уже начал презирать Стейна. Тот был слишком многословен и сообщал ненужные сведения. Неудивительно, что его дело пришло в упадок. В то же время смутное влечение Майетта к племяннице Стейна укреплялось. Узнав, что ее мать была еврейкой, он вдруг почувствовал в ней своего человека. Она становилась доступной, и он стыдился