Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг

еще один удар по здравому смыслу. Когда Вайнод открыл для него дверь «амбассадора», доктор увидел на заднем сиденье спящего нищего, того самого, которому слон отдавил ногу. Мадху выбрала место впереди, рядом с водителем. Если бы не засохшая корка гноя на ресницах, спящий мальчик выглядел бы ангелом. Раздавленную ногу он прикрыл одной из тряпок, которую носил с собой, чтобы вытирать поддельный птичий помет, – даже во сне Ганеш старался скрыть свое уродство. Это был не условный Ганеш, а реальный мальчик; тем не менее Фаррух осознал, что смотрит на калеку со стороны и гордится одним из своих вымышленных созданий. Доктор все еще думал о своем сценарии – он думал: что бы ни случилось с Ганешем, это исключительно вопрос воображения сценариста. Но реальный нищий нашел благотворителя, – пока цирк не примет его, Ганеша устроит заднее сиденье «амбассадора» Вайнода. Здесь было лучше, чем там, к чему он привык.

– Доброе утро, Ганеш, – сказал доктор.

Мальчик мгновенно проснулся, как белка, получившая сигнал об опасности.

– Что мы делаем сегодня? – спросил нищий.

– Только не фокусы с птичьим дерьмом, – сказал доктор.

Нищий отметил скрытной улыбкой, что он понял доктора.

– Но что мы делаем? – повторил мальчик.

– Мы собираемся в мой офис, – сказал доктор Дарувалла. – Мы получим результаты анализов Мадху, а уж затем определимся с нашими планами. А сегодня, будь так любезен, не упражняйся со своим птичьим дерьмом в больничном дворе на моих пациентах, которым я сделал операцию.

Черные глаза мальчика перескакивали с объекта на объект по мере движения автомобиля. Доктор мог видеть лицо Мадху, отражающееся в зеркале заднего вида; она безмолвствовала – даже не глянула в зеркало при упоминании своего имени.

– Что касается цирка, то я считаю, что… – сказал доктор Дарувалла и намеренно сделал паузу.

На его слова тут же среагировал Ганеш, но не Мадху.

– У меня отличные руки – очень сильные. Я мог бы ездить верхом – ноги не нужны, если есть такие сильные руки, как у меня, – сказал Ганеш. – Я мог бы делать много трюков – висеть на хоботе слона, а может быть, ездить на льве.

– Но я-то полагаю, что они не дадут тебе никаких трюков, – сказал доктор Дарувалла. – Они дадут тебе грязную работу, всю тяжелую работу. Убирать слоновье дерьмо, например, а не висеть на хоботе.

– Я должен показать им, – сказал Ганеш. – Только что вы делаете со львами, чтобы они стояли на этих маленьких табуретках?

– Твоя работа будет в том, чтобы смывать львиные ссаки с этих табуреток, – сказал ему Фаррух.

– А что вы делаете с тиграми? – спросил Ганеш.

– То, что тебе придется делать, – это очищать тигриные клетки от их дерьма! – сказал доктор Дарувалла.

– Я должен показать им, – повторил мальчик. – Может быть, что-то с их хвостами – у тигров же длинные хвосты.

Карлик пошел на поворот по кругу, который был ненавистен доктору. Там было слишком много легко теряющих концентрацию водителей, глазеющих на море и на молящихся, которые толклись в береговых лужах после отлива вокруг гробницы Хаджи Али; круговой поворот был рядом с Тардео, где Лоуджи Даруваллу разнесло взрывом в клочья. Сейчас же, сделав половину кольцевого поворота, машины притормаживали, чтобы не задавить сумасшедшего калеку; безногий человек на самодельной инвалидной коляске с ручным приводом продвигался навстречу движению транспорта. Доктор мог проследить за блуждающим взглядом Ганеша; черные глаза мальчика либо не обращали внимания на сумасшедшего инвалида, либо избегали смотреть на него. Вероятно, маленький нищий все еще думал о тиграх.

Доктор Дарувалла не знал точно, чем кончится его сценарий; он имел лишь общее представление о том, что произойдет с его Пинки, с его Ганешем. Оказавшись на кольцевом повороте, он понял, что судьба реального Ганеша – вдобавок к судьбе Мадху – от него не зависит. Но Фаррух чувствовал себя ответственным за начало их истории не меньше, чем за свою, которую начал писать.

В зеркале заднего вида доктор Дарувалла видел, что желтые львиные глаза Мадху следят за передвижением безногого психопата. Затем карлику пришлось резко затормозить; такси встало, чтобы не наехать на сумасшедшего калеку в инвалидной таратайке, катившей навстречу. На кресле-коляске возле подающего сигналы клаксона красовался бамперный стикер:

ПРАКТИКУЙ ДОБРОДЕТЕЛЬ ТЕРПЕНИЯ

Над коляской сумасшедшего навис видавший виды нефтевоз; его водитель в ярости подавал гудки. На огромном цилиндрическом корпусе нефтевоза пламенела надпись высотой в фут:

ПЕРВЫЙ ВЫБОР В МИРЕ – МАСЛО ГАЛФ ДЛЯ ДВИГАТЕЛЯ

На нефтевозе тоже красовался бамперный стикер, который едва читался под пятнами гудрона и расплющенными насекомыми:

ДЕРЖИТЕ ОГНЕТУШИТЕЛЬ В БАРДАЧКЕ

Доктор Дарувалла знал, что у Вайнода нет огнетушителя.

Мало того что инвалид и так озлобил всех, остановив движение, он еще принялся просить милостыню, оказавшись среди автомобилей. Неуклюжая инвалидная коляска ударилась о заднюю дверь «амбассадора». Фаррух вышел из себя, когда Ганеш опустил заднее стекло, к которому безумец тянул руку.

– Не давай ничего этому идиоту! – крикнул доктор, но недооценил реакцию Птичьего дриста. Доктор Дарувалла так и не заметил спринцовки с лжепометом – увидел только выражение удивления на лице безумного калеки в коляске; тот отдернул руку – по его ладони, запястью, предплечью стекало птичье дерьмо.

Вайнод повеселел.

– Поделом, – сказал Ганеш.

Проезжавший мимо раскрашенный во все цвета грузовик чуть не стер сумасшедшего в коляске с лица земли. Вайнод приветствовал и этот грузовик, реклама на котором призывала:

РАДУЙТЕСЬ КРАСКАМ АЗИИ

Когда пестрый грузовик исчез из поля зрения, движение возобновилось – во главе с такси карлика. Доктор вспомнил наклейку на бампере «амбассадора» Вайнода:

ЭЙ, ТЫ, ДУРНОЙ ГЛАЗ, ЧТОБ ТЕБЕ ПОЧЕРНЕТЬ!

– Повторяю, больше никаких фокусов с птичьим дерьмом, Ганеш, – сказал Фаррух мальчику.

В зеркале заднего вида доктор Дарувалла заметил, что Мадху наблюдает за ним; когда он встретил ее взгляд, она отвернулась. За открытым окном воздух был горячим и сухим, но удовольствие от мчащегося автомобиля был новым для мальчика, если не для девочки-проститутки. Может, для нее вообще нет ничего нового, с опаской подумал доктор. Но для нищего это было началом какого-то приключения.

– А где цирк? – спросил Ганеш. – Далеко?

Фаррух знал, что «Большой Голубой Нил», возможно, где-нибудь в Гуджарате. Доктора же занимало совсем другое: не то, где цирк, а то, будет ли там безопасно.

Впереди движение снова замедлилось; вероятно, это пешеходы, подумал доктор Дарувалла, покупатели из ближайшего рынка, высыпавшие на улицу. Затем доктор увидел тело человека в канаве; его ноги были на проезжей части. Машины перестроились в один ряд, поскольку никому не хотелось ехать по икрам или лодыжкам мертвеца. Толпа