Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг

найти генетический маркер для этого аутосомно-доминантного признака – как будто ахондроплазия передается через конкретный аутосомно-доминантный ген. Нет и нет – этот тип карликовости возникает исключительно в результате спонтанной мутации. А в этом случае нормальные (с нормальными генами) родители детей-карликов, по существу, не рискуют, что их следующий ребенок будет карликом; нормальные (с нормальными генами) братья и сестры ахондропластического карлика также не подвержены риску – совсем не обязательно, что у них будут рождаться карлики. С другой стороны, сами карлики, вполне вероятно, могут передать этот признак своим детям – половина из них будут карликами. А что касается генетического маркера для этой доминантной характеристики, то его найти невозможно.

Доктор Дарувалла не был уверен, что знает достаточно о генетике, чтобы спорить со специалистом в этой области; доктор просто продолжал собирать образцы крови карликов и возвращаться в Торонто с фотографиями хромосом. Генетик Университета Торонто его обескуражил, однако вел себя вполне дружелюбно, если не сочувственно. Он был также другом хирурга-ортопеда, того самого коллеги Фарруха по детскому госпиталю. Друг Фарруха и генетик, называвшие этот госпиталь «Больные малышки», были геями.

Доктор Гордон Макфарлейн, того же возраста, что и доктор Дарувалла, начал работать на ортопедическом отделении детского госпиталя в том же году, что и Фаррух; их кабинеты были по соседству. Так как Фаррух ненавидел водить машину, он часто ездил на работу и обратно вместе с Макфарлейном; они оба жили в Форест-Хилле. На раннем этапе их отношений бывали комические случаи, когда Джулия и Фаррух пытались заинтересовать Мака различными одинокими или разведенными женщинами. В конце концов вопрос о сексуальной ориентации Макфарлейна прояснился – после чего Мак немедленно привел к ним на ужин своего друга.

Генетик доктор Дункан Фрейзер, тоже гей, был известен своими исследованиями так называемых (и ненайденных) гей-хромосом; за это над Фрейзером частенько посмеивались. Биологические исследования гомосексуализма, как правило, раздражают всех. Дебаты по поводу того, является ли гомосексуализм врожденным или приобретенным свойством, всегда разгораются в связи с политикой. Консерваторы отвергают научные предположения, что сексуальная ориентация – это явление биологическое; либералы скорбят, как бы медицина не наломала дров в идентификации генетического маркера для гомосексуализма – если таковой обнаружится. Но исследования доктора Фрейзера привели его к довольно осторожному и разумному выводу. Среди человеческих особей есть только две «естественные» сексуальные ориентации – одна для большинства, другая для меньшинства. Ничего из того, что он узнал о гомосексуальности, из того, что он лично испытал или когда-либо почувствовал, не могло убедить доктора Фрейзера, что гомосексуальность и гетеросексуальность – это всего лишь вопрос добровольного выбора. Сексуальная ориентация отнюдь не являлась «стилем жизни».

– Мы рождаемся с тем, чего мы хотим, – что бы это ни было, – любил говорить Фрейзер.

Фаррух находил эту тему очень интересной. Однако если поиск гена гомосексуальности столь будоражил доктора Фрейзера, то доктора Даруваллу, наоборот, огорчало, что этот генетик советовал отказаться от надежды найти генетический маркер карликовости. Иногда доктор Дарувалла чувствовал свою вину, когда допускал мысль, что у Фрейзера просто нет личного интереса к карликам, в то время как геи занимали все внимание этого генетика. Тем не менее дружба Фарруха с Макфарлейном была крепкой; вскоре Фаррух уже признавался своему другу-гею, что он никогда не любил этого слова «гей»[88], которое нынче в ходу для обозначения гомосексуалиста. К удивлению Фарруха, Мак с этим согласился; он сказал, что хотел бы, чтобы столь важное для него понятие гомосексуальности обозначалось собственным словом, не имеющим дополнительных значений.

– Гей – довольно легкомысленное слово, – сказал Макфарлейн.

Доктору Дарувалле не нравилось это слово не потому, что оно выражало предубеждение против геев, а потому, что для разных поколений оно означало разное, – во всяком случае, так он считал. Это слово любила его мать Мехер, хотя и злоупотребляла им. «У нас было веселое время», – говорила она. «Какой веселый вечер у нас был – даже ваш отец был в веселом настроении».

Доктору Дарувалле становилось не по себе, оттого что это старомодное прилагательное – синоним таких слов, как «живой», или «радостный», или «игривый», или «беспечный», – приобрело гораздо более серьезное значение.

– Если подумать, то слово «натурал» тоже неточный термин, – сказал Фаррух.

Макфарлейн рассмеялся, но его давний компаньон Фрейзер ответил с оттенком горечи:

– Ваши слова, Фаррух, говорят о том, что вы принимаете геев, пока мы не смеем пикнуть об этом, пока нас можно держать в шкафу – и при условии, что мы не озвучим нашу ориентацию, которая вас оскорбляет. Разве не так?

Но Фаррух имел в виду совсем другое.

– Я не критикую вашу ориентацию, – ответил доктор Дарувалла. – Мне просто не нравится слово, которым ее называют.

В сказанном доктором Фрейзером прозвучал какой-то снисходительный упрек, напомнивший доктору Дарувалле о том, что генетик в пух и прах разнес идею доктора найти генетический маркер для наиболее распространенного типа карликовости.

Последний раз, когда доктор Дарувалла приносил доктору Фрейзеру фотографии хромосом карликов, генетик был более пренебрежителен, чем обычно.

– Видимо, Фаррух, вы будете пускать этим карликам кровь, пока они не помрут, – сказал Фрейзер. – Почему бы вам не оставить маленьких педиков в покое?

– Если бы я произнес слово «педик», вы бы обиделись, – сказал Фаррух.

Но чего еще ожидал доктор Дарувалла? Гены карликов или гены гомосексуалистов… – генетика была щекотливой темой.

Все это заставило Фарруха глубоко усомниться в его остановившемся на полдороге проекте исследования крови карликов. Доктор Дарувалла не понимал, что выражение «остановиться на полдороге» (если только прежде было движение по ней) сопрягалось в его сознании с радиопередачей – с тем глупым интервью недовольного писателя, которое он отрывочно слушал накануне вечером. Но наконец доктор перестал ломать голову на тему крови карликов.

Пришло время сделать второй утренний телефонный звонок.

Загадочный актер

Звонить Джону Д. было рано, но доктор Дарувалла еще не рассказал ему о Рахуле; доктор также хотел бы подчеркнуть важность присутствия Джона Д. на ланче с детективом Пателом и Нэнси в клубе «Дакворт». К удивлению Фарруха, Инспектор Дхар, словно будучи на стреме в своем номере в «Тадже», тут же ему ответил.

– Похоже, ты уже не спишь! – сказал доктор Дарувалла. – Что делаешь?

– Читаю пьесу – вообще-то, две пьесы, – ответил Джон Д. – А ты что? Не пора ли тебе разрезать чье-нибудь колено?

Это был знаменитый отстраненный Дхар; доктор почувствовал, что он создал этот персонаж, холодный и саркастический. Фаррух тут же начал с новостей о Рахуле – что теперь он женщина; что, по всей вероятности, он завершил полную смена пола. Но