Эпоха Древних - Замиль Ахтар

Хисти, но Селена явно верила, что он вернется. Геракон, которого Базиль оставил за главного, послал туда Эше – выяснить, что случилось.

– Ты объяснила им, что Эше должен остаться целым и невредимым? – спросила я, и сердце сжалось от тоски.

Селена прикусила губу.

– Но Эше помог спасти Кеву, когда его чуть не убили.

– Мне все равно. Эше… очень важен. Если с его головы упадет хоть волосок, я сильно расстроюсь. Понимаешь?

Селена кивнула.

– Прошу прощения, султанша.

– Возвращайся и передай им, пусть Эше делает что душе угодно, но они не должны и пальцем его трогать.

– Не уверена, что могу выдвинуть такое требование, в особенности после того, как Эше заморозил многих до смерти.

Так значит, Эше снова начал превращать людей в лед. Я ахнула, вспомнив, как он спас меня от заточения в Песчаном дворце, заморозив стражников-гулямов.

– Ты сама должна им сказать, султанша. Возможно, к тебе они прислушаются.

– Я не могу уйти. Как воины отнесутся к тому, что их предводительница сбежала в безопасное место, бросив их? Мы должны победить Бабура. А иначе, если отступим к Зелтурии, он запрет нас там и уморит голодом.

Теперь мы сражались за то, чтобы есть, пить и дышать. Мы потеряли Кандбаджар, но лежащие между городами пески были не менее важны. Если Бабур победит, то возьмет эту землю под контроль и мы окажемся запертыми в горах.

В воздухе просвистело пушечное ядро и приземлилось между группой юрт неподалеку, разорвав их. Одна юрта загорелась, а другие покрылись обугленными дырами.

В ушах зазвенело. Все случилось так быстро, и от потрясения я не могла пошевелиться. Селена упала с лошади и стояла на коленях на земле.

Бабур явно собрался усилить напор к ночи. Он не позволит отдохнуть ни нам, ни себе. Он выигрывал стычку за стычкой и хотел добить нас, пока мы не опомнились.

Я потерла живот. Неужто там и впрямь растет дитя, как утверждала Саурва? Смирюсь ли я с поражением, когда мне есть за что сражаться?

Я поскакала по лагерю к ближайшей дюне.

И посмотрела на своих всадников в лучах заходящего солнца. Одни затачивали стрелы, сабли и копья камнями. Другие воздевали руки к небу и бормотали молитвы. Некоторые привалились к седлам, чтобы поспать, несмотря на пронзительные песни бомбард и зембуреков Бабура.

Разрезанные кольчуги. Измазанные сажей щеки. Окровавленные кафтаны. Это мои тумены. Моя орда. Я привела их сюда, столько всего пообещав.

Суть не в том, что я умею соединять звезды. Суть в том, что я родилась в Пустоши, среди этих людей. Суть в том, что в меня поверили тысячи воинов, они сражаются и умирают за наше общее дело.

Я не могу притвориться, что мне все равно. Я должна убедить их, что победа неизбежна, если они напрягут все силы.

«Ты изменилась», – говорила Саурва. Быть может, я изменилась сильнее, чем сама осознавала.

– Кровавое облако было чудом от Лат, – сказала я как можно громче. – Оно наказало лицемеров самым кошмарным способом. Это знак, что наше дело правое. А теперь, когда оно исчезло, мы должны выполнить свою роль. Зелтурия открыта и очищена от лицемеров, и теперь мы должны защитить ее от поклоняющихся святым. От Селуков, которые унаследовали эти земли, убив Потомков. Скажите, кто должен им отомстить?

Все молча смотрели на меня. Но мне не нужна была тишина.

– Я задала вам вопрос. – Я приложила руку к сердцу. – Кто должен им отомстить?

Ответом снова была тишина.

Я крикнула во все горло:

– Мы!

– Мы, – повторило несколько голосов.

Остальные лишь что-то простонали.

– И говорю вам: прокляните святых и Селуков. Они слишком долго оскверняли путь Лат. Мы покинули уют своего дома, чтобы очистить этот путь. Чтобы снова сделать его единым и праведным. Сразитесь ли вы за Потомков? – Я хлопнула ладонью по груди. – Мы сразимся!

– Мы сразимся, – раздалось нестройное бормотание, но многие просто отвернулись.

Я посмотрела на ангела-паука. И в угасающем сумеречном свете… не увидела его. Я не сняла с глаза повязку.

Но тогда почему мне вдруг захотелось на него посмотреть?

Когда я снова повернулась к орде, то почти забыла, зачем мы здесь. И чем занимаемся.

Ах да. Я выступала перед ними с речью. Пыталась вдохновить. Я… Кто же я?

Я…

Среди воинов стояла моя мать, но лишенная всех красок. Только смесь черного, белого и серого. Ее глаза вытекали из глазниц, она шептала ту же молитву, как когда ифрит сжег ее дотла. Она молилась о моем успехе. Шептала правду о том, кто я. Кем я стану.

Я моргнула, и она исчезла. Я подняла руки и посмотрела на линии раскрытых ладоней.

«Внутри тебя течет нечто более невероятное», – сказала Саурва.

И тут до меня дошло. Я поняла, что именно сотворила предсмертная молитва аммы.

Я всмотрелась в море всадников. Они сердито глядели на меня как на полоумную. У меня задрожали руки.

– И тогда… знайте… – Я сделала глубокий вдох и прогнала дрожь уверенностью. – Все, кто будет сражаться за Потомков. Кто будет умирать за них. Знайте, что… что я и есть Потомок.

Орда так затихла, что слышен был ветер, носящий песок.

– Вы сомневаетесь во мне? Думаете, я глупа? Или слишком много на себя взяла? Но повторю: я и есть Потомок.

Сквозь море всадников протолкнулся Вафик и встал передо мной.

– Как ты посмела заявить такое? – сказал он.

Я подняла голову, чтобы посмотреть на него свысока.

– Ступай и еще раз изучи мою родословную. Ты увидишь, что мой дед по материнской линии происходит от Потомков. Что он был последним выжившим в племени, происходящем от Десятого шарифа.

Вафик почесал щетину на щеке.

– Твоя родословная не записана в книгах, султанша.

– Да, мы ее не записали. Но все силгизы знают, кем был отец моей матери.

– Ты не можешь утверждать такого без железных доказательств. Может, ты грезишь и тебе надо отдохнуть?

Я отвернулась от него и обратилась к остальным:

– Вам нужны железные доказательства? Но имеет ли это значение, если вы проиграете битву? В таком случае Потомки не будут править Аланьей. Идите в атаку, сражаясь за меня, и вы будете драться за Потомков. Зная, что кровь Потомков будет жить во мне, благословляя эту землю и всех, кто ее защищает.

Большинство смотрели на меня с теми же сомнениями и презрением, как и Вафик. Но были и те, кто смотрел с надеждой. С надеждой, что я говорю правду. С надеждой, что и они станут частью пророчества.

– Понимаю, это так неожиданно, – сказала я. – Но я