Последняя - Ирина Кассета

Оставаться в душной комнате, что пропитана потом и болезнью, я не хочу. Потихоньку поднимаюсь, ударяясь о тумбу, и пячусь к выходу.

Какая нечистая сила привела меня в этот час к дивионцу?

*

Весь день я боюсь сомкнуть глаза. Стоит только задремать, как ужас этой ночи повторяется. Раздирающий душу стон, что заставляет меня шептать молитвы. Неужели проклятье?

Не поспав ночью и промучившись целый день, я еле держусь на ногах к вечеру. От голода кружится голова, и тошнит, но проглотить даже кусок хлеба я не способна.

От усталости я засыпаю, сидя на полу, когда ночь уже накрыла небосвод.

- Эмили? - раздается голос. Нет, пожалуйста, оставь меня.

- Эмили? - открываю глаза, сонно плетусь к двери, отворяю. Что он от меня хочет? Захожу в капитанскую каюту, что значительно больше моей. Сажусь на пол, обхватываю колени.

- Я не Эмили, - говорю лежащему магу. - Я не она, ты ошибся. Я не спасу тебя, - мой голос тонет в морском шуме. Неужели это наказание?

Голову кладу на стенку тумбы, сквозь закрывающиеся веки смотрю на парня. Он лежит так же, как и вчера, лихорадка съедает его изнутри. Магическое выгорание так просто не лечится, странно, что дивионцы решили его в таком состоянии отправить домой. Может, среди них не было лекарей, которые могли бы с этим справиться? Кто теперь узнает.

Встаю, опираясь на тумбу, подхожу к его постели. Откидываю одеяло, которое насквозь пропиталось потом. Открываю окно, чтобы убрать неприятный запах. Наливаю из бадьи холодной воды в стоящее рядом ведро, отрываю кусок от своего ночного платья и окунаю.

Юношу пришлось раздеть, чтобы обмыть, это поможет уменьшить жар хотя бы ненадолго. Его грязные одежды я замачиваю в лохани, завтра наутро простирну. Закрываю окно, приношу из своей каюты одеяло и накрываю его.

Сама же, укрывшись теплым одеялом Кая, засыпаю, сидя на полу.

Надежды на спокойный сон рушатся при первом же:

- Эмили? - боги. По голосу кажется, что ему стало хуже. Кого же он так настойчиво зовет даже через агонию боли?

- Эмили? - открываю глаза, смотрю на него.

- Почему я? - шепчу. - Ты ошибся.

Мольбы и угрозы не помогают, стоит только закрыть глаза, его умирающий голос раздается у меня в голове.

Под утро, смирившись с тем, что мне не уснуть, я выстирываю его одеяло, одежду и простынь. Приходится заглянуть в его вещи, чтобы найти сменные штаны. В мешках у мага обнаруживаются доспехи, книги, еда, деньги и одежда.

Переодеваю больного, от прикосновения к его коже уже знакомо покалывает в ключице. Но я стараюсь не обращать внимания, будто вычеркивая это из головы. Шепчу себе как молитву: “Мне кажется, мне кажется, мне кажется”. Боюсь опустить ворот рубашки и взглянуть правде в глаза.

В голове ехидно шипело:

- Сбежала? Скрылась от себя же самой? Бросила их ради свободы? Так вот она, эта свобода, подавись! - от злости я опрокидываю бадью с водой. - От этого не убежать, все твои пути уже просчитаны, - старые боги не так глупы, как ты могла себе представить, и с удовольствием покажут тебе место в их мире.

Я рассмеялась: за что боролась, на то и напоролась.

Встаю и иду к себе в каюту, чтобы переодеться. Сегодня днем мы прибываем в Дивион, нужно отвезти парня к магу. А потом? Потом... да бог его знает.

***

Порт встречает нас пустотой, никого нет, куда ни кинь взгляд. Стоят полуразрушенные опустевшие деревянные дома. Несколько лодок покачиваются на волнах, привязанные к причалу. Кажется, что на страну обрушилась война.

- Что случилось? - спрашиваю у капитана. Он стоит рядом и так же, как и я, рассматривает мертвый город.

- Не знаю, с самого начала надо было от этого путешествия отказаться, - он расстегивает одну пуговицу тугой рубашки на шее. - Проклял нас кто, - после этих слов и я замираю. - Сначала лекарь умер.

- Лекарь? - удивляюсь я.

- Да, с этим был, а потом нашли его лежащим на полу моей каюты. Кто знает, что его поразило, - значит, дивионец был не один, но что тогда убило его спутника? - Что там? - кричит капитан матросу, что спустился, чтобы найти хоть одну живую душу. Мужчина вбегает на корабль и сразу же несется к бочке с водой, куда опускает голову, а после моет руки. - Ты что, шельмец, совсем спятил? - кричит на него капитан.

- Чума, - произносит матрос. - Чума у них всех выкосила. Никого не нашел, только табличку, на которой написано: “Дороги нет, дальше смерть”. Такое обычно в чумных областях пишут.

- Черт бы его побрал, - ругается капитан. - Выгружай этого проклятого, и уплываем отсюда подальше.

- Стойте, - кричу я и ловлю капитана за рукав. - Вы чего, он и так при смерти, просто оставите его здесь?

- Своя жизнь дороже, - сбрасывая мою руку, говорит капитан. - А ты хочешь – оставайся, - я готова разрыдаться, когда выносят мага. Преграждаю путь, но меня отпихивают в сторону. Страх сильнее человеколюбия.

В голове мечутся мысли. Оставить его здесь, сбежать, как ты и хотела? Дать погибнуть человеку из-за желания стать вольной? Далеко ли ты сейчас убежала?

Беру свои вещи и вещи дивионца, спускаюсь по трапу.

- Совсем спятила девка! - кричит кто-то с корабля, когда я подхожу к парню.

Судно отходит, и я сдерживаюсь до последнего, чтобы не разрыдаться перед ними, смотрящими на меня мужиками. Корабль исчезает в водной глади, и я сажусь на землю, чтобы тут же заплакать, закрыв руками лицо.

Какая же я дура, какая же дура. От жалости к себе становится только хуже, и я почти вою. Сразу же на мои плечи сваливается все. Безрассудство побега, глупые обиды на друзей, мое предательство. Они не пойдут за мной после того, что я сделала. И теперь я одна, одна посреди моря, на острове, где бушует болезнь, с лежащим рядом почти мертвецом.

Довольна?

Ты довольна?

Очнулась я к вечеру, когда истерика стихла, и сидела, покачиваясь, обняв себя. За мою глупость никто, кроме меня, не расплатится. Встаю, пошатываясь, сказывается отсутствие хорошего сна и еды. Бреду к первому более-менее сохранившемуся дому, осматриваю изнутри. Пусто, выбито два окна, дверь может развалиться от моего дыхания, но, в целом, пригодно для ночевки. Оставляю там вещи, взяв только одеяло Кая, и возвращаюсь.