Галактический скиталец - Фредерик Браун

Глава 15

Доктор Снайдер писал в своем докладе:

«С моей точки зрения, слабой стороной — так сказать, ахиллесовой пятой психологии марсиан — является их врожденная неспособность обманывать.

Если бы марсиане были способны на ложь и обман, то просто немыслимо даже вообразить себе, чтобы они отказались от удовольствия объявить нам, что остаются навсегда. Поэтому представляется однозначно, что ложь для них — вещь невозможная.

А это вселяет в меня определенный оптимизм: становится вполне очевидным, что их пребывание среди нас не будет вечным, и это они прекрасно знают. Если бы все было наоборот, то они не преминули бы громогласно раструбить об этом с целью досадить нам еще больше и…»

Всего в нескольких сантиметрах от ушной перепонки доктора раздался супервизгливый хохот. От неожиданности его передернуло, но он сдержался и не повернул головы, прекрасно зная, чья это выходка.

— Ну и мелкий же ты хитрован, Джон! Да к тому же, видно, совсем свихнулся.

— Нет, все логично и ни к чему не подкопаешься, — живо возразил доктор Снайдер. — Все полностью доказано. Вы неспособны лгать.

— Неужели ты так думаешь, Джон? Так знай: я вполне могу врать. Попробуй уловить в этом утверждении логику.

«Мне известно, что этот вопрос уже обсуждался. Некоторые коллеги — в частности, русские — утверждают, что марсиане, наоборот, вполне в состоянии лгать, но якобы взяли за правило всегда говорить только правду о наших делах, не допускать, чтобы их когда-либо уличили в обратном. И поступают они так по двум причинам. Во-первых, ради того, чтобы сделать тем самым свою болтовню более эффективной и неприятной для нас, поскольку мы не сможем подвергнуть сомнению то, что они нам говорят. Во-вторых, они стремятся заставить нас поверить в неизвестную нам Великую Ложь об их собственной природе и намерениях. Наши русские коллеги, похоже, больше, чем мы, разделяют последнюю точку зрения, поскольку имеют в этой области богатый личный опыт…»

Доктор Снайдер перестал печатать, перечитал последнюю фразу и зачеркнул ее. Если он хотел, чтобы его сообщение нашло международный отклик, не следовало, пожалуй, задевать никого из будущих его читателей.

«Лично я считаю, что всего одним-единственным логическим аргументом весьма нетрудно доказать, что марсиане не только не врут, но просто органически неспособны к этому.

Их вполне очевидная цель — досадить нам в максимально возможной степени.

Но мы никогда ни от одного из них не слышали заявления — а оно бы обострило наши невзгоды до предела и даже перехлестнуло бы его — о том, что они намерены остаться на Земле навсегда. С самой первой Ночи Пришествия на все вопросы с нашей стороны насчет срока их пребывания у нас и возможного ухода они ограничивались — если вообще соизволяли давать ответ — заявлением, что «это — не нашего ума дело» или же чем-то схожим по смыслу.

А для нас единственным резоном продолжать жить на этом свете стала лишь надежда на то, что в один прекрасный день — может быть, завтра, но не исключено, что и через десять лет — марсиане исчезнут и никогда более не появятся вновь. Их нашествие было столь внезапным и неожиданным, что сам этот факт позволяет надеяться на их исчезновение в аналогичных условиях».

Снайдер подумал немного на этот счет и буквально застонал, осознав смысл того вывода, к которому пришел. Если марсианин говорил, что способен на обман, то одно из двух: или он говорил правду и в этом случае он мог врать, или же он бессовестно врал и в таком случае…

Снова над ухом раздался дикий хохот.

И сразу же после этого — полная тишина. Доктор Снайдер вырвал лист из машинки, едва удержавшись от соблазна сделать из него «самолетик», и начал рвать его на мелкие кусочки. Бросив все в корзину, он обхватил голову руками.

— Доктор, вы плохо себя чувствуете?

Это был голос Марджи.

— Извините, Марджи, — он поднял голову, стараясь обрести обычное выражение лица. Слава богу, она, кажется, ничего не заметила. — Просто глаза немного устали, — объяснил он.

— Я отослала рукопись романа Льюка. Сейчас только четыре. Я вам еще нужна до того, как начнется мой отпуск?

— Нет, спасибо.

— Вы уже закончили свой доклад?

— Да, конечно.

— Ну и прекрасно.

Она ушла. Вдали постепенно затихло цоканье ее каблучков. Доктор легко, почти без всякого усилия, встал с кресла. Чувствовал он себя ужасно: чертовски усталый, обескураженный, никому не нужный. Ему надо было выспаться, отдохнуть. Да, именно поспать. Даже ценой ужина и совещания. Почему бы и нет? Ему нужен был сон, а не пища или вся эта бесплодная говорильня.

Снайдер поднялся на третий этаж. Проходя мимо палаты, где находился Льюк, подумал о нем. Какой все же он везунчик! Сейчас о чем-нибудь размышляет или читает и абсолютно безразличен ко всем этим марсианам, снующим по всему миру…

Счастливый, прекрасно приспособившийся к ситуации человек. Все же кто из них свихнулся, Льюк или все остальные?

И кроме всего прочего, у Льюка была Марджи.

А ведь он заслуживал того, чтобы его бросили на растерзание всем этим психиатрам, которые принялись бы экспериментировать над ним и попытками своего лечения быстро низвели бы его до общего для всех убогого уровня или же повернули бы его форму помешательства в менее благоприятную сторону.

Да, он вполне заслуживал этого, но доктору Снайдеру недоставало решимости поступить с Льюком подобным образом.

И он отправился в свою комнату, где ночевал, когда по какой-либо причине не желал возвращаться домой. Закрыл дверь.

Потом позвонил жене:

— Не жди меня сегодня, дорогая. Я не приеду на ужин.

— Что-нибудь случилось, Элликотт?

— Нет, просто замотался. Попытаюсь вздремнуть, хотя бы на пару часиков. А еще лучше проснуться только завтра утром.

— А как же твое совещание сегодня вечером?

— В нем нет необходимости. Но если вовремя проснусь, все же поеду, а потом оттуда — прямо домой.

— Хорошо, Элликотт. Марсиане тут, у нас, сегодня просто невыносимы. Я приметила двоих, которые знаешь чем занимались?

— Ради бога, дорогая. Не надо о них. В следующий раз расскажешь. До встречи, любимая.

Положив трубку, взглянул в зеркало, отразившее мрачное лицо одержимого — его собственное. Набрав номер, позвонил секретарше:

— Дорис? Меня нет ни для кого, ясно? Не беспокойте меня ни по какому поводу. Если кто-то позвонит, скажите, что я уехал.

— Хорошо, доктор. И надолго это?

— Я сам вам позвоню. Если не объявлюсь до конца вашей смены, передайте все это Эстелле. Спасибо.