Экзотические птицы - Ирина Степановская

— Если б вы только знали, как смотрели на меня люди в Музее-квартире Пушкина! — вдруг засмеялся он, вспоминая. — Школьники трогали меня руками. Они думали, что сейчас будет сниматься какой-то фильм, а я загримированный актер. Билетерши же полагали, что я какой-то дальний родственник поэта, какой-нибудь праправнучатый племянник, инкогнито приехавший из-за границы.

— А ты что говорил? — спросила Тина.

— Говорил как есть. Что я действительно прибыл из-за границы, но что родился недалеко от Баку, а по национальности — армянин. А когда я гулял по набережным, закинув на плечо клетчатый шарф, — с гордостью продолжал Ашот, — на меня оборачивался каждый второй прохожий! А иногда и каждый первый! Как я могу покинуть такое культурное место?

— Так что тебе понравилось? — не поняла Тина. — Ведь ты-то не Пушкин! И между прочим, я, когда на тебя смотрю, совершенно забываю об этом сходстве!

— Это и не важно, дорогая! Я и сам, естественно, не воображаю себя великим поэтом. Но я не смогу больше уехать из страны, в которой даже в век компьютерных страшилок до сих пор учат в школе наизусть то, что написал человек с моей внешностью, убитый на дуэли сто шестьдесят шесть лет назад. Я раньше думал, что это чепуха, это не важно. А посмотрел в Америке на племянников и понял — нет, важно. Я хочу, чтобы мои дети учились в нашей школе. Чтобы по крайней мере они знали, на кого похож их папа!

Ашот и Тина захохотали. Причем оба еще держались за бока, чтобы не было больно от смеха.

— Ну а если серьезно, — сказал Ашот, отсмеявшись, — и правда нигде на свете больше не найти таких городов, таких людей, как мы с вами! Подонки не в счет, они есть везде. И еще знаете, как говорят англичане? «Права она или не права, но это моя родина». А еще, вы будете смеяться, я там ходил и думал: «Вот я уже не даю наркоз, не выхаживаю больных больше двух лет. То есть не занимаюсь тем, что люблю. И может быть, никогда больше не смогу этим заниматься, если уеду туда. А я ведь с ума от этого сойду! Или сопьюсь, или повешусь!»

— Дай я тебя поцелую! — сказала Тина.

— Ах вы, голубки! — раздались одновременно два голоса возле двери в тот самый момент, когда она губами прижалась к его щеке. Тина скосила глаза, в проеме стояли Аркадий Барашков и его жена Людмила.

— Приехал и сразу девушек соблазнять! — погрозила она пальцем Ашоту. — Ишь ловелас! — За ее фигурой в дверях показалась еще и Тинина мать.

— Очень хорошо, что много народу! — сказала она. — Сейчас устроим банкет. Валечку разрешили на той неделе забрать домой! У меня с собой уйма продуктов! — Эти слова были встречены взрывами одобрения и восторга, и еле заметная заминка произошла только тогда, когда решали вопрос, где накрывать стол. Тинина палата была для этого слишком маленькой.

— У меня в кабинете! — сказала Мышка. — Там места хватит. Накрывайте на десять человек!

— А кто еще будет? — спросил Барашков.

— Нас вместе с мамой Валентины Николаевны — шестеро. Обещали приехать Татьяна и мой отец. Плюс Владик Дорн. Десятое место на всякий случай!

Одна только Тина заметила, как чуть-чуть покраснело смуглое лицо Ашота при упоминании о Татьяне.

Людмила быстро собралась и убежала за тортом и фруктами. Тинина мама с Мышкой ушли обследовать местность с целью решить, как лучше поставить стол. Владик Дорн ходил по отделению чернее тучи. Его ужасно раздражало постоянное присутствие здесь посторонних людей. Положение с его женщинами было все так же неопределенно. Алла, хоть и прервала беременность, с ним не разговаривала. Лицо у нее посерело, сама она ссутулилась, похудела, а ее прекрасные от природы светлые волосы вычесывались по утрам пугающе объемными тусклыми прядями. Она, не желая, чтоб Дорн это заметил, каждый раз украдкой снимала их с расчески и выбрасывала в мусорное ведро, но он все равно увидел. У Райки же пузо уже чуть не лезло к подбородку, и она с завидной регулярностью требовала у него деньги.

«Если рассосется все с Райкой, не буду больше заводить любовниц! Никогда!» — думал он все эти дни.

Тинина мама разбирала сумки в палате. Маша убирала все со своего большого стола и попросила медсестру Раю принести из большой комнаты тарелки, ножи и вилки. Ей казалось, что в последнее время Рая сознательно избегает ее. Как только Маша появлялась в коридоре, Рая вставала со своего поста и тут же уходила в палаты.

«Удобный момент будет с ней поговорить», — подумала Маша и, когда Рая, нагруженная посудой, вошла, без обиняков спросила:

— Скажи мне как заведующей отделением, Рая, ты скоро собираешься уходить в декрет? Мне ведь надо подыскивать тебе замену!

— Какой декрет? — сделала Рая невинное лицо. — Я никуда не собираюсь!

Мышка растерялась.

— Но ведь… уже видно… У тебя срок подходит! — наконец нашла она наиболее деликатное выражение.

— А может, я просто поправилась! От хорошей жизни! — Рая нагло смотрела ей в глаза. Мышка, в общем, совершенно не желала ей ничего плохого, не имела к ней никаких претензий. Как работница Рая ее удовлетворяла. Она была девушка аккуратная и исполнительная. Сейчас же Маша почувствовала со стороны Раи враждебность. «Может, это из-за ее положения?» — подумала она.

— Ну-ка сядь! — сказала она. — Постарайся рассказать правду. В чем дело? Почему ты не собираешься уходить в декрет?

В голубеньких глазках Раи мелькнула какая-то затаенная мысль. «Ну что ж, придется воспользоваться случаем и нафискалить, — подумала она. — Глядишь, может, и обернется для меня какой-нибудь пользой».

— Как уходить в декрет в моем положении? — плачущим голосом начала она. — Когда некоторые доктора девушку забеременели, а материально помогать не хотят! Придется ребеночка родителям на воспитание сдать, а самой работать, деньги зарабатывать! Не помирать же с голоду!

— Доктора? — переспросила Маша. — Я не спрашиваю, кто именно, но неужели из нашего отделения?

— Да, есть тут такие! — Рая полезла в карман за платком, задела за край постеленной скатерти и неловко свалила на пол ножи и вилки.

«Две вилки и три ножа, — машинально отметила Мышка. — Будут гости, да еще в таком количестве! Кто же может прийти?»

Рая полезла под стол собирать предметы. Живот уже здорово мешал ей, и поэтому она стала опускаться на колени.

— Иди, пожалуйста! — сказала ей Маша. — Я сама подниму. И надо подумать, что же тебе все-таки делать. Идти или не идти в декретный отпуск.

Рая вышла с таким видом, будто хотела сказать: «Что ж тут еще можно придумать, когда кругом одни крокодилы… Каждый может обидеть бедную девушку».

«Кто же это? Дорн или Аркадий? — думала Мышка, перемывая под краном ножи и вилки. — Кто бы ни был, крайне непорядочно!» — осудила она все мужское племя. И как ей ни хотелось думать, что виновник происшедшего с Раей все-таки Барашков, сердце с сожалением подсказывало ей, что отец будущего ребенка — Дорн.