Прогулка по висячему мостику - Екатерина Трубицина

— Мне, вообще-то, пора… — растерянно промямлил Генка, когда Ира вернулась в гостиную.

— Я проведу тебя, — сказала она ему, а потом обратилась к Зиву и Лоренцу. — Ребятки, помогите, а то я плохо помню, куда надо-то.

— Ира, сядь, — промурлыкал Лоренц. — Мы сами его проведем.

— Он что-то сказал? — неуверенно поинтересовался Генка.

— Да, — ответила Ира. — Он сказал, что они с Зивом сами тебя проведут.

— Так меня ведь за руку протаскивать нужно.

— Я думаю, за руку не понадобится. Лоренц и Зив — стражи прохода. Просто откроешь дверь и выйдешь, когда они тебе кивнут, — объяснила ему Ира, а потом спросила Зива и Лоренца, — Я правильно ему сказала?

— Да, — подтвердил Зив, и они оба кивнули.

— Ну, я пошел… Пока.

Генка направился в сопровождении Зива и Лоренца к лестнице в цоколь.

— Ген, — окликнул его Женечка. — Спасибо, что примчался.

— Да не за что, Женич. Я, конечно, все понимаю, но все ж, постарайся себя вести поприличнее.

— Постараюсь, Ген. Как пройдешь — звякни. Хорошо?

— Звякну. До встречи, ребята!

Генка скрылся внизу, а через минуту запел Женечкин мобильник.

— Все хорошо. Я — на месте, — услышала Ира Генкин отдаленный голос из трубки.

Глава 38

Тонкости ощущения различий

— Ир, прости меня, — тихо сказал Женечка, едва она легла рядом.

— О господи! Жень! Я думала с крутыми разборками наконец-то покончено!

— Генка-то на сто процентов прав… — будто не слыша ее, продолжал Женечка. — Самому тошно…

— Жень, по-моему, тошно-то тебе заранее было, вот и потянуло на «подвиги», — Ира почувствовала, что ему нужно выговориться.

— Ирка, неужели ты действительно понимаешь?

— Не знаю… Некоторые вещи можно до конца понять, только пережив подобное. Да и то, скорее всего, поймешь лишь по-своему.

— А ты не думала, что понимание этого и есть настоящее понимание?

— Да… Наверное…

— Знаешь, я за время своей жизни столько мелких пакостных гадких мерзостей наделал…

— Ну, Жень! На это у тебя времени имелось более чем достаточно.

Женечка горько усмехнулся:

— Да. Пожалуй, слишком много… Ирка, спасибо тебе!

Женечка крепко прижал ее. Ира подняла на него глаза. На его щеках блестели слезы.

— Жень! Да ты, никак, рыдать собрался!? По-моему, мелкие шалости, даже очень гадостные не стоят того, чтобы их оплакивать.

— Знаешь, Ир, у меня в голове не укладывается то, что ты сегодня Генке сказала.

— А-а, ну ясно! Это слезы умиления!

— Ирка, я серьезно. Ко мне здесь никто никогда так не относился. Генка — он действительно друг, готовый прийти на помощь в любую минуту, независимо от того, угрожает ли мне действительно смертельная опасность или я тупо запутался в очередной мерзости, типа сегодняшней. Он, вроде как, и понимает, что и обычную-то по продолжительности жизнь прожить идеально невозможно, а когда тебе все это уже триста раз, как осточертело, так тем паче. Вытащит, помоет-почистит, душеспасительную мораль прочтет… И вроде даже понимает, что меня не разнообразия ради во все тяжкие потянуло, — Женечка усмехнулся. — Хотя, нет. Во все тяжкие как раз таки разнообразия ради и тянет… — Он немного помолчал. — Ир, я невыносимо завидую тем, кто живет только потому, что его родили. Тем, кто если и задается вопросом о смысле жизни, то очень ненадолго и чаще всего под действием алкоголя. А не найдя вразумительного ответа, забывает о проблемах высоких материй. А тут, с одной стороны, вроде как, прекрасно знаешь, что ты здесь делаешь, а с другой… Да на кой хрен все это надо! Так бы и нажал на какую-нибудь ядерную кнопочку, чтоб взлетело это все раз и навсегда в тартарары! Знаешь, Ирка, с этим миром изрядно перемудрили. И никто понятия не имеет, что со всем этим делать. Пока там — представляют себе нечто созерцательно-мечтательное и очень отдаленно напоминающее то, что есть здесь на самом деле. А когда сюда попадают, в самом лучшем случае начинают нести всякую чушь о спасении души. А ведь подавляющему большинству и спасать-то, по сути, нечего — сдохнут и развеются как дым. И абсолютно по барабану чего здесь вытворяли.

— Жень, но ведь не все? Ты сам говорил, что потенциально у любого есть шанс сохранить себя.

— Да, потенциально есть. Но чтобы его использовать, образно говоря, недостаточно любить ближнего, ставить в церкви свечки и читать Отче наш. Так что эта потенциальность на родившихся именно здесь, как это ни печально, вовсе не распространяется. Я не удивлюсь, если таковых не было за всю бытность Вселенной. Да я в этом полностью уверен.

— Жень, но если даже так — жизнь ведь прекрасна!

— Прекрасна? Очень может быть… Рай для мазохистов! Немыслимые наслаждения болью и страданием на любой вкус, в любом объеме и совершенно бесплатно! Ир, всё многообразие живых существ здесь удерживает лишь инстинкт самосохранения, выраженный страхом смерти. Отмени его, и тут же начнется массовая эвакуация. Даже те, кого за пределами этого мира ждет небытие, драпанут отсюда, только их и видели.

— Но ведь для чего-то этот мир все ж существует?

— Хорошая мысль! Ир, может, вспомнишь?

— Что вспомню?

— Ну, Ир, ты тоже имела к утверждению его существования самое непосредственное отношение. А потом, тебе, как, впрочем, и многим, сие творение быстро наскучило. Это меня не удивляет. Меня удивляет другое: чего ты опять здесь забыла? Почему с таким упорством добивалась полноценного воплощения именно в человеке? У тебя ведь получилось только с девятой попытки?

Ире стало жутко не по себе, и она поспешила вернуть разговор в ранее наметившееся русло:

— Жень, по-моему, ты просто впал в черную депрессию.

— Я? Нисколько! По крайней мере, не впал. Я в этом настроении живу уже много сотен лет. С самого того момента, как начал понимать, кто я и что здесь делаю. Сейчас я всего лишь стараюсь тебе объяснить, почему считаю, что ты меня поняла как никто, а главное — как никто поддержала. Почему, как Генка говорит, дуркую периодически, а точнее, почему иногда не могу сдержаться. Ир, творить незнамо что, вот уже как третье тысячелетие непреодолимо тянет.

— Жень, а по-моему, ты себя сильно переоцениваешь.

— В смысле, переоцениваю?

— Эка невидаль, подружку любовницы по случаю трахнуть! Можно подумать — ты первый! Ну прям оригинальнее некуда! Знаешь, при таком отношении к бытию земному можно и что-нибудь покруче придумать!

— Покруче? Покруче слишком круто для бытия земного будет. Не стоит оно того.

— Жень, а у тебя есть с чем сравнивать? Может, не так уж и плохо оно все? Вроде ж как этот мир по образу и подобию божеского сотворяли.

— Тебе виднее, — усмехнулся Женечка.

— Жень, запарил ты со своими многозначительными намеками! Я, конечно, могу умозрительно представить, что я какая-то там высшая сущность, которая в сотворении жизни самое непосредственное участие принимала, но для меня это так и останется несусветным бредом, которым, по сути, это все и является.

— Ой, Ирочка! Если б ты могла это все представить лишь умозрительно, ты бы сейчас не тряслась тут, как Курильские острова во время извержения всех вулканов разом. А насчет бреда я с тобой полностью согласен. Последнее время ты почти постоянно бредишь: с кошкой и собакой разговариваешь и даже слышишь, как они тебе отвечают, прослушиваешь музыкальные композиции в исполнении объекта недвижимости, а еще воображаешь, будто открываешь запертую наглухо дверь в своем подвале и попадаешь в самые разные точки земного шара. И, надо сказать, так уверено воображаешь, что это в действительности происходит! Ир, тебя это все на некоторые мысли не наталкивает? Тебе не кажется это странным?

— Знаешь, делать все это настолько же странно, как и не делать. Ты, между прочим, можешь все то же самое и еще целую кучу всего, чего я не умею.

— Ир, а представь, я бы тебя обо всем этом не далее, как в прошлом году проинформировал бы, ведь точно сказала бы: бред!

— Жень, я не исключаю того, что мы, то есть люди, о мире, в котором живем, вопреки нашему мнению, знаем далеко не всё.

— А о самих себе и того меньше. Ты со мною не согласна?

— Согласна, конечно.

— Так почему для тебя сложно принять идею, что ты — один из творцов сего мира.

— Почему же сложно? Я ж тебе сказала: чисто умозрительно я могу себе это представить. Воображение у меня очень богатое. Жень, к тому, что происходит, даже если это выходит за рамки общедоступного восприятия, пусть это поначалу и шокирует, со временем привыкаешь и начинаешь относиться, как к должному. В конце концов, это тоже часть этого мира, пусть и скрытая от большинства. Невозможно принять то, что лежит за пределами этого мира. Не в одном из миров, параллельных этому, а вообще за пределами.