Зомби - Клайв Баркер

Когда солдаты бросились на толпу безоружных крестьян, Брид бежала в горы и целый день пряталась в зарослях дрока. Под покровом ночи она спустилась с гор на поляну возле замка, где были оставлены на всеобщее обозрение тела убитых. Она неистово обследовала труп за трупом, пока наконец не нашла то, что искала, — тело мужчины, у которого были целы все конечности. Потом — Бог даровал ей силу или дьявол, кто знает, — она выволокла этот труп с поляны и дотащила его до своей пещеры в горах.

Там, в пещере, она совершала ритуалы и произносила заклинания, которые не смог бы понять ни один специалист по древнекельтским языкам. Она нашла и собрала особые травы, заварила их в чайнике на маленьком огне и омыла отваром труп мужчины. И наконец, когда луна достигла той точки на небе, которая означает наступление полуночи, конечности мужчины начали дрожать и дергаться и глаза его открылись.

Старая Брид Кэппин взвыла от удовольствия.

Она создала марб бхео, и этот оживший труп подчинялся ее воле.

В древние времена считали, что месть может настигнуть обидчика через друида, мужчину или женщину, который оживит тело несправедливо убиенного. Старая Брид Кэппин приступила к осуществлению мести.

Она послала оживленное тело убитого мужчины выполнить страшную задачу. Как-то вечером, когда лорд Машерамор, барон Лиры и Лиснараха, собирался подняться на борт корабля, отплывающего из гавани Корка в Англию, на него напал и буквально разорвал на части мужчина, которого впоследствии никто не смог описать. Полицейские и солдаты клялись, что стреляли в нападавшего и попали в него несколько раз. Местный судья отнесся к их показаниям с иронией, так как нападавшему удалось скрыться, а на брусчатке набережной никакой крови, кроме благородной крови лорда Машерамора, не было.

Следующим был капитан гусар, на него напали в его собственной квартире в казармах Маллоу. Капитана тоже разорвали на части. Нападавший обладал неимоверной силой и несгибаемой целеустремленностью, так как, чтобы попасть в квартиру капитана, он проломил каменную стену и разогнул железные прутья решетки. Многим солдатам-ветеранам, которые прошли через кампании в Индии и Африке, стало дурно, а некоторые попадали в обморок, когда нашли то, что осталось от их капитана.

Дальше — майор Фэрран, смотритель лорда Машерамора. Его очередь настала, когда он вечером прогуливался по поместью с двумя своими великолепными гончими. Фэрран был крепким мужчиной и ничего не боялся ни в этой жизни, ни в загробной. Во всяком случае, он этим хвастал. Фэрран носил за поясом два пистолета, а по бокам от него бежали гончие, не просто для компании. Эти псины славились тем, что могли по команде хозяина разорвать человека. Крестьяне ненавидели майора Фэррана. Он знал об этом, и кому-то такое может показаться странным, но ему это нравилось. Ему нравилась атмосфера страха, которую он создал вокруг себя. Но майор был достаточно умен, чтобы соблюдать меры предосторожности на случай, если на него нападет кто-нибудь из его ненавистников.

В тот вечер ему не помогли ни пистолеты, ни собаки.

Потребовалось целых три дня, чтобы собрать на забрызганной кровью тропинке останки Фэррана. А доктор признался, что он не в состоянии отличить куски плоти майора от плоти его разодранных в клочья собак.

И все это время Брид Кэппин монотонно произносила заклинания в своей пещере в горах.

Она не удовлетворилась непосредственной местью тем, кто был причастен к убийству крестьян в поместье Машерамор. Брид Кэппин была одержима желанием заставить расплатиться за смерть своих односельчан и родственников всех, кто связан с родом Машерамор. Месть стала для нее всем: ее страстью, целью ее существования. А марб бхео стал орудием ее мести.

Еще много лет после этих событий люди говорили о безумной Брид Кэппин, которая, одержимая идеей мести, бродит под покровом ночи по горам Боггера в компании оживленного ею трупа.

Отец Дохени внезапно прервал свой рассказ, а я остался сидеть с открытым ртом на краешке стула.

— Это просто фантастическая история, святой отец, — запинаясь, вымолвил я, когда до меня наконец дошло, что рассказ подошел к концу. — А лорд Машерамор существовал на самом деле?

Старик не ответил, просто сидел и не отрываясь смотрел на огонь.

Я поежился, тлеющий в очаге торф не согревал маленькую комнатушку.

— Вы могли бы приехать к нам в студию в Корке и рассказать в программе о марб бхео? Мы, конечно, заплатили бы вам определенную сумму.

Тут я спиной почувствовал сквозняк.

Обернувшись, я увидел, что дверь в коттедж открыта. К моему удивлению, в дверях я увидел старушку, которую повстречал в букинистической лавке. На сером фоне дверного проема вырисовывался ее сгорбленный черный силуэт. В горах поднялся ветер, старушечье платье викторианской эпохи развевалось и хлопало подолом, как крылья черного ворона.

— Больше вам здесь делать нечего, — властно сказала она скрипучим старческим голосом.

— Я здесь, чтобы увидеть отца Дохени, — сухо отреагировал я и в поисках поддержки посмотрел на старого священника. — И по вашему, кстати, совету, — словно оправдываясь, добавил к этому.

Старик, кажется, задремал на своем жестком стуле с высокой спинкой — челюсть его опустилась на грудь, а глаза закрылись.

— Ну, так вы его и увидели. Он говорил с вами. А теперь уходите!

Я растерянно смотрел на старуху, меня просто потрясла ее грубость.

— Я склонен думать, что в этом доме не вам указывать, что мне делать, мадам, — недобро заметил я.

Рот старухи под вуалью открылся, и вслед за этим последовало такое жуткое хихиканье, что у меня волосы на затылке зашевелились.

— Здесь распоряжаюсь я. — Старуха засопела, восстанавливая дыхание после приступа веселья, если только эти мерзкие звуки, которые она издавала, свидетельствовали о веселье.

— Вы хотите сказать, что вы экономка отца Дохени? — Я не смог скрыть своего удивления, так как старуха, судя по ее виду, вряд ли была способна донести чайник от очага до стола, не говоря уж о других функциях, которые должна выполнять экономка.

Она снова хихикнула.

— Уже поздно, юноша, — наконец сказала она. — Я на вашем месте поторопилась бы. Ночью над этими горами витает зло. Надо быть осторожным.

Старуха протянула костлявую руку, жестом предлагая мне покинуть дом.

Я снова посмотрел на отца Дохени, но он даже не шелохнулся, тогда я собрал свои записи, встал и с независимым, насколько это было возможно, видом надел куртку.

Старуха проигнорировала меня, когда я с ней попрощался, — она просто отступила от двери в сторону.