Персидская гробница. Тигровая Луна. Ребе едет в отпуск - Джеймс Мэйо

— Интересно, — кивнул Иш-Кошер, — и нелепо, и видна логическая связь, но нет ничего, за что я могу ухватиться и завести дело. — Он казался разочарованным.

Адуми хитро улыбнулся.

— Ты не можешь, но могу я.

— Ты хочешь сказать, что пойдешь и…

Адуми с сожалением покачал головой.

— Пока нет. У меня не хватает данных. Но если в поисках Виктори-стрит тогда бродил Стедман, это нам поможет. Есть еще записка младшего Стедмана в почтовом ящике Мевамета.

— А что с ней? — Помнишь, что там было написано: «Вернулся, как обещал». Это может означать то, что он объяснил, а может, и другое.

— Например?

— Ну, — сказал Адуми, — предположим, он и раньше имел дела с Меваметом, а потом они поссорились, и он сказал: «Слушай, я этого не забуду, я вернусь!»

— Но раньше ты думал, что Мевамет погиб по ошибке и что террористы против него ничего не имели.

— Да, но теперь у нас есть другие факты, и возможно, Мевамета не случайно… Надо тщательно проверить его деловые записи и поспрашивать людей из магазина.

— Попробую, — решительно пообещал Иш-Кошер.

— Это даст нам мотив.

— Понимаю. И это тебе поможет?

— Это плюс еще проверка моих людей, — ответил Адуми. — В нашем деле никогда не знаешь, кому доверять. Все эти люди могут быть агентами и все же работать на нас. Надо проверить.

— Понятно, — сочувственно кивнул Иш-Кошер.

Некоторое время они сидели молча. Иш-Кошер решил, что разговор закончен, но потом вспомнил, что Адуми собирался что-то обсудить.

— Авнер, ты просто хотел все это выяснить? — спросил он. — Или хотел мне что-то сказать?

— Да, хотел. Мне сообщили, что американцы сочтут большой любезностью, если мы не будем мешать Стедманам уехать из страны. Для этого Стедман и ездил в Тель-Авив.

Иш-Кошер поразился:

— То есть он ездил заявить протест в посольстве?

— Протест — слишком сильно сказано. Он с кем-то говорил, а тот шепнул нашим…

— Погоди, дай разобраться, Авнер, — попросил инспектор. — Значит, если мы выясним, что Рой Стедман убил Мевамета, то американцы вынудят нас закрыть это дело?

— О нет! Если мы докажем, что он нарушил наши законы, выгораживать его не станут. Сейчас у нас есть данные, которые могут привести к такому доказательству, но их слишком мало.

— И что ты думаешь делать? — спросил Иш-Кошер.

— Твои люди могут что-нибудь раскопать, но это займет время. Пока что дело не продвигается. Возможно, если они начнут действовать…

— А если нет? Мне что, просто послать паспорт Стедмана по почте с извинениями?

— Думаю, надо их слегка подтолкнуть.

— Это как?

— Представь, — сказал Аду ми, — что мы слегка потянем за один конец цепочки. Это вызовет реакцию на другом конце, не там, где Рипеску, — та уехала, — но там, где Абдул. В его группе есть некая Лейла М’Зуми. Пусть твои люди с ней поработают…

Глава 39

Ребе Хьюго Дойч, в пижаме и халате, направился к плите за второй чашкой кофе, а жена, в ночной рубашке и халате, спросила:

— Дорогой, не пора ли тебе одеваться? Ты же не хочешь опоздать на заседание совета.

— Я не иду, решено, что сегодня я останусь дома. Думаю, они хотят обсудить вопрос о моей постоянной работе. Поэтому я взял выходной и пропущу миньян.

— Тогда почему бы нам не попить кофе на террасе? Там так тепло, такой дивный воздух! — Она распахнула дверь на улицу и остановилась на пороге с чашкой в руке.

— Дует ветер с моря, это запах океана.

— Весна в Новой Англии… Хьюго, я никогда так ей не наслаждалась.

— Ну, Дарлингтон был фабричным городом, и весна там пахла дымом и серой.

— Ага… Ах, Хьюго, я так рада, что мы остаемся. Я боялась, что ты заупрямишься.

— Минуту, Бетти. — Он принес свою чашку и сел рядом с ней в кресло на террасе. — Я не изменил решения, я просто сказал, что рад буду остаться, если ребе Смолл не вернется.

— Но ты говорил…

— Сегодняшнее собрание? Они решают, нужен ли я им, если ребе Смолл не вернется.

— То есть Дрекслер сказал тебе, что им нужен Смолл, а ты — просто запасной вариант?

Он отпил кофе.

— Нет, мне кажется, будь мы с ним на равных, выбрали бы меня. Но официально это его место.

— Это они так считают или ты?

— Это я так считаю, — буркнул ребе. — Я не собираюсь отнимать у человека место.

Жена прикусила губу, чтобы удержать сердитые слова, которые так и рвались наружу. Она знала, как реагирует ее муж на возражения, если заупрямится. Затем ее лиг прояснилось, и она улыбнулась.

— Ведь эта работа для тебя совсем легкая, верно?

— Это просто отдых. Я все думал, почему здесь куда лучше, чем в Дарлингтоне? Думаю, дело еще и в деньгах. Доходы раввина зависят от общины, вернее, от совета, он считается работником на жалованьи. Так как платят ему только члены совета, то у них, образно говоря, и кнут в руке, и совершенно естественно, что иногда этим кнутом хочется щелкнуть. Но они знают, что я-то на пенсии и не нуждаюсь в их деньгах. Поэтому положение мое несколько иное.

— О, не думаю, что дело только в этом. Просто они более приятные люди, чем община в Дарлингтоне.

Ребе покачал головой.

— Тут я с тобой не согласен. Эти люди состоятельнее, но свое положение они укрепили за последние десять — двенадцать лет, и только. Те прелестные домики, в которых мы с тобой бываем, заложены и перезаложены. И вообще я замечаю здесь признаки непорядочности, чего не было в Дарлингтоне. К примеру, то, что ребе Смолл не получает жалованья, пока он в Израиле.

— Да, но ты сказал, что так решил он сам.

Ребе Дойч кивнул.

— Так мне сказали. Но ты же знаешь, как бывает: человека загоняют в угол, и у него не остается выбора. Правильней было бы вообще об этом не говорить, а посылать ему чеки.

— И это тебя беспокоит? Поэтому ты не хочешь принять их предложение?

— Нет, за себя я не беспокоюсь, мне жаль бедного Смолла. Может, это с моей стороны неприлично, но я наслаждаюсь ситуацией. Видишь ли, сейчас у меня есть преимущество: я в них не нуждаюсь. Денег нам хватает, карьерой я не озабочен. Сколько я здесь пробуду, если останусь, — три года? Пять? Семь? Это в лучшем случае. Ты заметила, пока я здесь работаю, я ни разу ни с кем не ссорился, как это бывало каждую неделю в Дарлингтоне. Они знают, что если я займу какую-то позицию, то буду ее