Путь Никколо - Дороти Даннет

— На свете так много аппетитных жирных кусочков, — заявил ему Саймон. — Так зачем же брать в приданое тот, что так мерзко пахнет, когда горит? Я слышал, ты собирался завтра сбежать. Но, как видишь, мы все же смогли повстречаться.

Может, теперь они и называли его Николасом, но перед собой он по-прежнему видел того мальчишку, который принимал на себя побои.

— Грегорио сказал, что оставил вам все учетные книги.

— Грегорио? — переспросил Саймон, оглядываясь.

— Стряпчий в черном. Разумеется, он не знал, кто вы такой, — пояснил юнец.

Заметив мужчину в черном, Саймон дружески улыбнулся ему. Тот двинулся им навстречу.

— А, еще один преданный работник, от которого воняет мочой. Скажи ему, чтобы не подходил ближе, — велел Саймон. — Если, конечно, ты говорил о нем. Я никогда прежде не видел ни его самого, ни ваших злосчастных книг. А ты уверен, мой дорогой Николас, что ваш стряпчий сам не спалил их в огне? Такие вещи случались.

Грегорио подошел ближе и обернулся к юнцу, которого — прости, Господи! — был вынужден считать своим работодателем.

— Что он с ними сделал?

— Вероятно, бросил их в огонь, — отозвался Николас. — Этого господина зовут Саймон Килмиррен, что дает мне возможность повторить сказанное пару дней назад. Если он сделает попытку войти в любое из принадлежащих нам зданий или заговорить с любым из наших работников, или обратиться к самой демуазель против ее воли, тебе немедленно надлежит призвать мейстера Меттенея и мейстера Адорне.

Саймон с вызовом уставился в глаза этому фигляру. Огромные и белые, словно волдыри на почерневшем лице.

— Наверняка должно найтись какое-то оскорбление, что вынудило бы тебя вести себя как подобает мужчине, но клянусь Богом, я не в силах подыскать ничего подходящего. За всю свою жизнь, мейстер Грегорио, я никогда не встречал раба более низкого и недостойного, чем тот, что именует себя вашим хозяином.

С улыбкой он двинулся прочь, и никто не окликнул его. Он даже не повернулся, чтобы убедиться, смотрит ли юнец ему вслед.

Немного помолчав, Грегорио заметил:

— Полагаю, у тебя есть свои причины. Николас обернулся к нему.

— Сам не знаю, есть или нет. Но сейчас нас ждут дела поважнее, чем пустые ссоры.

— Учетные книги… — начал Грегорио.

— Они не являются незаменимыми. И если ты хочешь спросить, не он ли устроил этот пожар, то ответ, я не знаю.

— Но ведь ты попытаешься выяснить?

— Нет, это сделаешь ты, — возразил Николас. — Тебе помогут. Город очень серьезно относится к таким вещам. Но я не думаю, что мы узнаем правду.

— А как насчет займов? Залоги за кредиты и доход, который тебе понадобится, чтобы расплатиться…

— О, да, — согласился Николас. — Время выбрано самое неподходящее. Кто бы ни подстроил все это, он рассчитывал именно на такой исход. И, кроме того, рассчитывал, что половина из нас сгорит заживо. По счастью, никто не пострадал. И на самом деле, только это имеет значение.

К ним подошла демуазель вместе с дочерьми.

— Неужто он…

— Приходил выразить сочувствие? Не совсем. Мы поговорим об этом позже. А теперь посмотрим, что еще можно сделать.

Николас уехал в Женеву во вторник, лишь двумя днями позже, чем собирался изначально. Вместе с ним выехали наемные охранники, а также мулы и его собственные лошади, которых удалось вовремя вывести из конюшен. Также спасены оказались седельные сумки, которые были заранее сложены к путешествию. И еще он вез с собой (несмотря на самые суровые возражения) единственную повозку с тюками тканей для Жаака де Флёри.

Все то, что Марианна де Шаретти готовила в дорогу, осталось в Брюгге, ибо теперь, кроме этих одежд и безделушек, у нее ничего не осталось. Не могло быть и речи о том, чтобы ей пускаться в дорогу. Сперва вместе с Грегорио они решили, что и Николас тоже никуда не поедет.

Впрочем, в ту самую длинную ночь в ее жизни размышлять об этом особо не было вымени. Друзья проявили гостеприимство, приняв под свой кров обездоленных. Один из бургомистров в ночном колпаке явился, ведя за собой городских лекарей, чтобы поухаживать за пострадавшими.

Вокруг дымящихся развалин выставили охрану, чтобы затем, когда пепелище остынет, посмотреть, нельзя ли спасти оттуда еще хоть что-то стоящее. Меняла Винрик вместе с друзьями терпеливо ожидал возможности проникнуть в ту часть дома, где надеялся отыскать в запекшихся слитках серебро из ее сундуков. Завтра монетный двор пришлет своих чиновников, и она получит обратно часть стоимости серебра. Все прочее — залоги и долговые расписки, — все исчезло в дыму. И все припасы красильни, если не считать пары мешков с самыми ценными красками, которые Хеннинк выволок на себе.

Затем на рассвете они с Николасом и Грегорио, почерневшие и измученные, собрались в их чудесном, до сих пор не проплаченном до конца убежище на улице Спаньертс, и уселись вокруг стола с мисками горячего супа, и принялись говорить.

Возможно, не самый разумный ход, но Марианна де Шаретти слишком устала, чтобы заснуть, и решила, что заслуживает права изгнать худшие свои страхи тем, что поговорит с людьми, которые готовы выслушать и помочь ей.

Грегорио, не уставая поражаться странности их отношений, наблюдал, как Николас принимает все решения, исподволь убеждая демуазель в том, что это именно то, чего желает она сама. До майской ярмарки оставалось меньше двух недель, но кое-что еще можно поправить. Из Лувена доставят товары на продажу. Гильдия откроет кредит для закупок, а возможно, также предоставит какие-то помещения. Красильные мастерские нельзя было открыть ни на улице Спаньертс, ни в других местах, где Николас приобрел недвижимость. Однако здесь, в этом особняке, сейчас смогут разместиться они сами, а в других домах найдут приют работники. Для жилья можно использовать и винную таверну. Те же, кому не хватит места и работы, поедут в Лувен.

Отделение в Лувене не будет распродано, а наоборот, укрепится под началом Кристофеля. В Брюгге, напротив, не имеет смысла восстанавливать всю слишком разветвленную и разбросанную сеть их малых владений.

Они должны стремиться к качеству, сосредоточившись лишь на окраске тканей, ссудном и меняльном деле. Их красильни должны стать лучше, чем во Флоренции. В ссудной конторе — выдавать деньги под залог драгоценностей, которые не требуют больших площадей для хранения. Также предоставлять займы под высокие проценты.

Именно таков, насколько мог судить Грегорио, был план Николаса. Он начал это понимать еще задолго до пожара.

— Ты говоришь о банковском деле, в соединении с торговлей предметами роскоши, — промолвил Грегорио. — Не имею ничего против этого. Но откуда мы возьмем деньги, чтобы развернуться? От тебя зависит множество людей. Ты влез долги за всю эту недвижимость. Сгорели ткани, принадлежавшие покупателям: люди будут рассчитывать получить свои деньги обратно, а также за ткани, проданные в кредит. Сгорели все обеспечения ссуд. Отныне все займы пошли в убыток, а те, кто захочет вернуть свое добро, выставят против нас иски. Ты закупал в кредит оружие. Наемники еще могут обойтись нам куда дороже, чем то, что им пока удалось заработать. И если твой капитан будет взят в плен или потерпит поражение, то придут требования о выкупе или о компенсациях. Ты не сможешь заменить погибших наемников, утраченных лошадей и доспехи, а, стало быть, и выполнить все условия контракта, либо потеряешь всякую надежду заключить новый. Это огромный риск теперь, когда ты остался без всякой поддержки.