Эта покорная тварь – женщина - В. Гитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После нее пришла,, как требует того порядок, следующая по достоинству (просто сказать — приореса) и, приняв милость, уходя, нежным голосом пропела слова из молитвы «Тебя, Бога, хвалим».
Третья спела: «Праведный, о Господе, возрадуемся».
Четвертая: «Возликуем все»...
Пономарь же. наконец, исчерпав все свои силы, расколотил дверь, вышел и страшно завопил: «Мне это чересчур...» и прочее и прочее. Тогда
остальные монахини, зовя его обратно, стали кричать: «Кто же даст нам милость?»
ГЕНРИХ БЕБЕЛЬ. Фацетии. 1508 г.
------------------------------------------------------------------------------------------------------
КСТАТИ:
Самой дерзкой и отчаянной проделкой монахинь всех времен и народов считается следующая. В 855-м году на ватиканском престоле под именем Папы Иоанна VIII оказалась монашенка из Майнца по имени Гильберта, ловко выдавшая себя за мужчину.
С тех пор в церемонию избрания Папы Римского был включен обязательный элемент: проверка гениталий.
А что касается самого разнузданного разврата, который царил в женских монастырях, то о нем свидетельствуют не только средневековые авторы, которых можно заподозрить в сгущении красок, но и судебные архивы, в которых факты изложены с холодной сухостью юридического протокола.
Из одного документа, датированного 8-м сентября 1327 года, явствует, что по окончании разбирательства дела монастыря бенедиктинок Кельнский епископат вынес решение о сожжении данного монастыря, «как гнездилища дьявольской ереси и греховного искуса; и срытии его под корень с лица земли».
Что же послужило основанием для столь сурового приговора?
...На высоком берегу Рейна, неподалеку от Кельна, стоял, основанный в XI веке монастырь, где послушницами были самые знатные девушки княжества, отказавшиеся от радостей суетного земного бытия.
С некоторых пор эта святая обитель стала пользоваться дурной славой — именно с тех пор, когда на противоположном берегу Рейна появилось множество роскошных замков, владельцы которых, вместе со своими гостями и вассалами, стали уж очень часто садиться в переполненные лодки и переправляться на тот берег, где ими же был сооружен причал...
В такие вечера крестьяне из ближних сел и рыбаки могли слышать вместо песнопений звуки вполне светской музыки и пьяные крики, доносившиеся из-за монастырских стен. А в весеннее и летнее время в роще за монастырским холмом можно было и увидеть пирующих рыцарей в обществе полубнаженных красавиц.
Дурная слава монастыря, разумеется, не была секретом для церковных и светских властей, но никакой заметной реакции она у них не вызывала.
Но вот, вскоре после назначения нового епископа, происходит событие, буквально всколыхнувшее весь край...
Один крестьянин, бродя в окрестностях монастыря, случайно
обнаружил подземный ход. То ли из любопытства, то ли надеясь найти там какие-либо сокровища, он берет лопату, фонарь и входит в заброшенный подземный коридор. Вскоре он попадает в квадратный зал с низким сводчатым потолком и замирает в ужасе, увидев груду полуразложившихся младенческих трупиков.
Выронив лопату, крестьянин бросился наутек.
Как явствует из протокола допроса, он, выбравшись на поверхность, долго раздумывал о том, что предпринять дальше. Перед ним открывалось два пути. Первый, греховный, состоял в том, чтобы пойти к настоятельнице монастыря, рассказать ей о своем открытии и получить от нее за дальнейшее молчание немало звонкого золота. Второй путь более приличествовал честному христианину, и крестьянин выбрал его, как он утверждает, без колебаний...
Он возвращается в страшное подземелье, кладет в мешок три детских трупика и затем спешит в Кельн, прямо во дворец епископа. Епископ принимает его, выслушивает, разглядывает ужасные вещественные доказательства, затем приказывает подать карету...
Посетив подземелье, епископ возвращается в Кельн, после чего устанавливает секретный надзор за монастырем бенедиктинок.
Через несколько дней отряд епископской гвардии буквально штурмом берет монастырь, и его преосвященство, войдя в трапезную, видит перед собой около полусотни мечущихся в панике обнаженных тел — мужских и женских. Кое-кто из рыцарей схватился за оружие, и тут же, в трапезной, происходит кровавая бойня, окончившаяся, разумеется, полным поражением голых и пьяных рыцарей.
А затем началось судебное разбирательство, в ходе которого стало ясно, что монастырь уже долгие годы был фактически борделем, услугами которого пользовались рыцари всех окрестных земель.
Часть монахинь, отказавшихся участвовать в диких оргиях, была — по приказу настоятельницы — живьем замурована в стены.
Рождавшиеся у монахинь младенцы также живьем сбрасывались в подземелье через специальный люк — как мусор.
По решению епископского суда, монахини были подвергнуты публичному бичеванию и сосланы в дальние монастыри, а их настоятельница — зашита в мешок и утоплена в Рейне.
Монастырь был сожжен, а обгорелые камни его были сброшены в реку.
Но сколько монастырей с такими же нравами продолжали благоденствовать!
Известно, что в Харьковской области, неподалеку от города Змиева, находился так называемый козацкий монастырь, где запорожцы часто снимали напряжение после длительною воздержания на Сечи, куда, как известно, под страхом смертной казни запрещено было приводить женщин.
И этот монастырь далеко не единственный на территории Украины, как и в разных концах Европы существовали монастыри, негласно предназначенные для сексуального обслуживания того или иного рыцарского ордена.
Религиозная экзальтация придавала разврату, царившему в монастырях, особую эмоциональную окраску и извращенность.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------
ИЛЛЮСТРАЦИЯ:«Аббатиса приняла меня очень радушно. Узнав о несчастьях, выпавших на мою долю, она прослезилась и сказала, что отныне я нахожусь под надежной защитой Бога в стенах этой святой обители, и могу забыть обо всех мирских треволнениях и обрести душевный покой, который я заслужила своими безвинными страданиями.
В подтверждение своего искреннего расположения ко мне, аббатиса предложила расположиться в ее покоях.
В первую же ночь она, жалуясь на холод, попросила меня перебраться к ней в постель. Когда я легла под ее одеяло, то обнаружила, что мать- настоятельница совершенно обнажена.
«В сорочке я никогда не высыпаюсь,— сказала она,— Советую и тебе, дитя мое,— последовать моему примеру».
Я послушно сняла сорочку.
Она нежно погладила меня и заметила, что моя кожа необычайно нежна и горяча. Затем аббатиса попросила меня повторить рассказ о моих злоключениях, который вызвал трепетную дрожь во всем ее теле.
«Бедное дитя, бедное дитя»,— повторяла она, все теснее прижимаясь ко мне...
Незаметно для себя, я оказалась лежащей на ней. Ее ноги скрестились у меня на пояснице, а губы осыпали мое лицо и шею нежными поцелуями. Я ощутила неведомое ранее сладкое томление и начала отвечать на ее ласки, отчего настоятельница пришла в неописуемый восторг.
Она перевернула меня на спину и начала покрывать все мое тело прикосновениями жадных раскаленных, как мне казалось, губ. Вот она раздвинула мне ноги и коснулась языком промежности...
Этот проворный язык вонзался в меня, как стилет, он доводил меня до неистовства... Я стонала, пыталась уклониться от этого извивающегося жала, но оно неумолимо настигало меня, вытягивая душу и лишая рассудка...
Так прошла наша первая ночь. Приобретя со временем некоторый опыт, я научилась сторицей возвращать ласки своей покровительнице, а еще через некоторое время состоялось мое посвящение в тайные обряды этой обители...
Совершенно обнаженная, я вошла в большой зал, стены которого были задрапированы лиловым бархатом, обрамленным деревянными рамами с тонкой резьбой. Повсюду были развешаны большие зеркала... Фреска на потолке имела своим содержанием самый безумный разврат, который только может представить себе пылкое воображение. Этой же теме был посвящен замысловатый рисунок толстого ковра, покрывавшего весь пол этого вертепа наслаждений..
По случаю посвящения, в центре зала был установлен алтарь с огромным фаллосом, искусно выточенным из слоновой кости.
Я произнесла слова клятвы и после этого была торжественно посвящена фаллосу. Едва закончился этот обряд, как толпа сестер с дикими криками набросилась на меня, и я должна была удовлетворить самые фантастические их желания...
Отныне я стала постоянной участницей оргий в этом зале, в равной степени воплощавшем в себе гений искусства и дух разврата.
