Феникс (СИ) - Колышкин Владимир Евгеньевич

   - Подходящих он союзников себе подобрал, сам - Змей, они - гады. Гадюшник какой-то получается, - шучу я.

   - Подобное тянется к подобному...

   - Эмануэль Сведенборг, "о небесных обществах"...

   - Эрудит.

   - Слушай, - говорю я, - давай посетим с визитом вежливости флагман "Аквилон"? Любопытно мне взглянуть на этого контр-адмирала Георгия Шатова. Кажется, мой правнук Максим-второй учился с ним в Космической Академии.

   Брат мой младший, который никогда не имел сыновей, оставивший на Земле лишь дочь, хмурится, снимает очки, трет глаза. Потом преображается: только что был в одних плавках - и вот уж на нем уланский мундир с золотыми эполетами и всякими разными висюльками и золочеными шнурами. Костюмы он выдумывает сам. Вообще, еще на Земле, в прошлой жизни, были у него склонности к портняжному делу. И еще он почти до самого своего "ухода" играл в солдатики: строил пластилиновые замки и лепил солдат, обряжал их в доспехи, вырезанные из жести. Всячески их украшал перьями и прочей мишурой. Эта его страсть мне тоже была чужда. Подозреваю, что она во многом предопределила его трагическую судьбу. Инфантилизм - неизлечимая болезнь.

   - Можешь навестить, но без меня, - говорит Андрей, натягивая белые перчатки и надевая высокий головной убор: с пером, лаковым козырьком и тяжелым, как слиток золота, ремешком над ним. - А мне пора в полк.

   - Надеюсь, в бою мы будем в паре? - говорю я. Ох, не нравится мне его настроение. Опять хандра на него навалилась.

   - По-прежнему собираешься вытирать мне сопли?

   - Все равно работаем двойками. Так уж лучше с тобой, чем с неизвестным...

   - Хорошо, там видно будет.

   Отключив связь, он исчез. Словно и не было его со мной.

   2

   Переключившись на внешний мир, я иду на сближение с флагманом флота землян. Маневрирую. Меня интенсивно облетывают "Степы" - палубные истребители (конструкции Степенова). Проходят на предельно близком расстоянии, едва не задевая мою черепушку. Выстроившись в боевой порядок, совсем рядом дрейфует полк ракетоносцев. Вот они и забеспокоились. Запрашивают: "Кто такой?" Отвечаю: "Странник. С визитом. Хочу встретиться с контр-адмиралом". Слушаю, как они переговариваются по скремблированной спецсвязи, которая у них считается не прослушиваемой. Контр-адмирал нехотя дает согласие. Я его понимаю, у него сейчас дел по горло. Но поскольку мы все-таки союзники, отказать не может.

   Стыкуюсь со шлюзом, Основное тело мое останется снаружи. Выпускаю облако эктоплазмы в шлюзовую камеру, формирую из него органопроекцию в виде человека - каким был в прошлой жизни и каким привык себя представлять: мужчина, лет сорока. Лицо мое прежнее, Георгия.

   Меня сопровождают высокие чины военно-космического флота. Мы идем по коридорам крейсера, металлопластиковые стены пестрят приборами. Приборы с виду солидные, кажутся надежными, умными, но я знаю, как все это в одно мгновение может превратиться даже не в пыль, а в световое излучение фотонов. И ни черта не останется от крейсера и от людей, его населяющих, в случае... нет, скажем мягче: при несчастливом стечении обстоятельств.

   Хозяева проявляют гостеприимство, пригласив в кают-компанию. Там нас щедро угощают энергетическими коктейлями. Обстановка в помещении располагает к отдыху. Одну из стен украшает картина кисти Ван Гога "Звездная ночь". Разумеется, это была копия, но очень хорошая. Поразительно, но все эти его галактические вихри и спирали звездного неба были нарисованы великим художником еще до открытия спиральных галактик. Интуиция гения!

   Трагический образ Ван Гога невольно всплывает в моей памяти. Я будто вижу его - заросший рыжей щетиной, затравленный безумный взгляд, в нелепой какой-то шапке, с забинтованной головой (через макушку и подбородок) с кровавым пятном на месте отрезанного уха.

   Но вот приходит вестовой и докладывает, что командующий готов принять высокого гостя.

   Меня приводят на мостик. Во вращающемся кресле с высокой спинкой сидит человек, одетый в черно-желтую форму ВКС (Военно-Космические Силы), разворачивается в мою сторону. Пока он встает и подходит ко мне, Я успеваю внимательно разглядеть его.

   Контр-адмиралу Георгию Владимировичу Шатову уже за сорок лет, выглядит он прекрасно. Ни капли жира, подтянут, мускулист, выше среднего роста.

   Контр-адмирал, он же командующий флотом землян, показал мне свой флагманский корабль "Аквилон"; рассказал о его боевой мощи, численности экипажа, кстати, не слишком большой: все предельно автоматизировано. Кое-чем похвастался. Есть такая черточка в русском характере.

   В продолжение всей встречи он как-то странно поглядывал на меня, то хмурил брови, то полуулыбка пробегала по его жестким губам. Все эти гримасы я посчитал следствием озабоченности адмирала перед ответственным сражения. И действительно это было так, но, как оказалась, его мучил еще один вопрос. Когда мы закончили осмотр корабля и зашли ненадолго в личную каюту контр-адмирала, он вдруг сказал:

   - Прошу прощения, любезный Странник, но меня беспокоит ваш вид... Хорошо ли вы себя чувствуете?

   - Вполне, - отвечаю я удивленно, невольно любуясь идеально заправленной койкой командующего с белоснежным крахмальным бельем, - почему вы спрашиваете?

   Землянин берет меня под локоток и подводит к умывальной нише с чистейшей раковиной и указывает на овальное зеркало.

   Я вижу то, что отражается в зеркале и вздрагиваю: на меня смотрит безумными глазами рыжебородый человек с перебинтованной головой, с кровавым пятном на месте отрезанного уха. Словом, Ван Гог, собственной персоной.