Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Именно так думал мистер Даулер, когда сидел один перед камином и проклинал от чистого сердца бессовестных людей, задержавших его супругу на бале. Ему отнюдь не сделалось легче, когда он припомнил, что вечером в тот день пришла ему фантазия сказать своей жене, что у него разболелась голова, и что вследствие такой уважительной причины он остался дома. Несколько раз, преодолеваемый дремотой, он склонялся головой к самой решетке камина, так что чуть не опалил волос. Наконец, во избежание такой опасности, мистер Даулер решился в передней комнате прилечь на постель и настроить свой ум на размышление о серьезных предметах, отстраняющих возможность преждевременного сна.

— Вот уж ежели я разосплюсь, меня и пушкой не разбудишь, — сказал сам себе мистер Даулер, бросаясь на постель. — Надобно держать ухо востро. Отсюда все можно слышать. Я встрепенусь при малейшем стуке. Да. Нечего тут и думать. Вот, например, я прекрасно слышу голос ночного сторожа. Как он гудит! Все, однако ж, слабее и слабее. Должно быть, повернул за угол. А-ахх!

И с этим восклицанием мистер Даулер погрузился в глубочайший сон.

Лишь только на часах пробило три, на Королевской улице появился портшез, и в портшезе — миссис Даулер, которую несли два носильщика, один низенький и толстый, другой сухопарый и высокий, бранивший всю дорогу своего товарища за то, что тот не умел сообщить перпендикулярного направления портшезу. Ярость его увеличилась еще больше, когда на Королевской улице загудел сильный и пронзительный ветер, подувший им прямо в лицо. Наконец, они добрались кое-как до подъезда и с неизъяснимой радостью опустили портшез на землю. Низенький носильщик стукнул два раза в уличную дверь.

Они постояли минуты две. Не было ни ответа, ни привета.

— Прислуга, должно быть, убралась на боковую, — заметил низенький носильщик, отогревая свои руки над фонарем мальчика, который пришел вместе с ними.

— Послать бы к ним черта с кочергой и передавить их всех! — заметил сухопарый товарищ.

— Постучитесь еще! — вскричала миссис Даулер из портшеза. — Стукните еще два-три раза.

Низенький носильщик был очень рад исполнить приказание этого рода. Он стал на верхнюю ступень подъезда и принялся выделывать оглушительные двойные стуки молотком, между тем как товарищ его выступил на средину дороги и смотрел, нет ли в окнах огня.

Никто не вышел. Мрак и тишина господствовали в беспробудном доме.

— Ах, боже мой! — сказала миссис Даулер. — Что все это значит? Потрудитесь уж постучать еще.

— Да нет ли тут колокольчика, сударыня? — спросил низенький толстяк.

— Колокольчик есть, — перебил мальчик с фонарем, — помнится, я звонил намеднись.

— От него осталась только рукоятка, — сказала миссис Даулер. — Проволока оборвалась.

— Не мешало бы оборвать головы здешним слугам, — проревел сухопарый носильщик.

— Вы уж сделайте одолжение, постучитесь еще, — сказала миссис Даулер самым вежливым и ласковым тоном.

Низенький толстяк стукнул еще, один, два, три раза, сорок, пятьдесят, но без малейшего успеха. Эту же операцию, еще с большим эффектом, повторил сухопарый его товарищ, который принялся колотить молотком и раскачивать дверь, как сумасшедший.

Наконец, мистеру Винкелю приснилось, будто сидит он в клубе, где Пикквикисты, занятые решением какого-то трудного и запутанного вопроса, расшумелись до такой степени, что президент, для восстановления порядка, принужден был несколько раз ударить молотком по столу. Затем в смутных и неясных образах представилось ему, будто он присутствует на аукционе, где, за неимением покупателей, аукционер постукивает для собственного удовольствия. Потом, прозревая умственными очами в мир действительных явлений, мистер Винкель начал исподволь сознавать возможность неугомонного и совершенно неуместного стучанья в уличную дверь. Чтоб убедиться в этом предположении, он привстал на своей постели и принялся вслушиваться с напряженным вниманием. Так прошло минуть десять или двадцать. Мистер Винкель сосчитал два, три, пять, двадцать, тридцать, пятьдесят раз, и напоследок получил несомненное убеждение, что кто-то стучится в дверь.

— Тук, тук-тук, тук-тук, тук-ту-ту, ту-ту-ту, ту-ту-тук! — продолжал неугомонный молоток.

Мистер Винкель вскочил с постели. Что бы такое могло быть причиной этой поздней суматохи? Он надел на скорую руку чулки и туфли, набросил на плечи халат, зажег свечу от ночника, горевшего в камине, и поспешил вниз по лестничным ступеням.

— Кто-то идет, наконец, сударыня, — сказал низенький толстяк.

— Обухом бы его сзади! — пробормотал сухопарый носильщик.

— Кто там? — вскричал мистер Винкель, распутывая цепь.

— Что тут за вопросы, чугунная башка? — отвечал сухопарый носильщик с большой досадой. Он не сомневался, что говорит слуге. — Отворяйте скорее.

— Пошевеливайтесь, любезный, нечего тут разговаривать, — прибавил одобрительным тоном низенький толстяк.

Полусонный Винкель, машинально повинуясь этой команде, приотворил дверь и выглянул на улицу. Первым предметом, поразившим его зрение, было яркое пламя от фонаря мальчишки. Проникнутый внезапным страхом при мысли о пожаре, мистер Винкель торопливо отскочил от двери и, держа свечу над своей головой, бессмысленно смотрел вперед, недоумевая, что такое было перед его глазами, портшез или пожарная труба. В эту минуту сильный порыв ветра задул его свечу. Мистер Винкель почувствовал непреодолимое желание бежать назад, но увидел к величайшему ужасу, что тот же ветер захлопнул за ним дверь.

— Ну, молодой человек, что вы наделали? — сказал сухопарый великан.

Мистер Винкель, завидев лицо дамы в окне портшеза, поспешно обернулся назад, уцепился за дверную скобу изо всей своей силы и неистово принялся кричать обоим носильщикам, чтоб они унесли портшез.

— Уберите его отсюда, уберите, ради бога! — кричал мистер Винкель. — Вот идут сюда из других домов… спрячьте меня в портшез… спрячьте куда хотите, черт вас побери!

Все это время он дрожал от холода и страха, и каждый раз, как рука его приподнималась к молотку, ветер распахивал и раздувал полы его халата самым неприятным образом.

— Смотрите, вся Королевская улица наполняется народом… дамы идут сюда, дамы, дамы! Прикройте меня чем-нибудь. Загородите меня, — ревел мистер Винкель.

Носильщики хохотали со всей мочи, и никто не думал выручать из затруднения молодого человека. Дамы с каждой минутой подходили ближе и ближе.

Мистер Винкель стукнул еще раз с отчаянным остервенением. Дамы уже были от него в нескольких шагах. Он бросил затухшую свечу, которую все это время держал над своей головой, и храбро впрыгнул в портшез, где сидела миссис Даулер.

Наконец, вся эта суматоха достигла ушей миссис Краддок. Украсив свою голову ночным чепчиком и надев капот, она побежала в гостиную и взглянула из окна в то самое мгновение, когда несчастный Винкель очертя голову бросился в портшез. Сообразив по-своему обстоятельства ужасной сцены, происходившей перед ее домом, миссис Краддок подняла сильнейший и плачевный крик, разбудила мистера Даулера и сказала с воплем и слезами, что жена его собирается бежать с каким-то джентльменом.

При этой оглушительной вести мистер Даулер быстро выскочил из постели, как рассвирепелый тигр, побежал в гостиную и выглянул из окна в то самое время, когда мистер Пикквик отворил окно в своей собственной спальне. Первым предметом, поразившим глаза обоих джентльменов, был мистер Винкель, сидевший в портшезе с миссис Даулер.

— Сторож! — забасил неистово мистер Даулер. — Остановить его — держать — вязать — запереть его, покамест я выйду. Я перережу ему горло — окарнаю уши — дайте мне нож, миссис Краддок — живей!

И, вырвавшись из объятий мистера Пикквика, который между тем успел прибежать из своей спальни, раздраженный супруг схватил столовый нож и опрометью бросился на улицу.

Но мистер Винкель не дождался его. Услышав страшную угрозу из уст неистового Даулера, он быстро выпрыгнул из портшеза, разбросал по пути туфли и побежал изо всей мочи, преследуемый Даулером и сторожем. Обогнув угол Королевской улицы, он искусно увернулся от своих преследователей и побежал назад к своей квартире. Дверь на этот раз была отворена; мистер Винкель захлопнул ее перед носом Даулера, добрался до своей спальни, запер дверь на замок, заслонил ее шкафами и начал укладывать необходимые вещи, приготовляясь бежать с рассветом следующего утра.

Даулер, между тем, подойдя к его спальне, приставил глаз к замочной скважине и грозно повторил свое неизменное намерение перерезать ему горло на другой день. Затем он удалился в гостиную, где еще некоторое время раздавался смутный гул разных голосов, мужских и женских, и между прочим успокоительный голос мистера Пикквика. Наконец, смолкло все, и утомившиеся жильцы разошлись по своим спальням.