Хогвартс. Альтернативная история. - Amargo

— Кричер? — удивленно проговорил я. — Откуда он здесь взялся?

Добби вскинул голову.

— Линг знает Кричера?

— Встречались, было дело, — подтвердил я. — Но это же эльф Блэков, как он оказался в Хогвартсе?

— Теперь это эльф Гарри Поттера! — произнес Добби с нескрываемой гордостью, будто в том, что после смерти Блэка хозяином Кричера стал Поттер, была и его заслуга.

— А зачем ты с ним дерешься? — поинтересовался я. Добби возмущенно воскликнул:

— Кричер говорит злые, нехорошие вещи! Он плохой эльф, он оскорбляет Гарри Поттера, а Добби не может позволить, чтобы кто-то оскорблял человека, который сделал его свободным! И пусть остальные говорят, что хотят…

Я не представлял, как можно убедить Добби прекратить драки — в конце концов, свободе, к которой он так стремился, эльф действительно был обязан Поттеру. Добби распространялся на тему отвратительного характера Кричера еще с полминуты и продолжал бы дальше, если б я его не перебил.

— Слушай, Добби, ты ведь давно уже не просто эльф, — попытался объяснить я, — ты учитель, а потому должен вести себя в соответствии со своим статусом. Разве это достойно учителя — бить морду другому эльфу, что бы он там ни вытворял? Если ты действительно не в силах вытерпеть того, что говорит Кричер, постарайся убедить его словами, а не кулаками.

Добби печально кивнул.

— Линг прав, — вздохнул он. — Добби вел себя невоспитанно. Но это уже не важно. Гарри Поттер запретил нам драться.

— И правильно, — одобрил я.

— Наверное, Линг сейчас расстроится, — продолжил Добби столь же печально, — но мы не сможем дальше заниматься аппортами.

— Это еще почему? — удивился я. Эльф покачал головой.

— Добби не может сказать, почему, он обещал молчать… Просто у Добби нет теперь времени на занятия.

— Ясно, — сказал я, подозревая, что это отсутствие времени как-то связано с Поттером и его очередными авантюрами. — Что ж, ладно… схема у меня есть, остальное сам как-нибудь изучу.

Добби выглядел виноватым и расстроенным куда больше моего. Я легко похлопал эльфа по плечу.

— Не огорчайся, — сказал я. — У нас было взаимовыгодное сотрудничество, но оно не могло продолжаться вечно. В конце концов, мы же останемся друзьями?

Добби схватил меня за руку.

— Конечно! — с жаром воскликнул он. — Добби останется другом Лингу Ди, и он всегда сможет обращаться к Добби, если ему понадобится помощь!

Вечером, перед сном, в тишине и темноте спальни, я признался себе, что, как ни странно, действительно слегка расстроен. Однако вскоре мне стало ясно, что это чувство связано не столько с прекращением наших с эльфом уроков, сколько с тем, что моя жизнь давно уже стала скучной и лишенной вдохновения. Я вспоминал тот азарт, с которым на первом курсе исследовал библиотечную картотеку, радость, испытанную мной от обнаружения Выручай-комнаты, ежедневные тренировки и опыты, которые я на себе ставил. Я вспоминал, как впервые вызвал патронуса, как начинал на четвертом курсе заниматься с Добби, и понимал, что всё в те времена казалось мне другим — интересным и необыкновенным. Сейчас, в конце шестого курса, Выручай-комната была забыта, патронуса я не видел уже много месяцев, а новую магию осваивал только на уроках под руководством профессоров.

"Наверное, вот так и взрослеют, — огорченно думал я. — Перестают интересоваться новым, следуют по накатанной дорожке, развивают пару-тройку навыков, которые доставляют хоть какое-то удовольствие, и превращаются в узких специалистов с каким-нибудь эксцентричным хобби вроде рисования чудовищ или коллекционирования дохлых насекомых. И что мне эта физика чар? Засяду в лаборатории, обрасту бородой, как Дамблдор, заведу круглые очки и буду до конца жизни искать какое-нибудь X-поле или Y-искажение…"

От этой мысли мне стало настолько страшно, что я вскочил с кровати, испытав настоящий приступ паники. Казалось, будто я уже сижу в проклятой лаборатории, что она, словно хищник, словно коварная мухоловка, поджидает меня с тех самых пор, как я решил, что физика чар — это мое, и отныне я обречен заниматься одним и тем же до самой смерти. Такая детерминированность была невыносима, я буквально задыхался, впервые в жизни почувствовав клаустрофобию. Кое-как натянув джинсы и надев кроссовки, я выбрался из спальни в полутемный коридор, и прохладный воздух слегка привел меня в чувство.

Подойдя к камину с едва тлеющими углями, я уселся в кресло напротив и кинул туда пару волшебных дров, чтобы пламя разгорелось посильнее. Сердце колотилось как сумасшедшее, но я постарался убедить себя, что все не так ужасно, как представляется на первый взгляд. Меня никто не обязывал заниматься физикой, ведь Флитвик сам говорил — если я решу поступать на этот факультет, из меня может выйти толк. Но я ничего никому не обещал, а значит, имею полное право передумать и делать, что захочу. Весь вопрос в том, чего же именно мне хочется…

В голове снова всплыли слова Волдеморта: "Я скажу тебе, зачем ты здесь, иначе ты и дальше продолжишь себя обманывать…" Судя по всему, я действительно оказался склонен к самообману, действительно не знал, чего хочу, как точно заметила в свое время Луна, или просто боюсь себе в этом признаться. Вот уж не думал, что существует подобного рода трусость…

Чья-то тень упала на стену рядом с камином, дрожа в неровном свете огня, и рядом со мной возник всклокоченный Нотт.

— Ты чего? — мрачно спросил он, остановившись у соседнего кресла.

— А ты чего? — спросил я, удивленный его появлением. Нотт плюхнулся в кресло и вытянул ноги к огню.

— Тебе что, кошмар приснился? Вскочил как угорелый, ушел куда-то…

— Вроде того, — ответил я и неожиданно для себя сказал:

— Достало всё. Так иногда тошно, что не знаешь, куда деваться.

Нотт молчал, глядя в огонь.

— Я здесь как в тюрьме, — продолжал я. — Меня никуда не отпускают, кроме Хогсмида, и даже туда не всегда, особенно летом, когда здесь Макгонагалл распоряжается. А Хогсмид я уже видеть не могу… Это мой Азкабан, — я обвел руками темное помещение. — И мне еще год с лишним сидеть.

— Ну ты же не просто так сидишь, с охранниками переругиваешься, — ответил Нотт. — Ты учишься. А когда выйдешь, то сможешь делать все, что захочешь.

— Да не знаю я, чего хочу! — во мне закипела злость.

— А мне кажется, знаешь, — спокойно возразил Нотт. — Точнее, знаешь, как в этом разобраться, как понять, чего тебе хочется. И если ты этого еще не сделал, значит, боишься ответа.

— Да, наверное, — сказал я, помолчав. — И все равно… уехать бы отсюда подальше, увидеть что-нибудь другое, кроме этих стен!

— Еще увидишь, — пообещал Нотт. — Еще надоест.

Ранняя весна означала не только теплую погоду, таяние снегов и всеобщее воодушевление, но и конец учебного года, тревоживший меня весенне-летними неприятностями, уже вошедшими в традицию Хогвартса. Неприятностей хватало и на зельях. Несмотря на внешнее дружелюбие и непосредственность, Слагхорн задавал мне такие составы и письменные работы, материал к которым приходилось выискивать не в учебниках и справочниках, а в свежей периодике за последние несколько лет. С одной стороны, это было полезно, но с другой я не собирался связывать свою жизнь с зельями, и такое рвение со стороны Слагхорна, собиравшегося, по-видимому, сделать из меня образцового зельевара, тяготило и раздражало.

— В целом неплохо, неплохо, — одобрительно говорил Слагхорн, глядя на формулу, выведенную мной после получаса мозгового штурма, направленного на попытку выделить из настоя Черного сглаза (между прочим, запрещенного к приготовлению без лицензии) три основных ядовитых вещества — соки молочая и крушины и яд прыгающего скорпиона, а потом нейтрализовать их. — Вот только выделить-то у вас получится, а нейтрализовать — увы, нет. Посмотрите, — он ткнул толстым пальцем в формулу. — Зельеварение, Линг, точная наука, и вы должны подбирать составляющие исходя не из их общей категории, а из конкретных свойств каждого растения или вещества. Кровь бармалейки здесь не годится, поскольку она не обладает нейтрализующими этот яд антителами — бармалейки не водятся в местах обитания прыгающего скорпиона, и у них нет к нему иммунитета. Вы перепутали их с рыжей подковочницей.

Я не знал, кто такая рыжая подковочница, и уже давно сомневался, что за год мои познания в искусстве зельеварения хоть немного возросли: после уроков Слагхорна в голове скапливались лишь разрозненные, неполные факты, поскольку многие зелья я не успел доваривать, а многие формулы так и оставались на бумаге. Вряд ли Снейп был в курсе происходящего, но идти жаловаться я не собирался, хотя иногда очень хотелось.

В одно из воскресений я отправился в библиотеку писать очередную работу, посвященную реакции Абрамелина и общим принципам приготовления зелий из категории лунных. Через пару часов напрасных попыток разобраться в слоге и терминологии древних трактатов мой мозг не выдержал нагрузки, и я, оставив книги на столе и на всякий случай наложив на них охранное заклятье, пошел искать Флетчера, чтобы стрельнуть у него пару сигарет, которые он умудрялся доставать даже в обстановке тотальной проверки почты.