Хогвартс. Альтернативная история. - Amargo

В гостиной перед пылающим камином сидел Малфой, на этот раз без своего обычного сопровождения в лице Крэбба и Гойла. Нотт был прав, сказав в начале семестра, что с ним происходит что-то не то. Когда я вошел, он хмуро покосился в мою сторону и снова отвернулся к огню.

Главы 50 — 51

Глава 50

Каникулы прошли сумбурно; я совсем не отдохнул, поглощенный мыслями о разговоре с Дамблдором. Даже журналы по чарам и исследование возможностей межпланетной аппарации не могли отвлечь меня от постоянной внутренней тревоги и попыток разобраться, что же директор имел в виду, говоря о высокой степени моей информированности. Единственным, что приходило на ум в этой связи, были крестражи. Вероятно, столь опасную тему Дамблдор не поднимал на заседаниях Ордена, не обсуждал с большинством его членов, и, по моей гипотезе, о расщеплении души Темного Лорда могли знать только наиболее доверенные люди директора — может быть, Бруствер или Хмури, которым, как мне представлялось, было вполне под силу уничтожить крестраж, что бы он им ни предлагал. Я не знал, сколько еще их осталось и кто занимается их поисками, однако тот факт, что мы с директором не касались этой темы, означал, что вряд ли я столкнусь с ними в дальнейшем — достаточно с меня и одной встречи.

Второй вопрос, который не столько беспокоил, сколько удивлял и ставил в тупик, был связан со словами Дамблдора о невысокой вероятности того, что я мог занять сторону Волдеморта. Директор действительно предоставил мне свободу выбора, но на что он опирался в своей уверенности, я не понимал. Учитывая мое прошлое, было бы логичнее, если бы он делал ставку на Темного Лорда и предпринял бы все возможное, чтобы я не соблазнился его стороной, однако вряд ли директор рассчитывал, что я не предпочту Волдеморта только из-за уроков Флитвика. Здесь было что-то еще, чего я не видел или не знал, но из-за мыслей о крестражах и общих планах директора старался не слишком забивать этим голову.

Начало зимнего семестра я встретил с радостью — наконец-то начались занятия, которые отвлекут меня от бесплодных размышлений. На второй же день у нас в гостиной вывесили объявление о курсах аппарации. Аппарировав всего раз в жизни, и то в стрессовых, а не в обычных обстоятельствах, я решил записаться на уроки, чтобы получить немного дополнительной практики, прежде чем уверенно чувствовать себя в этой области магии.

— Лучше камины, — мрачно говорил Нотт, ставя свою подпись на листке в числе прочих собиравшихся пройти двенадцатинедельный курс обучения. — Аппарация эта… я про нее столько ужасов слышал…

— Что за ужасы? — поинтересовался я. Пирс усмехнулся:

— Наверняка про расщепление. Одна нога здесь, другая, как говорится, там…

Расписавшись, мы отправились на урок Макгонагалл. На шестом курсе сдвоенные лекции были посвящены практике лишь наполовину. Первый час мы изучали вопросы этики трансфигурации, области самой по себе противоречивой и меняющейся в своих положениях из века в век. Для Макгонагалл, продолжавшей относиться ко мне недружелюбно по причинам, о которых я мог только догадываться, преподавать этику магии Слизерину явилось не только ее прямой профессиональной обязанностью, но и крестовым походом по изменению свойственных нашему факультету представлений об этике вообще.

Несмотря на то, что я озаботился этическими вопросами на первом же своем уроке трансфигурации, поинтересовавшись у профессора, этично или нет превращать пони в парту, за все шесть лет учебы ясного ответа на него я так и не получил. По умолчанию, в большинстве посвященных этой теме изданий все трансфигурируемые из неживых предметов объекты рассматривались как полноценные, но бездушные существа, несмотря на свою анатомическую точность. Однако, точно также по умолчанию, эти големы почему-то считались индивидуальностями, и если превратить две парты в двух пони, они отличались бы друг от друга по характеру, привычкам и поведению.

— А как же душа? — поинтересовался я у Макгонагалл на одном из уроков. — Если эти животные — индивидуальности, у них должна быть душа, потому что иначе это простые роботы с разными программами, которые задает волшебник…

Судя по всему, я уже достал Макгонагалл своими вопросами, и она решила разобраться с этим раз и навсегда, поскольку этика трансфигурации касалась не только превращений живого в неживое.

— Мистер Ди, — сказала профессор, — вы все время забываете, что оба этих животных трансфигурированы из разных предметов, пусть и принадлежащих к одной категории и схожих по функциям и форме. Нет двух абсолютно идентичных объектов, а потому живые существа, в которых вы их превращаете, также будут отличаться друг от друга. Но если даже предположить, что мы нашли два тождественных предмета, то результаты их трансфигурации все равно получатся разными, и мне кажется, на шестом курсе вы уже должны понимать, почему это так.

— Фактор времени, — кивнул я.

— Верно, фактор времени… и еще множество факторов, о которых вы узнаете в процессе дальнейшего обучения в университете или колледже, если решите туда поступать. Фактор времени влияет и на сами предметы, и на волшебника, о котором также не следует забывать. Меняется его настроение и интенсивность волевого усилия, которое он вкладывает в работу, меняется яркость представлений, неуловимо изменяются его намерения… Все это влияет на структуру заклинания и, соответственно, на живой организм, который получается в результате. Поэтому вы никогда не сможете создать двух одинаковых по характеру и виду животных. Что касается души, то в наш курс на данный момент не входят вопросы метафизики — если вас интересует эта проблема, обратитесь к дополнительной литературе.

Представить Макгонагалл рассуждающей на метафизические темы было сложно — она казалась мне прожженной материалисткой, — а потому я, наконец, оставил ее в покое и если о чем-то спрашивал, то лишь по существу текущего урока, решив отложить вопросы наличия души у превращенных объектов до лучших времен.

Вторую половину занятий, когда все трудились над трансфигурацией воды, я бился над овладением тонкой трансфигурацией металлов. Сперва я превращал неорганическое вещество в требуемый металл, а затем пытался превратить один металл в другой, наделяя его не только визуальным сходством, но и всеми характерными для него физическими качествами. Это оказалось еще сложнее, чем работать с водой, и мои чугунные штыри получались мягкими и податливыми, как алюминий, а то, что должно было превратиться в сталь, каталось по парте жидкими ртутными шариками и в конце концов сливалось в одну большую каплю.

После трансфигурации мы снова спустились в подземелье на урок Слагхорна, и Нотт принялся рассказывать нам страшную байку об аппарации, услышанную им в свое время от отца.

— Как-то раз один колдун, — начал Нотт, — решил аппарировать во Францию, в свой загородный дом. Через камины он добраться не мог, потому что камины, как известно, подключены только к локальным сетям, так что английский и французский дома не были связаны между собой. В общем, аппарировал он, но немного не рассчитал, бедняга… то ли место подзабыл, то ли плохо сосредоточился, и вынесло его прямо в дерево, да еще и расщепило так, что один кусок остался в Англии, а то, что добралось до Франции, слилось со стволом. Обнаружили его через месяц какие-то туристы-магглы. Идут себе, гуляют, и вдруг видят — торчит из дерева голова и половина человека. Они, само собой, в маггловскую полицию звонить — тут, мол, природный феномен и все такое, — а тамошний резидент сразу сообщил о происшествии местным аврорам… или кто у них там во Франции. Еле отделили тело от ствола, так хорошо он в него вписался.

— А я знаю историю, как двое аппарировали вместе, и во время перемещения произошло что-то, из-за чего они слились, как сиамские близнецы, — сказала присоединившаяся к нам Полина. Толпящиеся у дверей шестикурсники давно уже прекратили свои разговоры и внимательно вслушивались в нашу беседу — видно, не нас одних занимали возможные проблемы, связанные с таким опасным делом, как аппарация.

— Они умерли? — спросил я.

— Нет, но разделить обратно их не получилось, — ответила Полина. — Их тела соединились так, что было не разобрать, где начинается одно, а где кончается другое. Говорят, теперь они в какой-то больнице для неизлечимых.

— Кстати, я слышал, что такие больницы — настоящая кунсткамера, и пациенты Мунго по сравнению с ними — эталоны здоровья, — добавил Пирс. — Туда отправляют жертв колдовских проклятий, неудачных экспериментов и аппараций, а Министерство проводит над ними опыты.

— Точно-точно, — кивнула Полина. — В Министерстве есть специальный отдел экспериментальной магии, где проводят опыты над волшебниками, которым уже ничем не помочь. Мне даже кто-то говорил, что там и над магглами экспериментируют. Ведь у магглов довольно часто кто-нибудь пропадает — так вот это они, Невыразимые.