Кровавое дело - Ксавье Монтепен

Что же происходит?

Но напрасно ломала голову прекрасная Сесиль: она ровно ничего не понимала.

Но вот доктор показался снова, и на этот раз в сопровождении только Анжель.

Затем он снова вышел из кабинета, провожая всю группу.

— Ну, я напрасно беспокоилась, — промолвила Сесиль, вздыхая с облегчением. — А все-таки я желала бы знать, зачем они сюда приходили?

Так как Сесиль больше нечего было делать у окна, она отошла, мельком взглянула в зеркало на свой туалет и, найдя его безукоризненным, отправилась вниз.

Когда она подошла к кабинету доктора, Луиджи только что вышел оттуда и затворил за собой дверь.

— Господин доктор один? — спросила Сесиль.

— Да, сударыня, — с глубоким поклоном ответил пьемонтец.

Сесиль даже не постучала и решительно отворила дверь в кабинет.

— Это вы! — воскликнул Анджело, удивленный ее неожиданным посещением.

— Да, я.

— Что это с вами? Почему вы так взволнованы?

— Ведь я не ошиблась, кажется? — сказала Сесиль. — Мне показалось, что у вас сейчас были две женщины и несколько мужчин?

Пароли задрожал.

— Вы не ошиблись.

— Я знаю этих мужчин. Один из них судебный следователь, господин де Жеврэ, другой — барон де Родиль, товарищ прокурора.

— Верно, а молодые люди — их друзья.

— Что касается женщин, то мне кажется, что в одной из них я узнала Анжель Бернье, а другая — ее дочь. Ведь это были они?

— Да…

— Зачем же явились эти необыкновенные посетители? Увидев, что они переступили порог вашего дома, я было подумала, что нам грозит опасность.

— Успокойтесь, дорогая Сесиль! В этом посещении для нас с вами не может быть ничего неприятного.

— В таком случае что же привело их сюда, и, прежде всего, как могло случиться, что Анжель Бернье свободна?

— Она свободна, потому что ее считают невиновной в преступлении, в котором мы ее подозреваем оба.

— Невиновна? Она? Это чудовище? Невозможно!

— Я совершенно одинакового мнения с вами, но ей, по-видимому, сильно протежируют. Ее бывший любовник, барон де Родиль, поддерживает ее своей могущественной рукой.

— Боже! Значит, на свете больше нет справедливости!

— Есть, но только именно ее представители и нарушают ее чаще всего. Что касается причины их появления, то дочь Анжель Бернье ослепла вследствие травмы.

— Слепая! — с дикой радостью воскликнула Сесиль. — Само небесное правосудие послало преступной матери это ужасное горе! Бог всегда знает, что делает! И к вам-то они и обратились за помощью?…

— Да.

— А с какой стати следователь вмешивается во все это?

— По самой простой причине. Как вам известно, девушка, садясь в один вагон с убийцей, успела увидеть его лицо и даже запомнить. Поэтому, если их свести вместе, то, конечно, она его узнает.

Сесиль взглянула прямо в глаза доктору, как бы желая заглянуть ему в душу.

— И вы согласились?

— Как же я мог отказаться?

— Значит, вы хотите возвратить зрение дочери той женщины, которая меня оскорбила, унизила, обвинила, дала понять, что я сообщница убийцы моего отца?! Вы вылечите ее, и тогда она, благодаря вам, будет иметь возможность доказать невиновность этой «незаконной», которая украдет у меня большую часть состояния? Да ведь это безумие, Анджело! Вы этого не сделаете!

Сесиль говорила со страшной силой. Яркое пламя полыхало в ее больших черных глазах.

— Полноте, успокойтесь!

— Успокойтесь! Да разве я могу быть спокойной? Разве я в состоянии сдерживаться, когда думаю о том, что вы хотите сделать! Кто я для вас после этого?

— Все в мире!

— И вы желаете доказать это, действуя против меня?

— Сесиль, вы преувеличиваете…

— Я ничего не преувеличиваю. Вы разрушаете все мои надежды. Не надо, чтобы она оставалась на свободе, и нужно, чтобы ее дочь осталась слепой! Слышите, Анджело! Это нужно, необходимо! Я хочу этого! И если этого не будет, я немедленно оставлю дом и уеду от вас навсегда!

— Вы можете меня покинуть? Вы, Сесиль? — воскликнул итальянец, испуганный угрозой, исполнение которой опрокинуло бы все его мечты и надежды.

— Да, я не стала бы колебаться ни минуты.

— Неужели вы меня больше не любите?

— Я вас люблю, но я перестала бы любить вас, если бы вместо любовника и мужа нашла в вас врага.

— Я! Ваш враг! Боже мой! Никогда!…

— В таком случае сделайте то, о чем я вас прошу! Вы знаете силу моей любви к вам, но да будет вам известно, что я сумею вырвать любовь из моего сердца, клянусь, что сумею, если только вы не докажете мне, что ваша любовь так же сильна, как и моя! Докажите, отказавшись делать операцию дочери Анжель Бернье!

— Должен ли я открыть вам все свои намерения?

— Ваши намерения? Да почему бы вам и не открыть их мне? Разве я от вас скрывала что-нибудь? Разве мы не связаны теперь навеки тем преступлением, которое совершили вместе?! Что вы делаете, буду делать и я! Куда пойдете вы, туда и я! Ваша жизнь — моя жизнь! Я беру на себя все ее тяготы, всю ответственность… Между нами не должно быть никаких тайн… Скоро я стану вашей женой. Мы будем одно целое… Я разделяю вашу ненависть… Я буду служить ей, насколько сумею… Разделите же и вы мою… Вы знаете… Я ненавижу Анжель Бернье и ее дочь… Я ненавижу их всеми силами души!… Я желала бы стереть их с лица земли!

Пароли взял за руки Сесиль, искаженное лицо которой приняло ужасное выражение. Это было уже не цветущее личико молодой девушки, а маска фурии.

— Кто вам сказал, что я не ненавижу так же, как и вы, этих двух женщин? — мрачно спросил итальянец.

— Ненавидите, а хотите вылечить дочь! — возразила Сесиль.

— А кто вам сказал, что я хочу ее вылечить?

— Зачем же она здесь, если вы этого не хотите?

— Знайте же, что зрение никогда не вернется к Эмме-Розе.

— Вы откажетесь делать ей операцию?

— Нет, напротив, я сделаю операцию…

— Ну и?…

— У всякого хирурга, как бы он ни был ловок и опытен, может быть минута слабости… Моя рука, обычно такая твердая, может дрогнуть… и вместо того, чтобы исцелить Эмму-Розу…

Итальянец остановился.

— Вы ослепите ее навеки… — закончила за него Сесиль.

— Да.

— Простите меня, что я хоть на минуту усомнилась в вас! Прости меня, мой возлюбленный!

И страшное создание бросилось в объятия негодяя.

Пароли страстно обнял ее, но Сесиль разом высвободилась из его рук.

— А он? — проговорила она, вся вспыхнув и опустив глаза.

— Он? Кто?

— О, не заставляйте меня произносить имя этого человека!

— Дарнала?

— Да. Одно слово этого негодяя может навеки опозорить меня, а ваша жена должна пользоваться всеобщим уважением.

— Успокойтесь, моя дорогая, — с улыбкой ответил Пароли, — Дарнала вам больше не опасен.

— То есть как?

— А вот прочтите это.

Итальянец взял газету со своего письменного стола и подал ее Сесиль, указав на статью, озаглавленную «Драма в драме». То был отчет о представлении «Сержа Панина» в театре Батиньоль.

— Умер! Он умер! — воскликнула Сесиль, и из груди ее вырвался продолжительный вздох облегчения.

— Очень счастливое несчастье, не правда ли, моя милочка?

Молодая женщина как-то странно, пристально взглянула на своего собеседника.

— Несчастье… — повторила она.

— Да, ведь вы прочли же? Револьвер разорвало очень кстати.

— Я прочла, да, но не убедилась. А что, если газета знала не наверное…

— О, можете быть спокойны! Она знала все!

Анджело снова привлек к себе девушку.

— А мы должны были встретиться, — сказал он, — так как созданы друг для друга. Души наши одинаковы… Мысли работают в одном направлении… Сердца бьются в унисон… Мы всегда будем сильны, потому что всегда будем действовать заодно!

— Всю жизнь! До самой смерти! — в экстазе воскликнула Сесиль.

Анжель на другое же утро отправилась к Эмме-Розе и нашла ее в том же состоянии. Она просила у Пароли позволения привести на другой день своих знакомых, и, между прочим, Оскара Риго.

Брови Анджело в первую минуту сурово сдвинулись, но, подумав немного, он разрешил.

По уходе Анжель он позвал своего достойнейшего друга, и оба злодея долго совещались, результатом чего явилось решение выследить Оскара.

На следующий день, верные своему слову, Анжель, Леон и Рене, а также Софи и Оскар явились в лечебницу.

Сообщники подстерегали их.

Убедившись, что Оскар тут, Луиджи поспешил к себе в комнату. Там он открыл большой чемодан, запертый на ключ. В этом чемодане находились его инструменты, которые он накануне перевез от своего хозяина, сказав, что уезжает в Италию.

Со дна чемодана он достал связку ключей и положил их в карман, не забыв захватить пару крепких коротеньких щипчиков.