Клан Кеннеди - Лариса Дубова

Джон Кеннеди воспринял советские космические достижения и особенно полет Гагарина как вызов американской науке, технической мысли, производственным достижениям, ему самому как лидеру великой нации и самого могущественного в мире государства. Его настроения полностью соответствовали чувствам массы американцев, тональности большой прессы. Газета «Вашингтон пост» писала после запуска первых советских спутников, что США находятся в наибольшей опасности за всю свою историю, что страна может превратиться во второразрядное государство, что «мощная, растущая советская экономика и технология несут новые технологические и пропагандистские угрозы для свободы по всему миру»{724}.

Узнав о полете Гагарина, Кеннеди был просто ошарашен. Он ругал самыми грязными словами и американских ученых, и военных бюрократов, и администрацию бывшего президента, которая не выделяла достаточных средств на освоение космоса. Передавали его слова: «Назовите мне то место, в котором мы можем догнать их… Сможем ли мы раньше их облететь Луну? Сможем ли мы забросить раньше их на Луну человека?.. Пусть хоть кто-нибудь в конце концов объяснит мне, как их догнать!»

Это были лишь эмоции, но вслед за ними стали предприниматься конкретные меры.

Президент направил поздравление в Москву и в то же время заявил своим советникам: «Новости могут оказаться еще хуже, прежде чем они станут лучше, и пройдет некоторое время, прежде чем мы справимся с этим делом». Мысли президента были более оптимистичными, чем мрачное суждение журнала «Тайм» о том, что «советское достижение следует рассматривать только как победу коммунизма и поражение свободного мира, руководимого США»{725}.

Вечером 14 апреля, через два дня после полета Гагарина, Кеннеди созвал совещание научных и финансовых экспертов для обсуждения американской космической программы. Перед собравшимися были поставлены практические вопросы: в какой конкретной области США могут выйти на советский уровень и в сравнительно близкой перспективе занять первое место? Может ли американская космическая индустрия создать аппарат для облета Луны раньше, чем это сделают Советы? «Можем ли мы высадить на Луне человека раньше их?» Ответы были неутешительными. Ученые высказали мнение, что США смогут догнать СССР не ранее чем через десять лет. Специалисты по бюджетным делам прикинули, что такая программа может обойтись в сумму до 40 миллиардов долларов. «Именно это, то есть цена, волнует меня больше всего», — размышлял Кеннеди. Корреспондент журнала «Тайм» Хью Сайди, который по просьбе президента стенографировал беседу, завершил свои заметки словами: «Кеннеди продолжал думать о сложной дилемме. Цена была пугающей. Но угроза существовала, и имя Юрия Гагарина продолжало переноситься из заголовка в заголовок, чтобы это подчеркнуть»{726}.

20 апреля 1961 года появилась директива вице-президенту с указанием выяснить, «каковы наши возможности переиграть Советы, разместив в космосе летающую лабораторию, совершить полет на Луну и возвратить [корабль] на землю, послав на Луну и назад ракету с человеком на борту? Есть ли другие космические программы, обещающие драматические результаты, в которых мы могли бы добиться победы?»{727}.

Примерно через неделю последовал не очень утешительный ответ Джонсона. Смысл его состоял в том, что США потребуется длительное время, чтобы достичь уровня СССР в космической гонке, и фактически ставилась под сомнение возможность опередить СССР в полете на Луну, хотя такая возможность и не исключалась{728}.

Впрочем, первый американский «ответ» на полет Гагарина последовал скоро. Он не был особенно впечатляющим. Правда, в отличие от Москвы, которая секретила все космические полеты вначале до их успешного (или неуспешного) завершения, а затем до запуска, Вашингтон объявил о полете заранее. За 23 дня до запуска стало известно, что первый американский полет в космос совершит капитан военно-морской авиации Алан Шеппард. 5 мая 1961 года с космодрома в штате Флорида на мысе Канаверал (некоторое время после гибели Кеннеди мыс носил его имя, а затем мысу было возвращено прежнее наименование, а в честь Кеннеди были названы только космодром и Космический научный центр) корабль «Фридом-7» совершил полет не по околоземной орбите (как корабль Гагарина), а по баллистической траектории, поднялся на высоту 186,5 километра и совершил посадку в водах Атлантического океана в 186 километрах от места старта. Правда, в отличие от полета Гагарина, который управлялся с земли и был полностью автоматическим, Шеппард совершил несколько удачных маневров вручную.

Точно так же, как на весь Советский Союз стало известно слово «Поехали!», произнесенное Гагариным перед полетом, в Соединенных Штатах передавали из уст в уста достаточно грубую фразу, сказанную в последнюю минуту Шеппардом (она передается в смягченном переводе): «Надеюсь, меня там никто не трахнет!»

Президент был очень взволнован той публичностью, которая сопровождала полет Шеппарда. Он подумывал о том, чтобы отказаться от телевидения на космодроме. «Может быть, что-то можно придумать, чтобы не допустить телевизионного показа?» — спрашивал он Дина Раска и директора НАСА Джеймса Уэбба. «Он опасался реакции общества в том случае, если произойдет какая-то неудача при запуске», — записала Эвелин Линкольн, его секретарь. Уэбб оптимистически, хотя, возможно, и несколько легкомысленно, ответил, что он убежден в успехе предприятия. Раек же сообщил, что телевизионные камеры уже установлены и попытка убрать их обернется скандалом{729}.

Рассказывают, что, когда пресс-секретарь доложил Кеннеди, что полет завершился успешно, что астронавт находится на борту вертолета, Джон впервые за много дней широко улыбнулся. Ему самому, не чуждавшемуся матерщины, приятно было услышать и грязные слова, произнесенные перед полетом храбрым астронавтом.

После завершения полета Кеннеди позвонил Шеппарду и тепло поздравил его с успехом. Астронавт позже делился тем, что на него особое впечатление произвела взволнованность, с которой говорил Кеннеди{730}.

Американцы ожидали от нового президента еще более впечатляющих космических успехов. Гонка в космосе была проявлением общего военно-научно-стратегического состязания двух мировых, противостоящих друг другу, держав и в то же время становилась предметом национальной гордости, демонстрацией силы духа и мужества, пропагандистской шумихи, геополитического первенства.

Уже в самом начале своего президентства Кеннеди, как мы уже упоминали, поручил вице-президенту Джонсону, который имел обширные связи в авиационном бизнесе, всё более выходившем на космическую стезю, координировать работы в области освоения космического пространства. При этом перед Джонсоном была поставлена определенная задача — как можно скорее обогнать СССР. Докладная записка Джонсона от 28 апреля раздосадовала Кеннеди. К огромному огорчению вице-президента, шеф больше не прибегал к его услугам, а вел переговоры с авиационными концернами лично или через высших советников Белого дома.