Очерки по истории русской церковной смуты - Анатолий Краснов-Левитин

порядке научно-философской вехи, как «Происхождение видов» и «Капитал», будет произведена не сегодня и не завтра».

(Троцкий Л. Партийная политика и искусство. — Правда, 1923,16 сентября, № 209.)

«Средневековый человек находил полное удовлетворение в своих соборах и в своем театре, т. е. в христианском богослужении и мистериях. В чем найдет он удовлетворение сейчас?» — вопрошал прославленный советский дипломат Г.Н.Чичерин, занимавший тогда пост наркома иностранных дел. (Чичерин Г. Несколько поправок к последней статье. — Правда, 1923, 5 октября, № 245, с. 2.)

Впрочем, недостатка в попытках создать «новые мистерии» не было, начиная от первомайских карнавалов, кончая попытками Михаила Чехова создать религиозный театр, к чему он близко подошел в своем исполнении роли Гамлета, трагедия которого, в трактовке Чехова, должна была символизировать состояние души, оторвавшейся от тела.

Нетрудно себе представить, какая невероятная путаница создавалась от всего этого в голове среднего интеллигента, который жил в это время в каком-то угаре. Большинство интеллигентов находило выход в эклектике — в искусственном соединении религии с атеистической «наукой».

Об этой противоестественной мешанине хорошо говорит знаменитый марксистский теоретик Любовь Исааковна Аксельрод (Ортодокс).

«Современная защита религии ведется поэтому почти что исключительно на субъективной почве, — отмечает она в своей статье «Карл Маркс и религия». — Пусть, — говорит религиозный субъективист наших дней, — религия будет созданием творческой фантазии. Допустим, что Божество, — действительно, лишь гипотеза, и, допуская это, религия все-таки сохраняет всю свою силу, все свои права и все свое прежнее значение. Если созданная своеобразным творческим духом коллективного человечества, небес-чая, прекрасная и совершенная страна приносит мне наивысшее блаженство, если мое представление о ней придает истинный смысл моему сущес-вованию, если я, благодаря этому моему религиозному сознанию, подни-аюсь все выше и выше над текучей, изменчивой, убегающей от меня изнью, так отчего же, спрашивается, я должна отказаться от такой могу-[и] спасительной силы? И какое мне дело до критического отношения положительного знания к религии? Наука — мощный культурный факт борьбе за земное существование. Этого никто в наше время оспаривать не может и не должен. Но пусть наука займет подобающее место внещнего []культурного исторического двигателя, а в сфере моей духовной, инти ной, сокровенной жизни ее немой, холодный и равнодушный разум сове шенно бессилен.

Людям недисциплинированной мысли, чуждым умственной привь чке разбираться до корней вопроса, представляются подобные сообоаж ния не только убедительными, но и чрезвычайно оригинальными. В леи ствительности же это в логическом смысле более чем шаткая, а с религиозной точки зрения кощунственная аргументация… Что бы там ни говорили философствующие теологи, а истинно верующему Бог вовсе не представляется отвлеченным Духом, а скорее в виде опытного, бравого капитана управляющего нашим кораблем, плывущим по бурному океану жизни́ Древние пророки верили и видели желаемое будущее, когда сойдет на землю Иегова, уничтожит врагов Израиля и восстановит мир, справедливость и торжество избранного Им народа. И настоящим христианином может быть признан лишь тот, кто проникнут глубокой несокрушимой верой в Царство Божие, в существование милосердного Творца — Хозяина Вселенной и Сына Его — Спасителя, пришедшего на землю не от мира сего.

«Господь — наша несокрушимая крепость!» — повторял Лютер в опасные и тревожные минуты мятежного периода своей жизни.

И в этих немногих словах реформатор с точностью указал на психологический источник его религиозной энергии. Бог, как объективная реальность и надежный покровитель, а не гипотеза Божества, построенная на субъективной потребности, составляет психологическую основу религиозных переживаний».

(Аксельрод-Ортодокс Л. Против идеализма. — Москва, 1924, с. 10.)

— Господь — наша несокрушимая крепость! — повторяли миллионы простых русских людей в эти опасные и тревожные минуты, когда Родина переживала переломную эпоху своей истории.

Между тем церковная жизнь шла своим чередом. Непрерывно, начиная с осени 1923 года, делались попытки примирить тихоновцев с обновленцами.

Во всех этих попытках чувствовалась направляющая твердая рука, рука Е.А.Тучкова, мечтавшего об объединении Русской Церкви под руководством послушного правительству церковного руководства.

Под магическим воздействием «обер-прокурора» претерпела знаменательные изменения позиция А.И.Введенского. После своего возвращения в Москву в августе 1923 года А.И.Введенский занял крайне агрессивную позицию по отношению к патриарху.

«Наш корреспондент беседовал в Москве с архиепископом Крутицким, упраявляющим Московской епархией Александром (Введенским), — ра-ким, У» Р читателей «Красная газета».

— Кто идет за Тихоном? — За Тихоном церковь не идет. Около него группируются торговцы с Сухарева рынка, бывшие торговцы и крупные царские чиновники, меньшевики (?) и прочие контрреволюционеры. Высший Церковный Совет располагает рядом фактов, с несомненностью доказывающих реакционный, более того — контрреволюционный характер поддерживающих Тихона групп.

— Каково положение Обновления?

— Вполне твердое. Если нужна статистика, то из 50 000 православных приходов за Тихоном идет не более 1000. Таким образом, Тихон создал некую новую секту — снаружи она в «красных ризах» (Тихон распорядился молиться за Советскую власть), внутри — душа, исполненная ненависти ко всему новому. Все честное, вдумчивое отвернулось от Тихона. Ведь был Собор. Он осудил Тихона, но судил и Обновление. Явочный характер ВЦУ, о чем теперь кричит Тихон, был определенно отмечен мной лично в моей руководящей речи на Соборе.

Собор опрашивал деятелей Обновления, создал новое, вполне каноническое церковное управление, никакие бунты тоскующих о былой власти Белавиных и Иларионов положения в церкви не изменят. Нужно определенно различать нэпманов, продажных попов (вчера — обновленцы, сегодня тихоновцы), увы, такие нашлись и в Петрограде, и подлинную церковь.

Должен отметить, между прочим, что никакого Синода у Тихона нет, нет и никакого Собора. Он, как находящийся под судом, никакой организации созывать и не имеет права. Ваши петроградские толки обо всем этом лишены какой бы то ни было почвы.

— Ваше личное положение?

— Оно нисколько не соответствует тому, что обо мне говорят в Петрограде. Никто меня не увольнял. По-прежнему я ношу титул Крутицкого, являюсь старшим заместителем председателя Высшего Церковного Совета. Никто меня не арестовывал, никаких покушений на меня не было. Я привык к сплетням вокруг своего имени и считаю ниже своего достоинства на них реагировать. Но такие выступления, как ложь на меня лжеепископа Белкова (обвинение в двоеженстве), заставили меня принять определенные меры для защиты от инсинуаций моего имени, на что имеет право каждый гражданин республики. Надеюсь, что это отобьет охоту