Очерки по истории русской церковной смуты - Анатолий Краснов-Левитин

«Епископ Венедикт недоволен епископом Мануилом и отвергает старшинство последнего. Дабы предупредить эти раздоры, б. патриарх Тихон решил назначить митрополитом Ленинградским митрополита Серафима (Чичагова), бывшего полковника конного полка».

(Красная газета, 1924, 5 февраля, вечерний выпуск, с. 2.)

В конце января епископ Мануил прибыл в Москву и явился к Тучкову для переговоров о делах Ленинградской епархии.

— С такими архиереями, как вы, не разговаривают, таких архиереев к стенке ставят, — перебил его на первом же слове Тучков.

— Вы это сознательно говорите? — спросил его епископ Мануил.

— Да.

— В таком случае, мне с вами не о чем разговаривать, — сказал епископ Мануил и вышел из кабинета. Перейдя через дорогу, он прошел затем в Наркомат юстиции, который помещался тогда с другой стороны Лубянки, и принес официальную жалобу на ГПУ. Красиков, работник Наркомата, заведовавший церковными делами, внимательно выслушал владыку, успокоил, поблагодарил за то, что тот обратился в Наркомат, и обещал принять меры.

В тот же день епископ Мануил вернулся в Ленинград. Через два дня в Ленинград выехал также Тучков. 2 февраля 1924 г. им был арестован епископ Мануил и около сотни человек, которым приписывалось участие в тайной организации. Большинство своих однодельцев епископ Мануил не знал даже по имени. Через некоторое время епископ Мануил был приговорен к трем годам высылки и отправлен на Соловки. Все «дело» было, разумеется, гнусной провокацией типа «дела врачей».

Обновленческий Синод обратился к Ленинградской епархии по этому поводу со специальным воззванием, которое зачитывалось во всех обновленческих храмах. Приводим его здесь полностью:

«Послание Священного Синода духовенству Ленинградской епархии.

Отцы и братия!

Кончилась церковная «мануиловщина».

То, чем влияли на сознание маловерующих людей: окропление храмов, покаяния архиереев и священнослужителей перед толпой народа, переосвяшение антиминсов и священных сосудов, сжигание Святых Даров и др. — все оказалось лишь ширмой, средством, чтобы эксплуатировать религиозное чувство верующих, организовать совершенно нецерковные выступления, мешая дело человеческое с делом Божиим.

Горькое чувство охватывает и тех, кто в простоте сердца доверился им, и тех, кто напрасно пытался остановить их. Они увлекли за собою часть наших братии, а теперь, как, например, епископ Мануил, публично признают свои ошибки (?). Сколько опять слез и мук из-за прошлой уверенности в непогрешимости, из-за их епископского самоутверждения, вопреки предостерегающим голосам епископов Церкви Российской и многих-многих пастырей!

Братья, одумайтесь, посмотрите, куда вас ведут архиереи, не желающие считаться с голосами пастырства, давящие своим авторитетом сана, толпе, перед которой они имеют «вид благочестия», и вместо руководства покровительствуют низким инстинктам религиозных суеверий, нетерпимости и фанатизма, — эти два начала (?) втягивают вас, пастырей церкви, в политиканство, в нелегальные управления церковные.

Неужели жизнь не учит вас, не заставляет видеть, как гибнет и раздирается Церковь наша?

Неужели те, кто сразу верно учли ценность работы епископа Мануила, как раньше «нейтральность» автокефалистов, и вас предупреждали об этом еще год назад, во время «мануиловской славы», неужели они заслуживают только порицания и недоверия. Нам дороги не отдельные епископы или партии, группы, — нам дорога Церковь Божия, пастыри Церкви — те, про кого Господь сказал: вы соль земли — оставьте свою привычную безличность.

Во имя блага Церкви станьте сами руководителями жизни церковной в общинах ваших, ибо старый епископат потерял Кормчего Церкви, и дух современного монашества так далек от Христовых заветов.

Станьте против архиерейского самовластия, за восстановление древнехристианского епископского служения, не губящего, а спасающего людей.

Возьмитесь за обновление Церкви Русской». (Церковное обновление, Рязань, 1925, 10 января, № 1, с. 5.) Имя епископа Мануила осталось, однако, на многие десятки лет памятным верующим ленинградцам. Между прочим, о его пребывании в Ленинграде написано много стихов. Эти простые, безыскусственные стихи, очень слабые по форме, тем не менее хорошо характеризуют тех простых, но искренне верующих людей, которые окружали владыку. Приведем поэтому здесь некоторые из них.

17/30 сентября 1923 г.

Мы помним этот чудный день, Среди духовного затишья и скорбен Явился ты, и снова Церкви сень Собрала заблудившихся детей. С каким горячим умиленьем Мы слушали твой вдохновенный зов — Он развевал далеко все сомненья, Беречь свою молитву каждый был готов. Нет, не забыли мы тебя, родной отец, В душе звучат святые наставленья. Прими ж привет из глубины сердец И осени детей своих благословеньем.

Любовь верующих ленинградцев к епископу Мануилу выразилась с особой силой во время похорон матери Преосвященного, умершей вскоре после ареста и ссылки епископа. Погребение матери епископа Мануила было совершено в Александро-Невской Лавре. Отпевание совершал вновь назначенный патриархом наместник Лавры епископ Шлиссельбургский Григорий (Лебедев) в сослужении 42 священников и 17 диаконов.

На могиле матери епископа Мануила — такие же простые и бесхитростные, как и приведенные выше, стихи:

Славного сына славная мать, Окончила путь ты земной. Окончила сердцем скорбеть и страдать, Найдя себе вечный покой. А сын на чужбине далекой, Изгнанник за веру Христа, Не знает, что горем сломленная, Лежишь ты под сенью креста. Что сжалился Бог милосердый Над горькою долей твоей И в чертог невечернего света Укрыл от жестоких людей. В нем нет ни скорбей, ни печали. Приди же, родная, скорей И там, пред престолом Владыки Молись за своих сыновей.

Козлов А.Н.

Период «мануиловщины» вошел в историю Русской Церкви как период великого религиозного народного движения, как прообраз тех великих религиозных движений, которым предстоит еще в будущем обновить и преобразить Святую Русскую Церковь и весь мир.

И в этом — величайшее историческое оправдание движения и великая заслуга перед Церковью «махонького» архиерея, пламенно религиозного, чистого, правдивого человека — митрополита Мануила.

Между молниями. 1924 год

Оглушительный раскат грома, ослепительная вспышка молнии. Пауза. Только серые тучи нависли. Шум ливня. Хлюпанье под окнами. Это затишье, но тоскливое и мрачное затишье. Перед новым, еще более страшным ударом. Таким затишьем между молниями была эпоха нэпа. После тяжелых героических дней гражданской войны