Я иду искать. История вторая - Олег Верещагин

Йерикка схватил Олега за плечи и с ненаигранной злостью тряхнул. Потом как-то сразу остыл и смущенно улыбнулся, переводя дух:

— Довел ты меня...

Олег шмыгал носом. Потом тихо попросил:

— Прости... я просто...

Что-то, очень похожее на нежность, мелькнуло в глазах горца. Он об­нял землянина одной рукой и накинул на него край плаща:

— На ветер в своем рванье убежал, дурак... — тоном папаши сказал он, при­тянув Олега ближе. — Пошли, умоешься.

— Угу, — благодарно хрюкнул Олег. Вдвоем они зашагали к ручью, текшему у подножья скал. Олег угрюмо сказал:

— Я как с ума сошел... понимаешь, они похожи на наших, очень...

— Бывает, — Йерикка пожал ему плечо. — Ты прости, я там наорал на тебя разного...

— Ничего, в таких случаях надо пинать в копчик изо всей силы. В целях эле­ментарного прекращения паники...

Йерикка засмеялся и растрепал волосы Олега. Тот отстранился, недовольно пробормотал:

— Ага, нашел младшего брата!

— А что — нет? — весело спросил Йерикка, подумав — Олег угадал его мысли. Олег махнул рукой:

— Черт с тобой, братишка. Только учти, брат — не отец, братья и дерутся...

— Ладно, резервирую за тобой право на физическое сопротивление, если вдр­уг решу воспитывать тебя не по делу.

— Скажи по-русски.

— Короче, можешь врезать мне по зубам, если, как ты говоришь, выступлю не по теме.

— Теперь — понял и ловлю на слове.

Они подошли к ручью. Олег опустился на колени, но умываться не стал. И спросил вдруг:

— Как ты думаешь, мы погибнем?

Иерикка долго не отвечал. Молчал и лишь слизывал с губ дождевые капли. Олег не торопил его. Он ждал...

И Йерикка прочел:

— Пускай до последнего часа расплаты,До дня торжества — недалекого дняИ мне не дожить... как и многим ребятам,Что были нисколько не хуже меня.

Я долю свою по-солдатски приемлю,Ведь если бы смерть выбирать нам, друзья,То лучше, чем смерть за родимую землю,И выбрать нельзя... [34]

Богдан обиженно сопел в плащ. Правда, уже не столь обиженно, как пол­часа назад, когда Олег только-только подсел к нему — чтобы просить проше­ния за толчок и позже брошенную в лицо куртку. И сейчас, сидя рядом, пов­торял в сотый раз:

— Ну дурак я, дурак. Что тут еще сказать? Не обижайся, ну, честное слово, не хотел я... правда! — это прозвучало так жалобно, что даже смешно, и Олег осекся, а Богдан отчетливо хихикнул и вдруг сел. Но лицо его было серьез­ным, когда он спросил:

— Часом не держишь зла?

— Это я должен спросить, — неловко ответил Олег.

— Добро... — Богдан снова засмеялся: — Поцеловал бы тебя, да ты прыгаешь от того, что горный козел. Вот, подобрал я ее одно, — он рывком придвинул крошно и достал аккуратно свернутую куртку. — Держи, я думал-то... — он сму­тился и умолк.

— Спасибо, — искренне сказал Олег, снимая жилет и расстегивая свою ковбойку. Потянул рукав, снимая и ее, и рукав... остался в пальцах, оторвавшись у плеча. — Мда, очень вовремя! — констатировал он, отбрасывая бренные остан­ки верой и правдой служившей ковбойки. — Упокой господи... ух, как холод­но! — он нырнул в куртку и удивленно застыл, когда она вдруг мягко и удо­бно облегла тело хозяина. — Ого! Как влитая!

— Правда?! — Богдан просиял, но тут же обвернулся: — Ну и добро, — и засвистел сквозь зубы, но тут же оборвал себя ворчливо: — Одно у тебя под­хватил.

Олег треснул его по затылку:

— Лови! Поймал?

— А то...— Богдан потер затылок.

— Поздравляю. Хороший вратарь.

— Кто?

Олег не ответил, и стало слышно, как Гоймир разговаривает с Резаном, а Гостимир? А Гостимир напевает неподалеку:

— ...что спешит чужая рать — волю отбирать, ребята...

Подошел Йерикка. Посмотрел сверху вниз, предложил:

— Пройдемся?

— Пошли, — Олег встал, с удовольствием ощущая, как здорово в куртке, но накидывая плащ. — Ложись дрыхнуть, Богдан.

— Станут красть — кричите криком, — мальчишка зевнул во весь рот и уле­гся, натянув на голову плащ. Не глядя, выпростал руку, нашарил и пристроил под головой крошно...

...Они отошли шагов на тридцать, к тому ручью, из которого умывался Олег. Йерикка помалкивал, но Олег хорошо понимал: сейчас он скажет что-нибудь такое, от чего останется лишь потереть лоб. А Йерикка молчал, под­бирал камешки и булькал их в ручей. Олег уже собирался сам затеять разговор, но Йерикка булькнул еще один камешек, вздохнул и заговорил:

— Скоро нас прижмут.

— Ту думаешь? — встревожился Олег. Йерикка покачал головой:

— Не думаю. ЧУВСТВУЮ.

— Ясно, — коротко ответил Олег. — Гоймиру сказал?

— Он и сам чувствует, не беспокойся... Давай послушаем это, — вдруг прер­вал сам себя Йерикка... — Мне нравится эта былина...

Гостимир пел неподалеку:

— Сердце, не грусти.Птица, пролети,Пуля, вдали просвисти.

Горе и бедаСгинут навсегдаПлечи расправят года!

Много сотен днейТолько храп коней,Ветер к ночи холодней...

Подошел Гоймир неслышно, встал рядом:

— Завтра уходим по утру. С полуночи обойдем Светлоозеро по Кровавым Горам, да и выйдем на Смеющуюся.

— Может, прямо сейчас? — спросил Йерикка, стегая былинкой по куту. — Я что-то...

— То ж и я , — не дал даже сказать Гоймир, — да все в лежку. Хоть малое время передыхом будем...

— Ладно, — кивнул Йерика. — Дайте дослушать.

— Веку не солги,Другу помогиТрусить в бою не моги.

Мы живём сейчас,Но, может быть, не разПосле расскажут про нас!

Песней станем мы,Сказкой станем мы,Будем, как правда, прямы!

Жили мы не зря,Были — как заря,В небе победно горя...

Снежные заряды шли один за другим, хлеща камни. Они приходили с моря, из его свинцовой дали, а в те моменты, когда, снег переставал, нижняя кром­ка туч садилась на скалы, окутывая их туманом.

— Живей, живей! — хрипел где-то в тумане Гоймир. Олег слышал, как надорванно дышат вокруг ребята, видел их фигуры, похожие на серых призраков. Рядом с ним держались только Йерикка и Холод. — Уйдем?