Записки капитана флота - Василий Головнин

Японцы нас уверяли, что жители южной стороны Сахалина, которых они называют карафта-айну, во многих отношениях сходствуют с курильцами, и что сие сходство, а особливо в некоторых словах их языков, показывает, что те и другие некогда составляли один народ. Сличая словарь сахалинцев, собранный Лаперузом, с моим, который я составил курильскому языку, я нашел, что они имеют такое множество совершенно сходных слов, что не остается ни малейшего сомнения в истине сего заключения японцев.

Я не упоминаю о числе жителей островов Курильских и Сахалина, подвластных японскому императору, ибо японцы, с коими мы общались, или сами не знали того, или, может быть, и знали, но нам не хотели сказать, а определить наугад или по каким-нибудь неверным предположениям число оных было бы пустое дело. То же можно сказать и о доходах Японского государства.

Приложение. Сокращенные записки флота капитана-лейтенанта (ныне капитана первого ранга) Головнина о плавании его на шлюпе Диана для описи Курильских островов в 1811 году[69]

1811 года апреля 20 дня получил я в Петропавловской гавани от господина морского министра[70] следующее повеление.

«Господину капитан-лейтенанту, командиру шлюпа «Дианы» и кавалеру Головнину.

Отношение ваше от 24 декабря 1809 года на имя министра военных морских сил, надписанное с приложением другого, я получил. Предпринятое вами на шлюпе «Диана» в Стиху плавание я одобряю. Причины, к тому вас побудившие, весьма основательны, они доказывают особенное ваше попечение об общей пользе.

Вместе с этим я нужным считаю уведомить вас, что его императорскому величеству угодно, чтобы сделано было точнейшее описание островов Южных Курильских и лежащих напротив Удинского порта Шантарских, а равно и берегов Татарии, и чтобы описание это поручить произвести вам на шлюпе «Диане». Это возлагаемое на вас поручение описано подробно в посланных к вам ныне бумагах от Адмиралтейств-коллегии, от Адмиралтейского Департамента и проч.».

Бумаг Государственной Адмиралтейств-коллегии и Адмиралтейского департамента, о которых в сем повелении упоминается, а не получил, да и получить их прежде осени не было возможности, если бы хотел их дожидаться в Камчатке. А буде вздумал бы идти за ними в Охотск, то в таком случае потерял бы три месяца самого лучшего и благоприятного времени для описи. И я решился составить сам себе план описи, руководствуясь плаваниями у Курильских островов прежних известных мореплавателей. План сей состоял в том, что я должен был начать опись от пролива Надежды, находящегося между 12 и 13 Курильскими островами, или иначе Матуа и Расшуа, и продолжать ее далее к югу до самого Матсмая; потом осмотреть северную сторону этого острова, от которого следовать после вдоль восточного берега Сахалина и кончать лето описью Татарского берега и островов Шантарских.

Таким образом, получив вышеупомянутое повеление, мы тотчас стали готовиться к отправлению в море. На это требовалось немного времени, ибо в течение зимы все нужное для вооружения, шлюпы мы изготовили. Но Петропавловская гавань была еще покрыта льдом, которой необходимо было прорубить, и мы вынуждены были это сделать.

Апреля 25 в 7 часов пополудни вышли мы из Петропавловской гавани и остановились в Авачинской тубе на верпе у самого прохода, соединяющего ее с гаванью. Следующие 4 дня употребили мы на окончательное приготовление к походу.

В ночь на первое мая и во весь день сего числа ветер дул крепкими порывами, находившими от переменных румбов между ONO и OZO в том месте, где мы стояли[71]. Наше место тогда было против каменистого отруба, находящегося между Кошкой, или узкой косой, отделяющей Петропавловскую гавань от Авачинской губы, и так называемой здесь Потной рекой, на расстоянии от берега кабельтов двух. Ртуть в барометре во весь день стояла на 38,90 дюйма.

Второго числа мы зашли далее в губу, чтобы можно было лучше сняться с якоря и лавировать при прошивном ветре. Пользуясь течением отлива, поутру на другой день снялись мы с якоря при умеренном ветре от SO и лавировали до тех пор, пока течение нам служило, а в 2 часа пополудни в самом проходе из Авачинской губы в море стали на якорь. Место наше определится следующими пеленгами: южный из камней Тремя братьями называемых SO 35°; вход в Петропавловскую гавань NW 7½°; северо-западный мыс Раковой губы NO 37½°. Стоя на этом месте, приметили мы, что в 2½ или 3 часа пополудни начался прилив и продолжался до часу пополуночи следующих суток (4 мая), а потом до 8 часов утра вода была неподвижна, тогда пошел отлив.

Такая неправильность, противная общему закону приливов и отливов, бывающих в портах, при океане лежащих, здесь обычно весной и до половины лета, а после, как снега все стают (что не прежде июля на Камчатке случается), тогда приливы становятся правильнее и наводняют берега два раза в сутки, и поэтому здешние жители различают их разными названиями: двойных и одинаковых вод. Надобно знать, что нет земли на свете, где бы более выпадало снегов, как на Камчатке; что Авачинскую губу с тремя ее заливами окружают горы и высокие берега протяжением более нежели на 50 верст; что с них весной и в первой половине лета вода при таянии снегов катится вся в Авачинскую губу, в которую текут также множество ручьев, из которых некоторые можно назвать реками. И более того, впадают две очень быстрые реки – Авача и Парцтунга, которые, протекая между гористыми берегами, принимают льющуюся в них снежную воду и несут ее также в Авачинскую губу, соединяющуюся с океаном посредством только одного узкого канала, имеющего длину 7 верст, а ширины самой малой – немного более 2 ½. Следовательно, великое количество вод, со всех берегов ежедневно в губу прибывающих, должно непременно препятствовать океанским водам входить и выходишь из нее по движению луны.

Капитан Сарычев[72] в путешествии своем упоминает, что он в проливе, соединяющем Авачинскую губу с океаном, приметил однажды два течения: верхнее в нижнее, противоположное первому. Мне не удалось этого заметить, но по вышеупомянутым причинам неправильность здешних приливов непременно должна так быть. Впрочем, я заметил, что и в последней половине сентября, в октябре и ноябре (когда я находился в гавани) приливы иногда были неправильны и прикладной час менялся. Капитан Кинг нашел оной 4 ч 35 мин, а Лаперуз – 3 ч 30 мин. По замечаниям первого, воды поднимаются на 5⅔ фута, а последнего – на 4 фута. Они оба могли были справедливы, каждой в свое время. Но крепкие ветры, прямо с моря или с берега дующие, дожди, увеличивающие количество вод текущих с гор ручьев, от которых и реки также становятся быстрее, и, может быть, другие причины не позволяют замеченный ими прикладной час и возвышение воды принять за настоящие. По моим замечаниям, в две весны и в две осени сделанным, прикладной час можно положишь от 3 ½ до 5 ½ часов, обыкновенное возвышение воды – от 3 до 5 футов; и я видел, что один раз возвысилась она при крепком ветре с моря на 7 футов. Мне не случилось быть все лето на Камчатке, и поэтому я не мог сделать нужных над движениями вод замечаний для вывода общих законов (буде оные здесь есть), каким следуют приливы и отливы в Авачинской губе, зимой же таких наблюдений делать невозможно (тогда все берега бывают покрыты льдом и снегом).