Избранное - Ник Хоакин

Пэтси. Я могла бы надеть такое платье на Новый год…

Чарли. Лучше бы я нашел место, где выпить.

Донья Лоленг. О Пэтси, ты — и в греческой тунике?

Дон Перико. Выпивка за счет заведения, Чарли. Только в этом я могу помочь тебе.

Пэтси. Ну да, мамочка хочет, чтобы я оставалась маленьким голеньким пупсиком!

Чарли. Это я бы хотел остаться голеньким пупсиком!

Маноло. Ты и так им остался!

Дон Перико. И останешься, даже когда протрубит последняя труба.

Донья Лоленг. Стиль этой картины слишком строг для тебя, дорогая.

Маноло. Стиль этой картины слишком строг для всех нас. Мы не герои — мы просто голенькие пупсики!

Донья Лоленг. Пепанг, можно мне прислать сюда мою портниху посмотреть эту картину?

Пепанг. Ну конечно, донья Лоленг.

Дон Перико. Но сумеет ли портниха прикрыть нашу наготу, когда протрубит последняя труба?

Эльза. Минутку, минутку, а кому первому пришла в голову эта идея?

Пепанг. Дорогая, первому она пришла в голову моему отцу, и всякий, кто хочет позаимствовать ее, волен сделать это.

Донья Лоленг (начинает говорить, когда Пепанг еще не кончила). И конечно, дорогая Эльза, моя портниха вправе прийти сюда, если захочет, ничего не заимствуя у твоего блестящего таланта.

Пэтси (начинает говорить, когда ее мать еще не кончила). Ну да, мамочка полагает, что этот стиль слишком для меня строг, сама же вполне уверена, что может надеть какие-нибудь деревянные башмаки и будет выглядеть, как Прекрасная Елена.

Эльза (начинает говорить, когда Пэтси еще не кончила). Не думайте, что я обиделась, напротив, я чрезвычайно польщена, но разве вы не видите, что такой костюм весьма рискован для некоторых возрастных групп?

Следующие три персонажа говорят одновременно, когда Эльза еще не кончила.

Маноло. Женщины, перестаньте препираться из-за костюма, в котором, поверьте мне, все вы будете выглядеть одинаково нелепо. Да к тому же он крайне неудобен!

Чарли. Кто бы ни написал эту картину, у него тонкое чувство юмора, согласен. Но зачем ему понадобилось вешать эту картину на шею мне?

Дон Перико.

Dies irae, dies ilia,Solvet saeculum in favillaTeste David cum Sibylla.Quantus tremor est futurus…[159]

Рев сирены неожиданно заглушает голоса. Все вздрагивают в удивлении. Потом, поняв в чем дело, с выражением скуки и досады на лицах слушают неумолкающий вой. Паула и Кандида вбегают в дверь. В последующей сцене всем приходится кричать, чтобы быть услышанными.

Паула (в то время, как Кандида бежит к балкону). Что это такое? Ради бога, что это такое?

Дон Перико. Труба Апокалипсиса!

Паула. Это война?

Дон Перико. Это день гнева!

Донья Лоленг. Перестань молоть вздор, Перико!

Маноло. Это всего лишь воздушная тревога, Паула!

Паула. Налет?

Пепанг. Конечно, нет! Мы только притворяемся, будто налет!

Паула. Зачем?

Пепанг. Чтобы потренироваться, что мы должны делать! Это учебная воздушная тревога!

Маноло. Что-то вроде репетиции!

Кандида (с балкона). Иди сюда, Паула! Посмотри! Все замерло! Все — и люди, и машины!

Паула бежит к балкону. Сирена смолкает.

Чарли. Учебное затемнение, учебная воздушная тревога, учебная эвакуация! Мне надоела вся эта учеба! Когда же начнется по-настоящему? Я хочу, чтобы эта проклятая война наконец-то разразилась!

Пэтси. Замолчи, Чарли! Как ты можешь говорить такой ужас!

Пепанг. О Пэтси, тут нечего бояться! Война начнется и тут же кончится!

Эльза. Бедные япошки! Они даже не успеют сообразить, что их прикончили.

Пепанг. И чем раньше она начнется…

Пэтси. Только не до Нового года! Не до новогоднего бала! Я хочу надеть новое вечернее платье и действительно поразить всех!

Донья Лоленг. Дорогая, будет война или не будет, а традиционный новогодний бал состоится!

Пепанг. Знаете, как говорят: жизнь идет своим чередом.

Эльза (пальцами изобразив букву «V»). И не давать спуску.

Донья Лоленг. Перико, ведь отель «Манила» все равно будет открыт, даже если начнется война?

Дон Перико. Дорогая моя, все будет открыто. Все будет идти своим чередом! Мы неуничтожимы!

Эльза. Вот это настоящий боевой дух, сенатор! Не давать спуску!

Дон Перико (бьет себя в грудь). Был такой дух, Эльза, но теперь — увы! — не то.

Эльза (удивленно). Это как?

Дон Перико. Перебили крылья!

Эльза. Кому?

Дон Перико. Однако научились же мы ползать по земле! И очень проворно!

Эльза. Лоленг…

Дон Перико. И знаете что? Теперь канава на земле лучше, чем звезды на небе!

Донья Лоленг (подходит). Что ты хочешь этим сказать, Перико?

Дон Перико. Я хочу сказать, дорогая, что мы неспособны к переменам, мы безнадежны. А следовательно, нам нечего бояться. Земля задрожит — но мы едва это заметим. Мы будем слишком увлечены игрой в маджонг, разговорами о том, чей муж спит с чьей женой…

Донья Лоленг. Да ты соображаешь, что говоришь!

Дон Перико. …и землетрясение нас даже не заденет. Ну, может быть, разобьется одна твоя чайная чашка, дорогая, у столика для маджонга отломится ножка, а твоя портниха опоздает на примерку. Но ты не беспокойся. После землетрясения ты купишь новую чашку, закажешь новый столик, а портниха в конце концов появится. И заживем мы как прежде.

Донья Лоленг. Пепанг, что вы тут с ним сделали?

Дон Перико. Дорогая, что можно сделать с трупом?

Донья Лоленг. Трупом!

Дон Перико. Ну да. Я только что обнаружил нечто весьма забавное, моя дорогая. Я мертв, тридцать лет как мертв — и не знал об этом.

Донья Лоленг (после паузы). О мой бедный Перико! Понимаю, понимаю! (Подходит и кладет руки ему на плечи.) И зачем только я позволила тебе прийти сюда! Мне надо было это предвидеть.

Дон Перико. А, ты знаешь, что произошло?

Донья Лоленг. Этот дом, Перико, этот ужасный старый дом! Он всегда так действует на тебя! Теперь ты понимаешь, почему я против того, чтобы ты бывал здесь?

Дон Перико. Да, моя дорогая, понимаю.

Донья Лоленг. Пэтси, папину шляпу! Мы забираем его домой, и я тут же уложу его в постель.

Пепанг. Он болен?

Донья Лоленг. У него легкий приступ поэзии.

Пепанг (удивленно). Пресвятая дева!

Донья Лоленг. О, не стоит беспокоиться. Я к этому привыкла и знаю, что делать. Аспирин, горячий бульон, хорошенько выспаться — и наутро он снова проснется прежним Перико.

Дон Перико. Конечно, проснусь, моя дорогая.

Донья Лоленг. Конечно, проснешься, муж мой! Ты ведь всегда просыпаешься — вспомни! А потом всегда смеешься сам над собой и над тем, что говорил и делал.

Дон Перико. Поэзия бессильна перед аспирином. Да, назавтра я проснусь прежним Перико — здоровым, богатым, любезным, утонченным, элегантным, хладнокровным, уверенным в себе, черствым и довольным собой!

Донья Лоленг. У человека твоего положения раскаяние просто смешно.

Дон Перико. И завтра мне будет очень стыдно за самого себя, за то, что я был смешон.

Донья Лоленг. И за то, что так жалел себя.

Дон Перико. И за то, что так жалел себя.

Донья Лоленг. Поверь мне, Перико, ты готов смириться с бедностью не больше, чем я. Мы оба рождены для дорогой жизни. Попробуй представить себя без золотых запонок и булавки с бриллиантом, без портного и импортных вин! В тебе ни на йоту нет аскетического, мой дорогой Перико!

Дон Перико. Да, дорогая, я совершенно согласен. Но время от времени человек пытается заставить совесть замолчать и плачет, представляя, кем он мог бы стать.

Донья Лоленг (негодующе). Вы, мужчины, никогда не знаете, чего хотите!

Дон Перико. Ты очень терпелива со мной, дорогая.

Донья Лоленг. О, когда я вышла замуж за поэта, я знала, что мне грозят неприятности! Но я твердо решила сделать тебя!.. тем, что ты есть сейчас.