Дочь Востока. Автобиография. - Беназир Бхутто

В годы диктатуры Зии Индия отобрала у Пакистана ледник Сиачен. Генерал Зия отмахнулся от еще одного поражения, заявив, что «там все равно ничего не вырастишь», но народ и, в особенности, армия, горько переживали потерю территории и достоинства. Наши солдаты, джаваны, приветствовали меня во время предвыборных поездок, демонстрируя верность своим народным корням, а не извращенным взглядам генералов. Я знала, что солдаты, как и все граждане страны, желают достойного и справедливого решения спорных вопросов. Раджив Ганди соглашался со мной, что нужны долгосрочные программы, направленные на развитие взаимного доверия. Мы учредили несколько двусторонних комитетов и подписали первое соглашение, касающееся вопросов ядерной энергии в Южной Азии, обязавшись отказаться от нападения на ядерные объекты. Подписали также соглашение о взаимном сокращении и передислокации войск и об ограниченном товарообмене. Подписали проект соглашения о разделении войск по Каргилу без согласования претензий на ледник (хотя ни один из нас уже не остался у власти для подписания самого договора). Я иногда думаю, что Южная Азия, да и весь мир выглядели бы иначе, если бы Раджив не погиб, а мне дали бы возможность завершить срок. Мы понимали друг друга, наша совместная работа приносила плоды.

В самом начале премьерского срока я решила восстановить членство Пакистана в Британском Содружестве. Поддержку со стороны Британии во время афганской войны и в восстановлении демократии я и моя партия считали достаточными основаниями для такого шага. Я должна была встретиться с Радживом в 1989 году на конференции Британского Содружества в городе Лангкави (Малайзия). Однако помешали досрочные выборы в Индии и трагическая гибель Раджива Ганди от руки убийцы. После его убийства отношения между Индией и Пакистаном осложнились.

Я направила посла к новому премьер-министру Индии В. П. Сингху, выражая желание поддерживать добрососедские отношения с его страной, но он несправедливо обвинил Пакистан в организации беспорядков в индийском Кашмире. Хотя Пакистан сочувствует народу Кашмира, восстание там, чисто местных корней, объяснялось не вмешательством Пакистана, а всемирным веянием, порывом к свободе, вызванным падением Берлинской стены. В тот период силы свободы всколыхнулись по всей планете. Если к самоопределению стремились Польша, Венгрия, Восточная Германия, то почему Кашмир должен был составить исключение?

Я заверила премьер-министра Индии в нейтралитете и невмешательстве Пакистана, не упомянув при этом о предложении, полученном от афганских, арабских и пакистанских военных группировок в 1990 году. Они сообщили через пакистанскую разведку, что «сто тысяч закаленных в боях муджахиддин» готовы пересечь границу Кашмира и помочь его народу в борьбе. Почему-то они не сомневались, что смогут одолеть мощную индийскую армию. Я это предложение отвергла. Более того, я приказала армии и разведке контролировать демаркационную линию и не допускать инфильтрации афганских моджахедов из Пакистана.

Предпринятые мною шаги к освобождению политических заключенных непосредственно повлияли на мою семью. Я не только распорядилась выпустить на волю всех политзаключенных, но и рекомендовала президенту объявить всеобщую амнистию. Зная, что под действие президентского указа об амнистии подпадет и мой брат Мир Муртаза Бхутто, президент Гулям Исхак Хан решил посеять в нашей семье семена раздора. Амнистию он объявил однобокую, что не освободило брата от бремени всех выдвинутых против него обвинений. Практически брат мой Муртаза не мог вернуться, не рискуя попасть в руки Наваза Шарифа, управлявшего Пенджабом и действовавшего по указке военных. Я могла выдать брату пакистанский паспорт — что я и сделала, — но полностью обезопасить его оказалась не в силах.

Я информировала брата о разговоре с премьер-министром Британии Маргарет Тэтчер. Во время прогулки с нею среди цветов в саду ее загородной резиденции в Чекерсе я подняла вопрос о возможности проживания его в Лондоне. Она без колебаний согласилась удовлетворить мою просьбу. Однако брат не хотел уезжать в Англию. «Откуда ты знаешь, сколько эти макаки-муллы да гориллы-генералы будут тебя терпеть? — возразил он. — Нет уж, лучше я останусь на Востоке». Мне кажется, что, будь у Муртазы возможность вернуться в Пакистан, роста внутрипартийных трений можно было бы избежать.

Все время моего пребывания на посту премьер-министра мы пестовали ростки демократии, основывали и развивали хрупкие структуры, способные при заботливом уходе развиться в полноценные составляющие свободной и справедливой политической системы. Меня учили, что ислам полагает справедливость существенной характеристикой цивилизованного общества. Поэтому я способствовала разделению судебной и исполнительной ветвей власти, закладывала основы независимого судопроизводства.

Но главные преобразования, беспрецедентные и революционные, произвели мы в сфере экономики. В годы изгнания в Англии я видела, как политика госпожи Тэтчер создала в стране новый средний класс. Мы первыми в Южной Азии и в странах Ближнего и Среднего Востока децентрализовали экономику, провели приватизацию государственного сектора. Мы дерегулировали финансовую систему, освободили ее от бюрократических оков. Ранее для получения займа свыше 5000 долларов требовалось согласие министра финансов.

Мы выделили фонды на электрификацию деревень, найдя недопустимыми темпы электрификации в 250 сельских населенных пунктов в год, в то время как без электричества в стране вынуждены обходиться 80 000 деревень. Выделяли мы фонды на строительство новых дорог, на снабжение населения питьевой водой приемлемого качества. Подключения телефона приходилось ждать по двадцать лет, и я поражалась, как можно вести дела без кредитов, без телефона и электричества. Я приказала министерству найти решение, и в 1989 году мы ввели в Пакистане волоконно-оптическую связь. Мы разрешили мобильные телефоны, открыли людям глаза на внешний мир, у них дома появилось Си-эн-эн, когда в соседних странах его передачи показывали лишь в отелях. Я стремилась как можно скорее сделать Пакистан современной страной.

Наши реформы не остались незамеченными. Мировой банк и Международный валютный фонд высоко оценили наши усилия. Его королевское высочество шейх Зайед Бен Султан аль-Нахьян, президент Объединенных Арабских Эмиратов, оказал щедрую помощь в строительстве Мултанского нефтеперегонного завода. Мы выстроили порт Гвадар в Белуджистане, скоростную дорогу по Макранскому побережью, военно-морскую базу Ормара, плотины Пасни и Гази-Баротха, осуществили проект по золоту и меди «Саиндак». Мы резко увеличили приток туристов в страну, приватизировали добычу драгоценных камней, поощряя их экспорт.