Нефть! - Эптон Синклер

В голове Бэнни созрел один план, и он собрал всех своих друзей, чтобы посмотреть, как они будут на него реагировать. Среди них были: старый Хаим Менциес, который так давно был в рабочем движении, что лучше, чем кто бы то ни было, мог видеть все его недочеты; его сын Яков, бледнолицый студент; Гарри Сигер, который занимался теперь тем, что разводил на приобретенном им участке орехи, не подвергавшиеся бойкоту; Питер Нагель, Григорий Николаев и Дан Ирвинг, которого Бэнни выписал на этот день из Вашингтона. Все эти шесть человек сидели с Бэнни и Рашель в отдельном кабинете ресторана и обсуждали вопрос о наилучшем использовании миллиона долларов, предназначавшегося на дело "общественного спасения".

Со свойственной ему скромностью Бэнни объяснил, что этот план он отнюдь не выдавал за какой-нибудь особенно удачный; он остановился на нем потому, что лично ему он был особенно по душе. Он не имел в виду участвовать в этом плане только деньгами и предоставлять другим приводить его в исполнение.

Он сам хотел работать. Ему надоело ничего другого не делать, как только наблюдать и разговаривать. Одно время он думал было издавать какой-нибудь большой журнал, но сам он с журнальным делом был очень плохо знаком и хорошо поставить его не смог бы. Единственно, что он знал хорошо, — это все, что связано было с молодежью. Он сам был в колледже и знал, каким должен был быть настоящий колледж.

— О чем мы главным образом сейчас должны заботиться, — сказал он, — это о том, чтобы дать юным умам правильное направление. Но беда в том, что в нашем распоряжении только несколько часов в неделю, и все, что представляет собой особую ценность в глазах молодежи — школы, кино, — все это в руках наших врагов. И вот мне хотелось бы собрать нескольких юношей и устроить так, чтобы все двадцать четыре часа в сутки они проводили вместе, и посмотреть, не удастся ли нам создать социалистическую дисциплину и личную жизнь, направленную на служение делу рабочего движения. Рашель одобряет этот план. Не знаю, что скажут по поводу его другие. Я думаю, что рабочее движение страдает оттого, что до сих пор мы не установили тех нравственных стандартов, в каких мы нуждаемся. Многие из членов партии еще недостаточно сильны. Женщины желают носить шелковые чулки и быть похожими на буржуазных, а все их идеи о свободе сводятся к тому, чтобы перенимать все дурное от мужчин. Если движение действительно что-нибудь значило бы для социалистов, то они не стали бы тратить денег на табак, наряды и всякую ерунду.

— Как бы мне не пришлось уйти из партии! — сказал, усмехаясь, старый Хаим Менциес, который только что закурил свою десятицентовую сигару.

То, что Бэнни желал устроить, воплощалось в идее рабочего колледжа, построенного на каком-нибудь подходящем для жилья участке земли, вне города. Но вместо того чтобы тратить свои миллионы на сталь и бетон, он предполагал начать дело с палаток и к работе над помещением привлечь и учеников и преподавателей. Ежедневно четыре часа должны были быть посвящены ручному труду и четыре — учебным занятиям. Все должны иметь одинаковые костюмы цвета хаки и не посещать светского общества. Бэнни предполагал побывать в университете и высших школах, поговорить с отдельными небольшими группами учащихся и постараться переманить некоторых учеников в свой будущий колледж. Рабочим союза будет тоже предложено выбрать из своей среды наиболее обещающих молодых людей обоего пола. Вся эта его затея могла осуществиться быстро и стоить недорого, потому что, кроме строительного материала, все могло получаться на месте: у них будет своя ферма и специальная школа ремесел.

Так что же они все по этому поводу думали?

Первый выразил свое мнение Хаим Менциес. Быть может, его чувства были оскорблены намеком на табак, — как бы то ни было, он сказал, что, с его точки зрения, этот будущий колледж ничем не отличался от так называемых колоний. Назвать его, конечно, можно было колледжем, но это дела не меняло. Колонии же были самыми худшими западными тормозами рабочего движения… Они приучают молодых людей жить обособленно от других рабочих, и вы можете быть вполне уверенными, что в вашем колледже они будут думать о чем угодно, только не о классовой борьбе.

— Это безусловно справедливо относительно колоний, — сказал Бэнни. — Но мы ведь не собираемся никуда удаляться, и своей главной целью мы именно поставили помогать рабочему движению.

— Люди, которые хотят помогать рабочему движению, должны все время находиться в этом движении, а если вы возьмете их оттуда, то они привыкнут к более легкой жизни и не будут уже годиться для настоящей борьбы. Это уже не настоящие рабочие.

— Но их жизнь вовсе не будет очень легкой, товарищ Хаим.

— Говорите еще! Нелегкой! Устроить колледж, в который пригласить разных молодых леди и джентльменов, и думает, что такая жизнь не покажется рабочим легкой!

— Да ведь эти молодые леди и джентльмены там-то именно и будут тренироваться для классовой борьбы. Дисциплина будет очень строгая. Я даже считал бы нужным, если бы никакая другая дисциплина не помогла, ввести в курс обязательное требование, чтобы каждый студент за время своего пребывания в колледже просидел в тюрьме в общем не менее тридцати дней.

— Ну, это я вам скажу — тоже здорово! — воскликнул Питер Нагель.

— Но в чем они могут так провиниться? — спросил Хаим саркастическим тоном. — Разве что покатят на автомобиле с недозволенной скоростью?

— Почему непременно только это? Они могут попасть в Энджел-Сити в какую-нибудь забастовку или пойти на какой-нибудь социалистический митинг на углу двух улиц, где их, конечно, не замедлит схватить полицейский. Я думаю, мне нечего учить именно вас, что нужно сделать для того, чтобы вас арестовали, товарищ Хаим.

— Да, но ведь можно попасть на такого судью, который засадит вас в тюрьму не на тридцать дней, а на целые шесть месяцев, а то и больше.

— Ну, это уже дело случая. Я только говорю, что ни один студент не будет считаться годным для борьбы, если он не побудет за время своего пребывания в колледже в тюрьме. Разумеется, на почве классовой борьбы.

— Ну а как же учителя? — спросил Григорий Николаев.

— Им полагается побыть в тюрьме раз в три года или даже, может быть, раз в пять лет.

— А сам основатель колледжа? Как часто полагается ему? — спросил с веселым смехом Питер Нагель.

Дан Ирвинг ответил за Бэнни, сказав, что он подождет того момента, когда останется совсем без денег.

Разговоры на эту тему продолжались. Бэнни стоял за то, что студенты сами должны были решать, какая доктрина им больше по душе. Дело учителя давать им разъяснения на предлагаемые вопросы. Каждый класс должен представлять собой открытый форум. Не должно быть никакого "сектантства", никаких предвзятых восхвалений одних доктрин и гонений на другие. Студентам должен быть предоставлен совершенно свободный выбор тех или других.

Но старый скептик Хаим не унимался.

— Я хотел бы знать, как вы думаете распорядиться с сексуальным вопросом? — спросил он.

Бэнни отвечал, что это был очень сложный вопрос и он его себе еще не окончательно выяснил.

— Думаю, что нам придется руководствоваться в этой области буржуазными стандартами, — сказал он.

— О боже! — воскликнул Питер Нагель. — Раз уже дело коснется буржуазии…

Яков Менциес, студент, сказал, что он только что читал об одной социалистической колонии, которая была устроена в Теннесси много лет тому назад и которая распалась именно благодаря неудачно разрешенному сексуальному вопросу.

— Это всегда так будет со всякой колонией при капиталистическом строе, — прервал сына старый Хаим. — Есть только один способ заставить мужчину жить всю жизнь с одной только женщиной, — это запереть их в дом и никогда не выпускать. Но раз вы позволите им иметь сношения с другими людьми, то мужчина тотчас же найдет, что ему необходима другая женщина, женщина, более для него подходящая. И так будет всегда!

В результате всех этих разговоров выяснилось, что никто не был уверен в успехе такого предприятия, но вся молодежь с радостью готова была помогать кто чем мог, если Бэнни решит привести свой план в исполнение. Бэнни сказал, что он уже начал подыскивать подходящий участок земли милях в пятидесяти приблизительно от Энджел-Сити, в том месте, где было бы достаточно воды и были бы подходящие почвенные условия. Он решил пожертвовать три года развитию этого дела, и если окажется возможным установить желаемую дисциплину и нравственные стандарты, то тогда он поставит все это дело на серьезный лад и возьмет на себя все материальные издержки. Тогда им понадобятся и учителя, и организаторы, и разного рода заведующие, так что дело для всех найдется.

Одновременно с этой заботой Бэнни имел частые свидания с адвокатами, и все они прилагали все старания, чтобы спасти все, что только было возможно из состояния м-ра Росса. Задача исключительная по трудности в силу того, что они вели борьбу не с каким-нибудь простым смертным, но со всемогущим Верноном Роскэ. Берти приходила во все большее и большее неистовство и заявляла о своем намерении явиться в контору с револьвером в руках и застрелить нефтяного магната.