Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

— Стоять, Принц. Ждать.

Эркин спешился и неторопливо пошёл вниз к ручейку. Перепрыгнул его и стал подниматься. Его видели. За ним следили. Как только он показался на холме. Но никто из шалашей не показывался. Хотелось оглянуться, посмотреть, как там Андрей, но оборачиваться нельзя. Через пролом в заборе Эркин вошёл на территорию резервации. И остановился, немного не дойдя до шалашей. Чтоб хотя бы пока за спиной было открытое пространство.

— Эй, Клеймёный! — позвал он громко. — Выходи, поговорим.

Ему ответило молчание.

— Выходи, Клеймёный! — повторил Эркин. — Я один.

— Не думал, что ты сорвёшься.

— Я тоже не думал, Джонни. С волками тяжело. Если ты не в стае.

— Не приняли?

— Я не знаю, что нужно, чтобы приняли, — Фредди отхлебнул из оплетённой в металлическую сетку бутылки. — Держатся они великолепно. Но я хочу одного. Откочевать отсюда. И оставить их обходиться без меня.

— Даже так, Фредди?

— Ты знаешь, чем они занимаются на дневках, когда не ездят на обед? Сиди крепче, Джонни. Тренируются. Мечут ножи. Делают затёсы на дереве. Голова, шея, грудь, живот. И кидают. На дальность, на меткость. Эндрю на пол-лезвия в любой ствол всаживает. Помнишь, он мне шляпу пробил? Я тогда не понял как и сейчас не понимаю… А про карате ты знаешь? Что индеец выделывает, так он любого каратиста уложит. Друг друга валяют. Сначала тренировка. Показывают приёмы, разучивают. Потом так… играют.

— Присоединяйся, — рассмеялся Джонатан.

— Пробовал. Индеец опускает руки и просто уклоняется от ударов. Попасть по нему невозможно. Эндрю… удирает под каким-нибудь предлогом. Это пустяки, Джонни. Они волки. Но мальчишки. А мальчишки не любят, когда взрослые лезут в их игры. Что-то я многословным стал, Джонни.

— Устал?

— Да. Ловля бабочек на минном поле — утомительное занятие.

Андрей сдвинул стадо к холму, чтобы издалека не гнать, если что, и поднялся к камню. Принц спокойно щипал траву. Андрей посмотрел на резервацию. Все собрались возле одного шалаша. Эркина не видно, внутри, что ли? Далеко, не слышно ни хрена. Может, его уже на нож посадили, и крикнуть не успел. А он всё сигнала ждёт. Какой тут к чёрту сигнал? А вообще-то… надо было сразу Фредди отворот давать, что, дескать, сами справимся, и сюда. И говорить на «понял, нет». И всё было бы ясно. А то развели хренотень.

Андрей спустился, объехал стадо, чтобы не разбредались, и снова поднялся на холм. Как было, так и осталось.

Машину покачивало на выбоинах.

— Резервация небольшая, — рассказывал, не отрываясь от руля, Браун. — Но злая. Парни подобрались битые, ломаные. Половина с клеймами. Честно говорю. Если они уедут, мы будем рады. Честно. Надоело жить с оглядкой.

— А кто их довёл до такого состояния? — Горин вытащил платок и обтёр потное лицо.

— Мы сами и довели, — кивнул Браун. — Не спорю. У меня у самого двое отработочных было. Я, как видите, жив остался. И семья цела. И в доме ничего не тронуто.

— Такой добрый хозяин? — усмехнулся Золотарёв.

— Добрый? Не знаю, — Браун покосился в зеркальце обзора на каменные лица индейцев на заднем сидении. — Я честно им сказал. Мне нужна ваша работа. Работайте без подлости, и я подличать не буду. Честно. Главное, я считаю, честность. Сказал — сделал. Обещал — назад не пяться.

— И что же, честно через три года давали вольную? — улыбался Золотарёв.

— Одному дал. Ещё до этих двух. А эти после побега с клеймами были. Один пять лет у меня прожил. Другой без малого восемь. Освобождение пришло, я офицера из комендатуры не ждал. Сам всё им рассказал. Одежду дал, еды на дорогу… всё как положено. Я закон уважаю.

— И что, они здесь? — спросил, покраснев, Пётр. — Вы можете сейчас встретиться с ними?

— Нет, — замотал головой Браун. — Они издалека были, к себе уехали.

— Отработочных всегда привозили издалека, Петя, — голос Золотарёва по-учительски спокоен и доброжелателен. — Чтобы затруднить побег.

На это замечание Браун промолчал.

— Думаю, он прав, Джонни. Нас дёргают по пустякам, чтобы без помех подёргать стадо.

— Слишком сложный план для индейцев.

— Додумался этот, додумаются и другие.

Джонатан закурил. Они сидели в лагере у костра. Фредди отхлебнул ещё раз и завинтил колпачок.

— Да, Джонни, ты сахар привёз?

— А что?

Фредди усмехнулся.

— Сладкоежки оба.

— Шутишь? — Джонатан казался обескураженным. — Мужики же.

— Мальчишки, Джонни. И не пьют оба. Эндрю только у костра курит, и то одну сигарету три вечера тянул. Но может и в один вечер полпачки просмолить. А вот сахара всегда себе по три ложки закладывает.

— Индеец точно не курит? Я думал, просто… фасон давит.

— Нет. Он не курит. Так что, — Фредди рассмеялся, — сахару давай побольше.

— Оценят?

— Заметят. А как оценят? А как дашь.

— Ясно. Ну что, поехали к ним?

— Поехали. Только пошумим издали, а то мне как-то неохота получить под рёбра.

— Значит, ножами чисто работают?

— Эндрю мастер. Индеец учится. На деревьях у них лихо получается. Хватило бы духу на человека… Ладно, болтаю много. Поехали.

— Вот и приехали. Здесь охрана жила. Кто успел удрать, не знаю. Остальное сами видите.

Браун остановил машину. Они вышли. Впереди распахнутые, сорванные с петель ворота, неуклюжие конусы шалашей и неясный гул множества голосов.

— Что-то там происходит, — разжал губы Гичи Вапе.

— Как хотите, джентльмены, — Браун решительно обвёл всех взглядом, — но я буду вас здесь ждать. С ними один Бредли да его подручный говорить рискуют.

— Бредли? — небрежно переспросил Золотарёв.

— Да, Джонатан Бредли. Он в заваруху как раз купил себе имение, и здесь его земля вплотную к резервации. Он их даже нанимал, говорят, пару раз. На простые работы.

— А подручный его? — голос Золотарёва по-прежнему спокоен и небрежен. Так, простая вежливость, без особого интереса.

И столь же небрежен ответ Брауна.

— Я не любопытен. Чего мне не говорят, я о том и не спрашиваю.

Золотарёв кивнул. И повернулся к остальным.

— Ну что ж, пошли. Кажется, мы в горячее время попали.

Они пошли к воротам.

— Жду до упора, — крикнул им вслед Браун.

Пять человек уже входили в ворота.

Андрей собрал стадо — здорово шумят: надо быть наготове — и поднялся на холм. Ага! Вон Эркин. Вроде… вроде целый. Кольцо вокруг плотное, но ножей не видно. Жаль, не слышно сюда, о чём говорят. Только шум. Но сразу на нож не взяли, дальше легче.

— Я сказал. Замечу кого у стада, оторву к чёртовой матери всё, что торчит, — Эркин говорил, не оборачиваясь.

Он говорил только с Клеймёным и этим парнем, Девисом. Они вышли к нему, а остальные уже потом подвалили. Окружили. Эркин спиной, затылком, висками чувствовал кольцо. Но не оборачивался.

— За хозяйское добро горишь, — недобро усмехнулся Клеймёный. — Раньше ты не был таким.

— Раньше я рабом был, — ответил такой же усмешкой Эркин. — Я получаю с головы. Это мой заработок. Жрать нечего, идите, работайте. А стада я вам не дам.

— И много он тебе платит? — Девис кривит распухшие разбитые губы в презрительной усмешке.

— Заплатит, посчитаю.

— Ты! — расталкивая остальных, к нему пробился вроде молодой, но с проседью в неровно обрезанных волосах, сгрёб Эркина за рубашку на груди. — Ты, погань рабская, учить нас вздумал! — он захлебнулся руганью.

— Рубашка, — Эркин смотрел ему прямо в глаза.

— Чего? — растерялся на секунду тот.

— Рубашку ты мне стирать будешь? Убери лапы. Ну!

— Ах ты!..

Костлявый кулак летел ему в лицо. Эркин перехватил его, сжал и, поймав краем глаза движение сбоку, швырнул напавшего туда.

Короткий гортанный возглас Девиса остановил остальных, не дав завязаться общей свалке. Ребром ладони Эркин стряхнул с рубашки следы чужой руки. От рывка отлетели пуговицы. Одну он видел, но нагибаться за ней нельзя. И надо кончать. Он шагнул вперёд.

— Слушай ты! Твои счёты с беляками — это твоё. У меня свои. И не лезь. Понял?! Стада я вам не дам!