Карта неба - Феликс Пальма

— Я начинаю верить, что любовь — это лучшее, что изобрели люди, — сказал он. — По крайней мере, это лучше, чем наши пушки.

Все молча смотрели на незнакомца, направившегося к ним.

— Мистер и миссис Уэллс, как я рад, что вы живы, — произнес он и поднес руку к шляпе в виде приветствия. — Вы меня помните? Я Чарльз Уинслоу.

Уэллс сразу же узнал его. Это был тот самый богатый юноша, что пару лет назад вломился к нему в дом в Уокинге с пистолетом в руке, потому что думал, что у Уэллса есть машина времени, которую он описал в своем романе. И хотя сейчас у него был весьма неприглядный вид — волосы разлохмачены, пиджак весь в пыли и порван в нескольких местах, — писатель должен был признать, что обаяния у юноши ничуть не убавилось.

— Конечно, мистер Уинслоу, — сказал Уэллс, пожимая ему руку.

Поздоровавшись, молодой человек перевел взгляд на миллионера и неожиданно побледнел.

— Похоже, вы увидели перед собой призрак, мистер Уинслоу, — засмеялся Мюррей.

— Но ведь это не так? — осторожно осведомился Чарльз.

— Вам достаточно пожать мне руку, чтобы убедиться в этом. — Миллионер протянул свою руку, которую Чарльз с чувством пожал. — Но о моем воскресении мы поговорим в другой раз. А теперь позвольте познакомить вас с мисс Харлоу.

— Очень рад, мисс, — сказал Чарльз, целуя девушке руку и пытаясь ошеломить ее улыбкой порочного архангела. — В иных обстоятельствах я пригласил бы вас поужинать со мною, но, боюсь, во всем Лондоне не отыскать сейчас открытого ресторана.

— Приятно видеть вас в таком веселом настроении, несмотря на нашествие, — вмешался писатель, прежде чем Мюррей успел произнести какую-нибудь резкость.

— Не думаю, что это должно нас слишком занимать, мистер Уэллс, — ответил Чарльз, обводя рукой расстилавшиеся вокруг развалины. — Очевидно, что мы это переживем.

— Вот как? — откликнулся писатель, не скрывая своего скептицизма.

— Ну разумеется, — заверил Чарльз. — Вы же знаете, что в двухтысячном году у нас будут проблемы с автоматами, а не с марсианами. Поэтому ясно, что все это в конце концов разрешится.

— Понимаю. — Уэллс смиренно вздохнул. — И что же мы в таком случае должны делать?

— Дать поработать героям, конечно, — ответил молодой человек.

— Героям? — вмешался Мюррей. — Вы себя имеете в виду?

— Нет, что вы, мистер Мюррей. Мне лестно это слышать, но я имел в виду не себя. Речь шла об одном из истинных героев, — объяснил Чарльз и сделал знак стоявшему в нескольких метрах от них человеку, чтобы тот подошел. — О том, кто прибыл из будущего именно затем, чтобы спасти нас.

Незнакомец робко приблизился с улыбкой на устах, которой он хотел всех успокоить.

— Джентльмены, представляю вам отважного капитана Дерека Шеклтона.

Часть третья

 Уважаемый читатель, вот мы и добрались до заключительных страниц нашего захватывающего романа!

Как ты думаешь, наши герои смогут победить марсиан или, по-твоему, это так же невозможно, как завоевать сердце надменной дамы? Здесь ты получишь ответ на оба вопроса.

Спасибо за то, что вы сопровождали меня в этом долгом путешествии, любезные джентльмены и чувствительные дамы. Надеюсь, вы получили удовольствие от этой необычайной истории, хотя ввиду встречающихся в ней многочисленных событий, лежащих за гранью человеческого опыта, вам, должно быть, не раз приходилось морщить лоб. Я вас не виню, хотя очень опасаюсь, что, к несчастью, бег времени в конце концов лишит эти события их исключительных свойств.

 Шеклтон перехватил мой взгляд и, скептически подняв брови, раскинул руки, чтобы полностью объять картину разорения.

— Как видите, мистер Уинслоу, отправиться в двухтысячный год невозможно.

Я беспечно пожал плечами, давая понять, что столь незначительная помеха нас не остановит.

— Боюсь, что тогда нам придется побеждать марсиан самим, капитан, — сказал я с улыбкой.

XXXII

Чарльзу Уинслоу хотелось бы, чтобы время было подобно реке, чьи берега украшал бы один и тот же неизменный пейзаж с великолепными, словно высеченными резцом скульптора горами, с озерами, поблескивающими в ласковых лучах заходящего солнца, с чувственно круглящимися холмами или чем-нибудь еще. Из чего состоял этот пейзаж, было не важно, во всяком случае, не так важно, как его неизменность, ибо он должен был присутствовать не только тогда, когда ты останавливался у берега, чтобы полюбоваться им, но и когда ты решал плыть на своей лодочке дальше, вверх по течению или, отложив весла, в противоположном направлении. Куда бы ты ни отправлялся, пейзаж должен оставаться на месте, неподвижный и безмятежный, словно узор, намертво пришитый к берегу реки. Но, как оказалось, время вовсе не было похоже на реку. И если, уезжая, ты полагал, что все останется таким же, когда ты вернешься, то ты ошибался. Благодаря «Путешествиям во времени Мюррея» он побывал в 2000 году, стал свидетелем безжалостной войны будущего, в которой люди сражались со злобными автоматами за господство на планете, а потом возвратился в свое время, в эпоху, когда автоматы считались всего лишь игрушками и их использование еще не вошло в моду. Это настоящее несло в себе, словно скрытую болезнь, зародыш будущего. Но то, что произошло два года спустя, столь существенно изменило настоящее, что оно уже никак не могло привести к тому будущему, которое Чарльз считал неизменным. Мир, в котором он жил, выбрал другую дорогу, он уже не направлялся в тот 2000 год, который продемонстрировал им Мюррей. Чарльз не знал, куда он направлялся, но, разумеется, не туда, сказал он себе, поднялся с матраса и, дрожа от холода, заковылял к выходу из своей камеры. В это утро ему опять не удалось избавиться от преследовавшего его кошмара, в котором, похоже, он обречен теперь жить. И, словно для того, чтобы лишний раз проверить это, его пальцы коснулись железного ошейника.

Еще не рассвело, но на горизонте темнота начала отступать, и слабый, чуть красноватый свет медленно распространялся по равнине, где высилась гигантская железная конструкция, которую они возводили для марсиан. Все теперь уже знали, что захватчики прилетели не с Марса, но, поскольку было неизвестно, откуда они прибыли, большинство продолжало называть их марсианами, вкладывая в это слово, как им казалось, презрительный оттенок. Чарльз уставился на башню со всей своей жалкой ненавистью, на какую только было способно его изможденное тело. Усталость так прочно угнездилась в его костях, что стала частью его самого. Говорили, что строящаяся пирамида — это машина для изменения состава воздуха на Земле, чтобы сделать его не столь вредным для захватчиков, каким он был до сих пор. Воздух был одним из многочисленных пунктов среди переделок, которым марсиане подвергли планету, готовя ее к долгожданному прибытию Императора. Он прибудет вместе со всеми своими подданными на гигантских межпланетных кораблях, в трюмах которых будет аккуратно перевезен весь их мир. Горстка захватчиков, без труда завоевавшая Землю, была, оказывается, всего лишь небольшим авангардом.