Деревянный Меч - Элеонора Раткевич

– Э-э… добрый день, Кенет, – неуверенно окликнул его староста.

– Добрый, – покладисто согласился Кенет. Староста шумно вздохнул; на лице его изобразилось явное облегчение.

– Я что спросить хотел… – прокашлялся староста, – тебе помощь какая не нужна?

Кенет выпрямился и внимательно посмотрел на него. Под его взглядом староста побледнел, съежился и словно бы усох.

– Отчего же нет? – со сдержанным добродушием кивнул Кенет. – Может, и понадобится.

– Так ты только скажи, – выдавил староста и опрометью бросился через поля прочь, не разбирая, где чья земля.

Вслед за старостой появились и другие желающие непременно поздороваться с Кенетом, а то и помощь предложить. Чуть не полсела промаршировало мимо молодого воина. Кенет учтиво отвечал на приветствия и от предложенной помощи не отказывался, хотя и не уточнял, в какой именно помощи он нуждается. Когда же сумеречная прохлада начала слизывать дневной пот, Кенет решил, что хватит с него на сегодня и работы, и приветствий. Он отправился на реку, поплавал немного в свое удовольствие и поймал руками несколько рыб – отчасти для тренировки, отчасти – потому что дома есть нечего, и самую малость – чтобы порисоваться немного перед глазеющими на берегу мальчишками и не обмануть их ожиданий. Собственная проказливая выходка развеселила его. Раньше он изо всех сил старался выглядеть взрослым и не позволял себе ничего, что выдавало бы его крайнюю молодость. Теперь же в этом просто не было нужды. Потешаясь над самим собой, Кенет облачился в хайю, аккуратно затянул пояс, тщательно расчесал мокрые волосы, собрал пойманную рыбу на кукан и отправился домой.

Мусора во дворе не осталось. Ай да Бикки! И ведь давно управился: присыпанное землей кострище уже остыло. Кенет усмехнулся и вошел в дом.

Очаг и котлы по-прежнему были покрыты липкой черной сажей: не только Бикки, но и ослабевшей после болезни мачехе подобная работа не под силу. Во всем остальном дом переменился разительно. Пыль исчезла бесследно. Пол и стены только что не сверкали. Бикки увлеченно надраивал стол. Посреди комнаты стояла мачеха в своем старом праздничном платье. В последний раз Кенет видел ее в этом наряде в день ее свадьбы с отцом. С тех пор мачеха сильно похудела, но платье сидело на ней ладно, не топорщилось нигде, не свисало мешком. Волосы ее были причесаны с особым тщанием. Все как и полагается по торжественным случаям – все, кроме изжелта-бледного лица со скорбно поджатыми губами и остановившимся взглядом.

Кенет не успел и слова молвить. Мачеха обернулась к нему и медленно безмолвно поклонилась новому главе семьи.

Кенет ответил на ее поклон тоже без единого слова. Потом он жестом подозвал Бикки.

– Я тут рыбы наловил, – сказал он, вручая Бикки снизку рыбы, – возьми мой котелок и поди приготовь.

Бикки куда больше хотелось остаться и послушать, о чем будут толковать взрослые, но взглянул на старшего брата – и стрелой вылетел за дверь.

– Присядем, матушка. – Кенет взял мачеху за локоть и подвел ее к столу.

Мачеха молча кивнула и села за стол напротив Кенета.

– Я не мог вернуться зимой, – начал Кенет. Речь его звучала твердо и непринужденно, но под столом он напряженно заламывал пальцы.

Мачеха глядела куда-то мимо него и молчала.

– Нам нужно обсудить передачу наследства, – помолчав, произнес Кенет. – Я, собственно, затем и вернулся.

– Как ты предполагаешь им распорядиться? – ровным невыразительным голосом спросила мачеха.

Самое трудное для Кенета было уже позади, самое трудное для нее только начиналось.

– Это хорошо, что Кайрин ушел. – Кенет решил говорить напрямую. – С ним было бы труднее. Я всем этим тонкостям не обучен. А так все просто. Дом, поле, огород и луг – Бикки, ясное дело. Под вашей опекой до семнадцати лет.

Мачеха посмотрела на Кенета умоляющим взглядом; Кенет предпочел его не заметить.

– И еще половина денег, что я привез, – продолжал Кенет. – Не так уж там и много, но будет с него и половины.

Взгляд мачехи из умоляющего сделался почти безумным.

– Вторую половину денег я оставляю вам. – Кенет положил кошелек на стол. – И участок под тутовые деревья. Можете его, конечно, продать, но я бы не советовал. Он вам пригодится. За шелк в городе хорошие деньги дают.

– А что ты собираешься оставить себе? – тем же бесцветным голосом осведомилась мачеха.

– Право приезжать иногда, если жив останусь, – усмехнулся Кенет. – Ремесло у меня… такое… не знаешь, что завтра случится.

Только тут мачеха в первый раз посмотрела на Кенета внимательно. Потом согнулась, закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. Кенет положил ей руку на плечо.

– Ну, жив я все-таки останусь, – небрежно утешил он, сделав вид, что не понял, что плачет она не от страха за него, а от стыда и облегчения. Плечи мачехи затряслись еще сильнее, но постепенно она успокоилась и отняла руки от лица.

– Я в другом месте поселиться собираюсь, – объяснил Кенет. – Уже и землю под дом присмотрел. Мне бы только раз-другой в год наведаться, и все. Чтобы Бикки не очень скучал.

– Бикки… – одними губами усмехнулась мачеха. – Это я еще понять могу. Вот отчего ты участок и половину денег мне оставляешь? Почему не Бикки?

Кенет густо покраснел. Все-таки не все самое трудное осталось позади.

– В приданое, – выпалил он. Мачеха остолбенела.

– Вам бы замуж выйти, матушка, – запинаясь, выговорил Кенет. – Не то я уеду, и вы опять останетесь одна с Бикки. Мне недосуг будет часто приезжать. Должен же кто-то присмотреть, чтобы вас с ним не обижали… и чтобы мальчик рос, как должно… и не надрывался…

Кенет набрал побольше воздуха в легкие, но, не найдя, что еще сказать, замялся и покраснел еще пуще.

– Хотела бы я знать, кто меня возьмет даже с приданым, – вздохнула мачеха. – Да еще чтобы я за него пойти согласилась. После всего, что за эти два года было… ты и не поверишь! Не в другую же деревню уходить… со своей-то земли…

– В другую не придется, – возразил Кенет, вновь обретая почву под ногами. – Знаю я такого человека. И вы бы за него пошли, и он бы рад был, по моему разумению. Да и вы его знаете. Когда дядюшка Юкет пытался вам помочь… вы ведь не случайно от его помощи отказались.

– Не случайно, – помолчав, кивнула мачеха и добавила неожиданно: – Ты сильно вырос.

Кенет не знал, что ему ответить на эти слова, но тут мачеха вновь заговорила.

– А теперь скажи, – потребовала она, пристально глядя на Кенета, – чего тебе на самом деле надо?

Кенет хотел было ответить “ничего”, но у него достало ума понять: если только он ответит так, то погубит все, чего достиг.

– Что-нибудь на память об отце, – подумав, сказал он. – Мелочь какую-нибудь… все равно. Чтобы я мог носить это при себе.