Раздать сценарий - Александр Никоноров

Мужик последней затяжкой укоротил сигарету почти до пальцев. Затушив о стенку специальной металлической коробочки, он поднял на меня взгляд. Струя дыма медленно вырвалась из его носа, он подошел ближе ко мне.

— Не знаю, малец, откуда у тебя шрам, но подозреваю, что из-за лишней болтовни. И что-то подсказывает мне, что сейчас ты получишь еще один, — рука полезла во внутренний карман куртки, — за компанию!

Вы все еще считаете, что можно оставаться спокойным? А я вот нет. Можно смело вести себя так, как просит душа, и не бояться выставить себя в собственных глазах тупоголовым кулачником — я и так продержался рекордное время.

— Ты озверел что ли?

— Пасть закрой, изувер!

Он вытащил недлинный нож, лезвие длиной сантиметров в десять.

Нет, этого я не потерплю. Хватило в моей жизни ножей с лихвой. И даже больше. Эпизоды с ними имели громкий и переломный финал, подводящий черту. С ножами у меня связаны не самые приятные впечатления, а когда вам бередят душу больным, контролировать себя невозможно — за дело берется животная память прошлого…

Я щелчком пальцев стрельнул окурком в лицо мужика. Тот замешкался, а я рывком оказался рядом и вломил сначала по ладони, затем коленом в живот.

— Чокнутым людям чокнутые последствия, сука.

По ту сторону двери раздался громкий звук и тихое бормотание. Лязгнула дверь, щелкнул замок, и в тамбур протиснулся проводник. Окинув взглядом тамбур, он поджал губы и ледяным тоном поинтересовался:

— Что здесь происходит?

Я все еще стоял и держал дачника за плечи, а тот, согбенный, тяжко дышал.

— Да вот, мужчине худо стало. Может, дымом надышался или вон, от оружия поплохело…

Я уверенным кивком указал на валяющийся нож. Брать я его не стал — хватало своих кастетов. И прятать его некуда, разве что как-то примостить к поясу.

— Чье оружие?

— Понятия не имею, — без запинки отозвался я.

Проводник сощурился и недоверчиво покачал головой, совсем не скрывая степень доверия по отношению ко мне.

— Это ваше, бел? — спросил он начавшего приходить в себя мужика.

Тот посмотрел на меня, на нож, на проводника… Откашлялся, посмотрел еще раз, глаза забегали. Давай же, попробуй. Тогда я тебя точно пришибу. Как бы невзначай я подбоченился, показывая, что мои кастеты преспокойно висят себе зачехленными и никого не трогают.

— Не мое. Его… Не его.

— А чье же? — тон проводника стал еще строже.

— Мы пришли, он валялся, — сверкая чистыми глазами ответил я.

Но вопрошавшему я доверия все еще не внушил, хотя и поводов-то нет, посему он, ни на йоту не смущаясь, решил уточниться у второго свидетеля.

— Вы подтверждаете слова?.. — легкий кивок в мою сторону.

— Да.

Не сказав ни слова, только процокав, проводник с кряхтением наклонился и поднял нож. Держа его двумя пальцами, он удалился к себе.

— Никогда не смей замахиваться на меня ножом. И скажи спасибо проводнику, кретин, что он спас твою задницу, иначе бы я выбил из тебя всю твою поганую душонку.

Я воротился к своему месту, рассерженный не столько конфликтом, сколько прерыванием выдавшегося наслаждения от курева. А то, что этот дачник завелся с пол-оборота — мелочь. Встречал я психов и похуже. Дело привычное.

Глава 16. Трэго

— Ох и холодрыга! — брюзгливо пробухтел Библиотекарь. Он кутается в одеяло, но зубы его и не думают прекращать отбивать стук.

Мы сидим и пытаемся отогреться чаем.

— У тебя температура наверное, вон как вчера промок. Ну и ты молодец, не мог дров побольше закинуть!

— Кто последний ложился? — заверещал Макс.

— А кто у нас замерз? — в тон ему спросил я.

— Безобразие. Никакой заботы о друге…

— Не гунди, сейчас протопится.

Да уж, утро выдалось не самым приятным. Промозглый липкий холод незаметно пробрался к нам в дом, отчего на рассвете мы проснулись дрожащими и замерзшими. Сказалась предрасположенность к городской беззаботной жизни — я напрочь забыл подложить в печь побольше дров, чтобы избежать неприятного пробуждения.

На улице все пасмурно, серая хмарь тяжелой дымкой нависла над Тихими Лесами, до того плотная, что тусклые Знаки виднеются еле-еле. Заливается собака — в раннее утро ее лай разносится по еще не до конца проснувшемуся городку.

— И вообще, где справедливость, — продолжает сетовать Макс, двумя руками обхватив кружку, исходящую ароматным паром, — такой дистрофан и не мерзнет? Ты должен быть на моем месте!

— Ну спасибо. И ты еще говорил мне про заботу о друге. Вот что. Надень-ка ты еще одну рубашку, иначе ляжешь с воспалением легких как нечего делать. И, думаю, нам надо пойти и перекусить.

Макс продолжил паясничать:

— Поздравляю с первой здравой мыслью за день, коллега!

— Так ведь еще утро. Погоди, я на многое способен! Дверь на замок, человек-капуста! — бросил я, выходя из дома.

Как и предполагалось, улица встретила нас серо-коричневыми тонами. И если первые отчетливо задает небо, то вторыми — коричневыми — вознаграждают стены домов и дорога. Своим состоянием она могла бы стать примером того, что может случиться после боя с участием курбов, мергов и гестингов. Плащ я не надел, за что себя и хвалю. Штаны заправлены в ботинки; сейчас можно — народа мало, никто не смотрит. Сюда бы сапоги, чтобы невозмутимо шагать по лужам и не выбирать место, куда лучше поставить ногу. Мой спутник отнесся к возникшему препятствию со своей, одному ему понятной философией: он скачет как умалишенный с кочки на кочку, что-то выкрикивает, подбадривает себя. Вылитая лягушка. У него и возраст, когда пора бы и ребенка воспитать, в армии отслужить, заработав офицерский чин, а этот пройдоха улыбается как дите и радуется происходящему. Еще он периодически высказывается, причем, очень непонятно. В основном-то слова схожи с услышанными мной и, каюсь, произнесенными мной в Богами забытые года, но таких вариаций ругательств, выстроенных замысловатей знаменитых башен Ока Неба я еще не слыхивал. И да поможет Великая Семерка не слышать впредь.

— Ты как будто заклинание читаешь, — заметил я.

— Такое заклинание я читаю всю свою жизнь, да что-то все не работает, — крякнул Библиотекарь, совершая неизвестно какой по счету прыжок.

— Это потому, что ты не маг.

— Спасибо. А я все думал, почему же не помогает…

Улица пустынна. Немудрено — при такой погоде из дома выйти может только лунатик. Вовсю топятся дома; как гром среди ясного неба пришедшие ночью холода многих застали врасплох. Даже собаки лают как-то с негодованием, а куры кудахчут больше обычного, как будто жалуясь на зябкую ночь.