Бэламнийская трилогия - Джеймс Блэйлок

Когда им подали еду, она оказалась почти такой же чудной, как изображенная на занавесе сцена. Джонатану принесли большую миску темного дымящегося супа со стручками, в котором плавали жутковатые морские существа – мидии, устрицы, ухмыляющиеся креветки и мелкие крабы. Этот суп напомнил ему сваренное содержимое оставшейся после прилива лужи. У Майлза была тарелка с жареными детенышами речного кальмара – выглядящими резиновыми тварями с западающими в душу глазами; все они плавали в масле, перемешанном с лимонным соком. Профессор сидел перед мешаниной из не поддающихся опознанию щупалец и каких-то ребристых кусков на гарнире из риса. Буфо и Гамп, посмеиваясь и тыча пальцами в разные диковинные блюда, заказали себе бифштекс с жареной картошкой.

– В бифштексе с картошкой нет никаких сюрпризов, – сказал Джонатан, пытаясь прежде всего убедить самого себя в том, что он поступил правильно, заказав местное блюдо.

– Ты можешь повторить это еще раз, – откликнулся Буфо, отрезая себе большой кусок бифштекса с кровью. – Что это тут за дьявольщина? – Он указал своей вилкой на необычный конец морского огурца, высунувшийся из тарелки Джонатана. – Мне кажется, тут не обойтись без неприятностей.

– Отнюдь нет, – заверил его Джонатан, мужественно разрезая упомянутый деликатес. – На самом деле это – сплошной восторг.

Он быстро залил кусок огурца глотком эля. Буфо это, похоже, не убедило.

Свет в зале померк, раздались звуки пианино, и маг Зигшо, пригнувшись, вынырнул из-под занавеса и начал отвешивать публике многочисленные поклоны. Он не очень-то походил на усатого волшебника, изображенного на плакате. Он не только был значительно ниже ростом и толще; в нем даже приблизительно не ощущалось загадочности и мрачной целеустремленности. Зиппо казался не очень старым, но носил парик с пробором посредине, первоначально предназначавшийся для человека, голова которого была в два раза меньше, чем у него. Майлз, которому это зрелище внушало крайнее отвращение, вжался в свой стул, словно для того, чтобы в нем не опознали одного из коллег Зиппо.

Само представление, в общем и целом, было не таким уж плохим. Колдун выкатил на сцену огромную механическую рыбу, которая была чудесным творением, состоящим из сверкающей чешуи и пылающих стеклянных глаз. Из открытого рта рыбы появился рой зеленых бабочек, которые некоторое время порхали по сцене, а потом вылетели через дверь в туманную ночь. За бабочками последовали мерцающие пузыри, а затем, выглянув из потока пузырей, наружу выбралась маленькая крылатая свинка. Она два раза хрюкнула и полетела между столиками. Джонатан никогда не видел ничего подобного.

Он повернулся к Майлзу:

– Вот это настоящая магия!

Гамп и Буфо кивнули, благоговейно соглашаясь с его оценкой. Профессор только хмыкнул.

– Кто-то просовывает всякий хлам через рот рыбы с часовым механизмом, – буркнул Майлз. Однако, если на него не произвели впечатления методы Зиппо, он явно одобрял результаты, поскольку поднес палец к губам и кивал головой, глядя на сцену.

Зиппо изображал разные чудеса, и рот рыбьей головы ритмично закрывался и открывался вновь и вновь, как будто готовясь изрыгнуть что-то необыкновенное. Наконец из него выплыл небольшой шарик размером с игральный; он парил в воздухе, поднимаясь и опускаясь, точно лист на ветру. На мгновение зависнув, он затем взмыл к закопченному потолку, по дороге увеличиваясь в объеме. Сначала он стал размером с яблоко, потом – с человеческую голову, а затем изумительным образом превратился в огромный бумажный цветок. Из зева этого цветка посыпались золотые блестки, сверкающие в свете рампы, как летний дождь. Центр цветка, пурпурный, словно полуночное небо, был окружен тысячью лепестков – оранжево-розовых, серебристых, аквамариновых, сияюще-бирюзовых и изумрудных, точно небывалая магическая роза с Чудесных островов Королевства Океании.

Пока все охали и ахали над висящим в воздухе цветком, из разверстого рта рыбы неспешно вылетела еще сотня крошечных круглых бутонов, которые медленно поплыли, подгоняемые потоками воздуха. Джонатан вздрогнул, почувствовав, как один из них коснулся его носа. Другой, по-видимому с каким-то изъяном, упал с плеском в остатки его супа и распустился там среди морских ракушек, экзоскелетов и крабьих клешней неправдоподобного варева. Через мгновение воздух заполнился странными бумажными цветами. Там были охапки голубой сирени и пучки крошечных фиалок. Ирисы размером с тарелку медленно меняли цвета, бледнея и превращаясь из темно-малиновых и синих в розовые и лавандовые. Затем они один за другим неспешно съежились так, что стали напоминать влажные ленточки пурпурной резины, и начали безжизненно падать на пол и столы, словно грустные маленькие червячки. Таверна после исчезновения чудесных воздушных цветов показалась какой-то печальной и пустой. Джонатан выловил одну из ленточек из своего стакана с пивом и осмотрел ее.

– Гелиевые бутоны, – подсказал Профессор. – С востока. На самом деле это очень просто.

Майлз кивнул. Он, похоже, опять остался доволен эффектом, произведенным последним трюком Зиппо. Джонатан решил раздобыть себе магических бутонов – тысячу или две, чтобы можно было выпускать пригоршню каждый раз, когда ему захочется, и чтобы они не заканчивались.

После этого в представлении уже больше не было ничего особенного. Если у Зиппо и был какой-то недостаток как у устроителя подобных зрелищ, так это то, что он исполнил свой лучший номер в середине, в результате чего остаток вечера, казалось, шел по убывающей. Зиппо выкатил заявленный в программе сосновый ящик и воткнул в него, по-видимому в тело лежащей в нем женщины – то ли спящей, то ли мертвой, – множество разноцветных шпаг. Потом он вытащил из бездонной шляпы кучу самых разных животных и запихнул всех себе в штаны. Потом снял ботинок, вытащил из него всю компанию, засунул зверюшек одного за другим за пазуху и с величайшим задором опять достал их из огромного кармана своего фрака. После этого они исчезали в его ухе и были с превеликим трудом извлечены из его рта. Этот трюк, как понял Джонатан, вполне мог продолжаться всю ночь, и уже начало казаться, что так оно и будет. Но тут пара кошачьих воплей, раздавшихся из-под неосвещенной дальней части зала, несколько умерили энтузиазм Зиппо. Вслед за этим он махал, перетасовывал и манипулировал колодой карт, выуживая их из ушей ухмыляющихся зрителей – включая Гампа, – сидящих неподалеку от сцены.

В конце вечера Зиппо достал ступку с пестиком и попросил добровольца из публики одолжить ему часы. Джонатан, успевший к этому времени раззадориться, выхватил свои, купленные недавно в магазине Бизла, и подал их молчаливому Зиппо, который немедленно бросил часы в ступку и растер в порошок. Пока он трудился над содержимым ступки, оттуда выскочили одна или две пружины и запрыгали по сцене. Наконец фокусник предъявил вопящим зрителям небольшую кучу искореженных обломков металла, осколков стекла и перекрученных колесиков. Джонатан отнесся к этому с пониманием. Совершенно очевидно, это и было то, что называют искусством иллюзиониста, ловкостью рук. В ступку, несомненно, отправились какие-нибудь старые, бросовые, сломанные часы, а часы Джонатана находились в рукаве Зиппо.