Бэламнийская трилогия - Джеймс Блэйлок

Им повезло. «Королева Джамока» отправлялась на следующее утро в Лэндсенд, и пассажиров на борту было совсем немного. Капитан, казалось, был весьма удивлен тем, что все пятеро хотят проделать такое путешествие; проводив их к четырем смежным каютам на средней палубе, он предложил путешественникам провести ночь на борту.

– Мы отплываем на рассвете, – сообщил он, по-деловому разглядывая их, – что бы ни случилось.

– А чего вы ожидаете? – спросил Джонатан, которого удивило это странное заявление.

– Ничего, – ответил капитан. – Не обращайте внимания на слухи, парни. Слухи еще не потопили ни одного моего судна.

С этими словами он повернулся и, покачивая головой, тяжело зашагал к мостику.

– Что, черт возьми, все это значило? – полюбопытствовал Джонатан.

– Кто знает, – откликнулся Профессор. – На какое-то мгновение я испугался, что ты собираешься упомянуть Сикорского. Для капитана, похоже, это было бы ударом.

– Я думал об этом, – признался Джонатан, – но у меня создалось такое же впечатление. Мне не хотелось, чтобы все мы оказались в реке. Здесь нам лучше проявлять осторожность.

– Ты прав, – согласился Майлз, выбирая себе одну из кают. Буфо с Гампом заняли вторую, а Джонатану с Профессором достались третья и четвертая.

Когда через полчаса они встретились на палубе, солнце уже исчезало в верховьях реки. Оно казалось невероятно огромным; начав опускаться за горизонт на востоке, оно скрылось из виду, понемногу исчезая в оранжевом мерцании за широкой рекой. Какое-то время речная вода сверкала отраженным солнечным светом, а затем, когда верхний полукруг садящегося солнца пропал за горизонтом, померкла и, потемнев, приобрела зеленый цвет.

Ночь, казалось, опускалась на землю столь же быстро, поэтому пятеро друзей, стуча каблуками, сбежали по трапу и направились к городку в поисках трактира. Они миновали затихший к этому времени открытый рынок, большинство повозок и лавочек на котором было закрыто брезентом или ставнями. Несколько зеленщиков возились со своим товаром, и две-три усталые женщины тащили в ночь пустые тачки. Опустевший рынок выглядел заброшенным, и это впечатление еще более усиливалось криками птиц, расхаживающих по земле и подбирающих кусочки фруктов и рыбы, валяющиеся на дороге. Со стороны реки поднялся ветер, несущий с собой запах затхлости, влаги и тины, и с этим ветром появились первые, серые и холодные, струйки тумана. Ночь обещала быть темной, и у пятерых путешественников не было никакого желания задерживаться на пустынной улице.

Однако через квартал, где река уже не была видна, все казалось немного другим. Из открытых дверей домов лился свет, и улицы были заполнены людьми, неторопливо прогуливающимися по тротуарам или поспешно вбегающими и выбегающими из таверн и кафе. В окне одного темного кафе, откуда доносились фортепианная музыка и клубы дыма, висела большая табличка, обещающая «Лучшую еду в городе». Надпись: «В городе» была зачеркнута, и под ней было нацарапано – «где угодно», а потом и это исправление было перечеркнуто. Как предположил Джонатан, «лучшая еда» – это звучало достаточно убедительно. Добавление «где угодно» было излишним.

Решив поверить в то, что написанное на вывеске хотя бы отчасти истинно, они пересекли улицу и направились в кафе. Профессор заметил, что музыка в нем звучит довольно громко, чтобы обстановку можно было назвать комфортной, и что шум плохо влияет на пищеварение. Майлз с ним согласился, но Буфо и Гамп заявили, что голодны как волки, и настояли на том, чтобы по меньшей мере прочитать меню.

Однако не успели они дойти и до середины улицы, как из дымного дверного проема вывалился выглядевший оборванцем лесоруб. Вскочив с диким воплем на ноги, он опять ринулся в помещение, крича что-то насчет грязных обманщиков и мрази. Буфо и Гамп решили, что вывеска, вероятно, в любом случае абсолютно не соответствует истине. Поэтому они обошли это кафе стороной и направились дальше по улице в надежде найти какую-нибудь не такую шумную таверну.

Примерно в это время их нагнал завиток тумана, который плыл по дороге, подгоняемый ночным ветерком, за ним последовал более плотный туман, который ослаблял свет, льющийся от уличных фонарей и из дверных проемов. Он словно приглушал смех, музыку и шум, доносящиеся из таверн. Друзья остановились перед одной из них, которая носила загадочное название «Старые Тени». Здесь обещали вместе с едой еще и развлечения. К окну был приклеен потрепанный, когда-то ярко раскрашенный плакат, объявляющий о выступлении фокусника-иллюзиониста. «Зиппо, выдающийся Волшебник» – гласил плакат, на котором была видна картинка, изображающая выдающегося Зиппо в тот момент, когда он протыкает закрученными, как штопор, шпагами женщину, спящую в сделанном из сосновых досок ящике.

Майлзу внушал отвращение как этот плакат, так и сама мысль о салонной магии, но это было как раз то, что любил Джонатан. По сути, чем более экстравагантным и неправдоподобным был плакат, чем более дешевыми и кричащими были его краски, тем больше они его привлекали. То, что Майлз все-таки последовал за остальными внутрь, было заслугой меню, в котором значились суп из стручков, жареные речные кальмары и устрицы в лимонном соусе, подаваемые на одной створке раковины.

Столы стояли перед сценой, закрытой странным занавесом, на котором было выткано изображение полуразрушенного дворца. Перед дворцом виднелась длинная линия лежащих скелетов, которые некогда, очевидно, стояли в ряд, словно костяшки домино, а затем так были и оставлены, когда в них не было больше нужды. Каждый из них лежал со смешанным выражением ужаса и изумления на лице, глядя невидящим взглядом на фигуру в капюшоне, вырисовывающуюся в освещенном окне стоящего сзади дворца. От этого занавеса у Джонатана мурашки побежали по спине, но он был вынужден признать, что это как раз такая вещь, которая может служить декорацией для магического представления.

Когда им подали еду, она оказалась почти такой же чудной, как изображенная на занавесе сцена. Джонатану принесли большую миску темного дымящегося супа со стручками, в котором плавали жутковатые морские существа – мидии, устрицы, ухмыляющиеся креветки и мелкие крабы. Этот суп напомнил ему сваренное содержимое оставшейся после прилива лужи. У Майлза была тарелка с жареными детенышами речного кальмара – выглядящими резиновыми тварями с западающими в душу глазами; все они плавали в масле, перемешанном с лимонным соком. Профессор сидел перед мешаниной из не поддающихся опознанию щупалец и каких-то ребристых кусков на гарнире из риса. Буфо и Гамп, посмеиваясь и тыча пальцами в разные диковинные блюда, заказали себе бифштекс с жареной картошкой.