Беспощадный. Не русские идут - Василий Головачев

– Всё, пора лететь. – Девушка заторопилась к вертолёту. – Вечером увидимся.

Она убежала.

Мирослав заторможенно проводил её взглядом, изрёк глубокомысленно:

– Если гора сама идёт к Магомету, что бы это значило?

– Мирослав, плывём, да? – окликнул его младший из охотников.

– Плывём, – вздохнул геофизик, высмаркиваясь. Достал ингалипт, вставил наконечник, прыснул в горло. Показалось, что стало значительно легче.

– Волновая матрица, однако. М-да. Чего хочет моя волновая матрица, я знаю, а чего хочет её матрица?

Эскимос споро заработал вёслами, берег отдалился, островок с дырой в центре, занятой «антиопухолью», приблизился.

Кожухин ещё раз высморкался и забыл обо всём, кроме работы. Правда, иногда приходилось отвлекаться на «обслуживание носа и горла», но это не помешало ему до обеда снять показания приборов и понаблюдать за поведением водяного кратера.

«Антиопухоль» дышала: уровень воды то повышался на два-три метра, то понижался. И с каждым таким «вздохом» у Мирослава крепла уверенность, что совсем скоро вода уйдёт вниз совсем. А вместе с ней они потеряют и возможность добыть Соринку, в настоящее время плавающую в приповерхностном слое, под упругой плёнкой аномально натянутой воды, в центре кратера. Мысль достать её во что бы то ни стало снова начала зреть в голове геофизика, мешая ему думать о других проблемах и «спокойно болеть».

Возвращаясь на берег, он обратил внимание на появившихся птиц. Раньше их не было видно, улетели прочь, когда выросла Опухоль. Теперь же их поведение указывало на отсутствие опасности, будто они точно знали, что в лагуне им больше ничто не угрожает.

Обедал он в компании с охотниками, сварившими вкуснейшую уху из пойманной рыбы, которую они называли тиркы. Хотел было снова плыть к «антиопухоли», но начавшийся озноб заставил его вспомнить слова Веллера-Махно, и Кожухин, напившийся горячего чаю с какими-то горьковатыми, но приятными на вкус и запах травами, залез в спальник. И уснул.

Проснулся он от гула вертолётных винтов.

Разлепил глаза, посмотрел на часы: стрелки показывали пять часов пополудни. За тонкими стенками палатки было всё так же светло, что никак не соответствовало ощущению близившейся ночи. Летом ночи на окраинах Чукотки были почти такими же светлыми, как и дни.

Неужели геологи вернулись? – вяло подумал Мирослав, торопливо выползая из спальника, а потом из палатки. Что-то рано они сегодня…

Однако это были не геологи.

Рядом с лагерем сел знакомый вертолёт с бело-синими полосами, красивый, стремительных очертаний «Ми-ХI», а из него выпрыгнули два человека, оба в милицейской форме.

Одного Мирослав узнал сразу – это был тот самый участковый капитан, который навестил лагерь геологов несколько дней назад. Второго геофизик видел впервые: хмурого детину под два метра ростом, в комбинезоне-куртке с нашивками сержанта. Глянув на его лицо, не обременённое интеллектом, Мирослав понял, что с ним лучше не связываться. У сержанта были белые равнодушные глаза и отсутствовали губы, настолько они были узкими и почти невидными, словно и вправду прорезанные бритвой.

– Кде началник? – спросил Кожухина капитан, и не подумав поздороваться.

Мирослав хотел съязвить: в Караганде, – но удержался. Вспомнилось чьё-то шутливое изречение: первым здоровается тот, у кого слабые нервы. Поэтому и он здороваться не стал, неторопливо высморкался, поправил шарф на шее.

– Работает, однако.

– Зови его.

– Ага, щас, – скривил губы Мирослав. – Мне он не подчиняется. К тому же вся бригада улетела на вертолёте.

– Куда?

– Они же прилетели искать полезные ископаемые, вот и ищут.

– Вызывай.

– Вертолёт прилетит к шести часам, раньше они всё равно не вернутся.

– Звони! – разомкнул губы-лезвия сержант.

Мирослав заглянул в его глаза, поёжился, достал мобильник.

Веллер-Махно отозвался через три минуты:

– Чего трезвонишь?

– Начальство прибыло.

– Какое ещё начальство?

– Большое, доблестная милиция. Требует вас.

– Шутки шутишь?

– Какие тут шутки! – рассердился Мирослав. – Пристали с ножом к горлу, вызывай да вызывай. Сегодня их двое, капитан-участковый и мордовор… – Он заметил высверк глаз сержанта и дипломатично поправился: – И крупногабаритный сержант.

– Чего они хотят?

– Не знаю. Скорее всего будут требовать документы и разрешения, как в прошлый раз.

– Пусть ждут. – Борис Аркадьевич отключил связь.

– Он сказал – пусть ждут, – передал Мирослав слова начальника экспедиции.

Милиционеры переглянулись.

Капитан махнул рукой, и оба двинулись к обрыву.

Мирослав проводил их взглядом, не зная, что делать дальше, потом занялся дневником, в котором описывал происходящее за день во всех подробностях. Потом подумал, что они наверняка потребуют отчёт, и быстро спрятал дневник под спальник.

Милиционеры вернулись в лагерь быстро.

– Где Опухоль? – каркнул капитан.

– А откуда вы знаете, что мы называли эту каплю Опухолью? – осведомился Мирослав.

– Где она?

– Ушла под землю, теперь там кратер, «антиопухоль», так сказать. Разве вы с вертолёта не видели?

– Почему она ушла?

– А фиг её знает! – чистосердечно признался Мирослав. – Была – и не стало.

Говорить о том, что это именно после его инициативы со взрывом Опухоль провалилась в пещеру, он не счёл нужным. Однако милиционеры оказались проницательнее, чем он думал.

– Говори, гражданин Кожухин, – угрожающе пробасил глыбистый сержант. – Что здесь произошло?

– Во, блин, – озадаченно проговорил Мирослав, – вы и мою фамилию знаете?

Сержант демонстративно положил руку на кобуру пистолета.

– Будешь утаивать правду, мы привлечём тебя к уголовной ответственности.

Мирослав отступил, затравленно озираясь.

Эскимосы-охотники, появившиеся в этот момент на гребне прибрежного вала, молча смотрели то на него, то на представителей правопорядка.

Капитан заметил взгляд геофизика, оглянулся.

– Ага, Мисуимов, тут ещё есть свидетели, допроси-ка.

Сержант двинулся к эскимосам.

Мирослав понял, что, если охотники расскажут милиционерам о том, что случилось на самом деле, тюрьмы ему не миновать. С другой стороны, у него не было решительно ничего козырного, что оправдало бы его действия в глазах представителей власти. Сопротивляться же было бессмысленно, он был один в лагере, и заступиться за него было некому.

Вспомнился анекдот: Штирлиц готов был сдаться, но немцы его опередили.

Представив, как милиционеры поднимают руки вверх и кричат «Гитлер капут!», Мирослав фыркнул.

Капитан смерил его нехорошим взглядом.

– Однако, зря смеёшься, тэрыквы, полетишь с нами.

– Не полечу! – упрямо сжал зубы Мирослав.

– Документа нет, разрешении нет, незаконно действии, плохо ответственность, неправильно. – Акцент в речи капитана стал слышен отчётливее. Дознаца надо соблюдаца, однако. Понял есть, тэрыквы?

– А вы не ругайтесь, – отмахнулся Мирослав. – Я человек подчинённый, у меня начальство есть, с ним и договаривайтесь.

– И с ним тожа договоримца. Собираяся.

– Дождёмся начальника экспедиции и решим.

Вернулся сержант.

– Они говорят, Опухоль сама провалилась, раз – и нету. Несут чушь про какого-то злобного Турнгата, про Поплувика какого-то. Но что-то скрывают, это видно.

– Забрать всех.

– Слушаюсь.

Сержант поманил эскимосов:

– Идите сюда.

Охотники не сдвинулись с места.

– А вы их пристрелите, – ехидно посоветовал Мирослав.

Капитан бросил на него прицеливающийся взгляд.

– Надо будет, пристрелим.

По коже геофизика пробежали холодные мурашки. Он вдруг понял, что милиционер не шутит, он тут главный, и если потребуется, он действительно откроет стрельбу. Мёртвые же вряд ли смогут доказать свою невиновность.

И всё же Мирослав не чувствовал за собой никакой вины, кроме разве что за последствия эксперимента со взрывом, и это заставляло его сопротивляться.

– Вы не имеете права!

– Имеем, имеем, – равнодушно сказал капитан. – Что там находил? Показвай, сейчас, да, быстро.

Вот козёл, прицепился, подумал Мирослав озадаченно. Значит, есть причина? Он знает, что в Опухоли прячется Ключ или ещё что-то серьёзное? Но откуда? Мы же никому не сообщали. Если только Веллер не доложил о Соринке в институт.