Генерал де Голль - Николай Молчанов

Ограничение власти, роли и значения всех без исключения республиканских государственных учреждений де Голль оправдывал так: «Наши новые институты отвечают требованиям эпохи, природе французского народа и тому, чего он в действительности хочет».

А как же он узнавал о желаниях и стремлениях народа? Требования политических партий или профсоюзов он всегда отвергал с презрением. Они, по его мнению, не имели права претендовать на представительство каких-либо слоев населения. Еще меньше он считался с газетами. «На протяжении 25 лет, — говорил он, — большинство французских и иностранных газет непрерывно отказывало мне в поддержке». А раз так, то они не имели в его глазах никакого авторитета.

Всем обычным средствам связи с народом генерал предпочитал непосредственные контакты с толпой. Разумеется, «глас толпы» заслуживал его внимания, когда он был восторженным и одобрительным. Генерал де Голль регулярно совершал поездки в провинцию. За 10 лет после возвращения к власти он сделал 38 таких турне, побывав почти во всех французских департаментах, появляясь не только в крупных центрах, но и в маленьких деревнях. Он говорил, что это «единственное средство общения с живыми силами страны». Осенью 1965 года де Голль сказал, что за 6 лет он фактически виделся лицом к лицу с 15 миллионами французов, посетил 25 000 коммун, ответил на приветствия 400 муниципальных советников и 100 тысяч выборных лиц, произнес перед толпами 600 речей и «пожал бесчисленное количество рук». Вернувшись после одной из таких поездок в Елисейский дворец, он говорил: «Великолепно такое обновление в гуще жизни. Действительность — это именно крестьяне и крестьянки. Всегда забывают, что на десять французов приходится восемь провинциалов. Восемь французов из десяти живут спокойно, думая о своем труде и о своих простых радостях. Если один француз из десяти бегает как сумасшедший в метро и суетится весь день, это еще не основание, чтобы самому сходить с ума».

Как же проходило на практике это, по выражению де Голля, «омовение в толпе»? Какой характер имели его связи с народом, что конкретно получал от этого президент и что он давал своим согражданам? Презирая все предупреждения службы безопасности, опасавшейся убийц из ОАС, де Голль всюду выходил из машины и шел прямо в гущу толпы. Он протягивал всем руки, обнимал людей, позволял экзальтированным особам вешаться ему на шею. Множество фотографий запечатлели подобные сцены. «Пропустите ко мне детей, — говорил он. — Ведь позже они смогут говорить: „Я видел генерала де Голля!“» Все это несколько напоминало средневековый обычай прикосновения короля к больным и калекам для их чудесного исцеления. Поистине, добрый король встречался со своим добрым народом! Он охотно говорил с простыми людьми и слушал их сам. И эти беседы поразительны по уровню их банального смысла, по обилию гиперболизированных трюизмов.

Вот типичные отрывки из подобных разговоров де Голля, приводившиеся в газетах. В Дордони: «Я был здесь до 1914 года. Тогда здесь были мулы, козы, быки. Сегодня у вас автомобили, тракторы, коровы. Это значит, что мы на верном пути». На заводах Крезо он спросил рабочего, стоявшего у гигантского агрегата: «Это вы командуете всем этим?» И добавил: «Никогда я еще не видел ничего подобного». Приехав в город, известный производством кружев, он восклицал: «Да здравствует Кодри! Да здравствует Республика! Да здравствуют кружева!» В Фекане: «Я приветствую Фекан, морской порт, который хочет им остаться и останется». В Лионе: «Лион ныне более лионский, чем когда бы то ни было». В Анжере: «Ну как ваш скот? — Ничего, мой генерал, но дела идут не очень. — Очень хорошо, очень хорошо. А дороги? — Они очень плохи, мой генерал, деревня совсем изолирована. — Но вы на верном пути. Я вижу, что в вашей деревне много хороших детей». А вот еще один из подобных диалогов, опубликованных в журнале «Экспресс»: «Да, движение очень сильное. Я это учитываю. А вода? Все ваши деревни имеют воду? Прекрасно. У вас есть источники? Я хочу сказать, хорошие источники? Хорошо. Это важно. Да. А электричество? У вас оно есть? Как с этим делом? Прекрасно… Вы используете электромоторы? Все больше и больше… Очень важно. А ваши профсоюзы? Хорошо… У вас их несколько? А не спорят ли они немного между собой? А… А ваши школы? Вы хотите их сохранить? Я это учту. Чтобы молодежь не уходила… Я знаю это. Вы сельские жители и у вас сельские заботы. У вас дети, много детей, чудесных детей, и вы хотели бы знать, кем они станут…»

Эти евангельские примитивы, этот обмен упрощенными до предела фразами принадлежат отнюдь не к анекдотам о де Голле, распространявшимся в несметном количестве. Он был сознательно убежден, что с народом следует говорить именно так. Однажды де Голль поучал одного своего министра: «Вы понимаете, надо говорить специальным языком. Таким, каким говорите с детьми: Франция будет Францией, Европа будет Европой». Он указывал на необходимость «ясных фраз, легко воспринимаемых толпой, собравшейся на площади». Своему министру внутренних дел де Голль сказал как-то: «Наверное, вам надоедает слышать от меня повторение одних и тех же фраз. Но что вы хотите? Люди ждут этого. Если бы я говорил другим языком, они были бы совершенно разочарованы».

Конечно, с точки зрения чистой дидактики в рассуждениях де Голля есть доля истины. Вопрос в другом, насколько это ему помогало чувствовать стремление народа, понимать социальные и политические тенденции? Ясно, что в «демократии рукопожатий» было что-то карикатурное, хотя было бы неверно подозревать генерала в мелком шарлатанстве и сознательном комедиантстве. Его поступки, слова диктовались искренним убеждением, что именно так он служит Франции, олицетворяет ее, выражает волю народа. Самоослепление, предопределенное социальной, кастовой ограниченностью, может быть замечено только с определенной дистанции. Сам он не мог понять, что «омовение в толпе» дает лишь фикцию близости к народу. А со стороны было ясно, как он далек от народа, что инстинктивно, врожденно он считает его толпой неразумных детей, не способных разобраться, в чем их интересы. Не зря ему приписывали фразу: «Когда я хочу знать, что думает Франция, я спрашиваю самого себя!»

Правда, в официальных выступлениях де Голль с возмущением опровергал подозрения в том, что единственный голос, к которому он прислушивается, это его собственный внутренний голос. На пресс-конференции 9 сентября 1965 года генерал утверждал: «Явно ошибаются, когда говорят, что президент изолирован от всего и от всех и что, принимая решения, он прислушивается только к самому себе». И далее де Голль нарисовал живописную картину своей деятельности: «Глава государства созывал 302 раза Совет министров, 420 раз проводил межминистерские совещания в узком составе, 605 раз он принимал в своем кабинете премьер-министра, 78 раз — председателей палат парламента, около 2000 раз — членов правительства, более 100 раз — председателей или докладчиков парламентских комиссий или председателей групп, около 1500 раз — видных чиновников, экспертов, лидеров профсоюзов и все это кроме чтения писем, заметок, докладов, которые направляли ему те или иные ответственные лица, кроме изучения разных досье».