Мистика - Стивен Джонс

Интересно, почему Дерек Лич так заботится о ней.

— Вам известно про запрещенные катрены Нострадамуса?

— Конечно.

— В тысяча девятьсот сорок втором году один из них привел вас к «Семи Звездам».

— Я не видела его. Сыщик видел.

— Мишель имел прискорбную привычку к неясностям.

— Я часто удивлялась, почему он никогда не предсказывал ничего хорошего. Или того, что изменило мир в обычном понимании. Появления Элвиса в «Шоу Эдди Салливана». Открытия пенициллина.

Лич не улыбнулся.

Он принимает ее в своем офисе на вершине Пирамиды. Сквозь темные экранированные окна пожары, пожирающие город, кажутся темно-красными заплатами на ковре. Хлещут черные хвосты гигантских ящеров, занимающихся борьбой сумо посреди горящих развалин.

Ряды экранов тусклы и безжизненны. Это центральный узел глобальной сети информационных потоков, сердце электронного Иггдрасиля, который объединил человечество и подчинил его этому существу в человеческом облике. Теперь это просто комната, забитая ненужным хламом.

Немногие — мать Джерома, например — утверждали, что все разрастающаяся власть Лича над миром низводит людей до уровня винтиков в глобальном механизме, запертых в похожих на тюремные камеры монадах, питающихся инфо-отходами, записных наблюдателей и потребителей.

При Дереке Личе история превратилась в «мыльную оперу».

Когда Эдвин Уинтроп позволил обратить Камень Семи Звезд против стран Оси и их Древних Повелителей, он сокрушил империи, но запятнал свои руки в крови. Доверие, оказанное ему, было отчасти обмануто, в мире приоткрылась щель, и сквозь эту щель сюда просочился Дерек Лич.

Теперь «Семь Звезд» насылают на Лича казни.

Она должна была бы больше радоваться этому.

Казни пришли слишком поздно, когда Пирамида Лича уже воцарилась над миром. Они волнами ударяются о грани этого сооружения из темного стекла и распространяются по всем уголкам земного шара.

«Это конец», — думает она.

Лич берет со стола книгу. Это единственная книга, какую она видела в Пирамиде. Хотя доступ к электронной информации скомпрометирован, здесь в основном не дошли до напечатанных или написанных от руки записок. Бумага, температура возгорания которой куда ниже 451 градуса по Фаренгейту у Брэдбери, — это источник опасности.

— Во время последней войны вам был разрешен доступ только к катренам, важным на тот короткий момент. Эдвин Уинтроп многое утаил от вас, но многое осталось скрытым и от него. Его конечная роль во всем этом, к примеру. И ваша.

Он завоевывает ее внимание.

Одним прикосновением он делает стекло прозрачным. Внезапно становятся видны пожары. Даже глаза сражающихся чудовищ теперь горят, будто неоновые рекламы.

Луна в небе кроваво-красная. И не хватает Большой Медведицы.

— Это неправильно, — говорит Лич. — Что бы вы ни думали о покинутом вами мире, подобная альтернатива неприемлема.

Она должна согласиться.

— Старый мир, точно такой, как прежде, можно выкупить.

— Вернуть?

— Нет, выкупить. Экономика повсюду. Все можно вернуть, согласно Нострадамусу, если семь жизней будут отданы дважды. Семеро мертвых возвратятся на Землю и умрут снова. Вы первая, и благодаря вам будут собраны остальные шесть. Это смерть после смерти.

— Меня это не пугает.

Все спрашивают ее, на что это было похоже. Она не может объяснить.

— Я завидую вам, Женевьева. Вам ведомы вещи, которых я никогда не узнаю. Я должен довольствоваться чем-то другим.

— Значит, когда все закончится, вы будете править в аду?

— Насчет этого Нострадамус, как ни печально, умалчивает.

— Разве это не самый подходящий выход?

— Несомненно.

В самом сердце Пирамиды ее проводят внутрь модели Солнечной системы, одного из знаменитых магических приспособлений Лича. Шар из взаимосвязанных латунных, медных и стальных неполных сфер, подвешенных наподобие гигантского гироскопа, является схематическим изображением Солнечной системы. Это впечатляющий образчик часового механизма, но у него есть одна тонкость.

Лич предложил украсить процесс ритуалом и заклинаниями. Кровавыми жертвами, если нужно. Но ей предписано войти туда, снова отправиться в ту сферу, откуда он вызвал ее, добраться до своих товарищей. Если они вернутся в этот мир, то будут Семерыми, которые одни — согласно Безумному Мишелю — способны остановить казни, насылаемые «Семью Звездами».

Она не сказала Личу, что, по ее подсчетам, там всего Шесть Самураев. В конце концов, Нострадамус — теперь она сожалела, что не навестила его лично в свои полные жизненных сил сто пятьдесят и не свернула ему шею, — часто бывал прав лишь приблизительно.

В частности, в прорицании говорится, что она одна останется в живых после грядущей дуэли Семи Звезд. Она уже дважды умерла — считая свое превращение из человека в вампира, — и поэтому единственная из их веселой компании уже внесла свою лепту и будет жить дальше, чтобы увидеть, во что превратит мир Лич, и, если она не ошибается, сделать все возможное, чтобы мир этот не стал столь ужасным, каким мог бы быть.

Ее тревожит Седьмой из их Круга. Может ли его или ее отсутствие сделать недействительным весь катрен?

Будь прокляты все туманные предсказания и самодовольные провидцы. Кассандра не получила и половины тех пинков, которых заслуживала.

Она становится Солнцем, занимая место в центре модели Солнечной системы.

— Я постараюсь сиять, — объявляет она.

Лича здесь нет, хотя она знает, что он должен наблюдать за ней откуда-то. Он — существо скрытное, выглядывающее из тьмы, великий домосед. Специалисты магии, скульптурные молодые женщины, представляющиеся ей прислужницами-демонами, берутся за рычаги. И Джером, еще один лишний элемент в этой лязгающей магической машине. Если все это и делается ради кого-то, то ради него. В знак почтения к его матушке.

Она захлопывает крышку.

Машина вращается.

Ее пятеро товарищей ждут ее. Им ее не хватало. Она — путь. Благодаря ей они могут перемещаться. Новые ощущения. Обрывки потерянных жизней. Что-то ей знакомо, что-то неизвестно. Как один, они исчезают в реальности.

Модель Солнечной системы завершает свой цикл.

Она выходит из хитроумной штуки, в мозгу теснятся остатки воспоминаний. Ощущения более острые, чем случайная, как правило, мысленная связь с теми из живых, у кого она брала кровь. Как если бы у нее с незнакомцами была одна голова на всех.

— Она одна, — говорит женщина. — Это конец. Мы проиграли.