Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - Сьюзен Батлер

Рузвельт иначе смотрел на эти стычки, нежели офицеры его штаба на передней линии. Он не желал видеть в этом что-либо большее, чем незначительные, сиюминутные недоразумения, и, следовательно, относился к этому соответствующим образом. Когда 9 марта в Белый дом приехал с визитом Макензи Кинг и пробыл там нескольких дней, Рузвельт рассказывал ему о Крымской конференции, но ни разу не упомянул о переписке об обмене военнопленными. Он сказал Кингу за чаем в первый день визита, что Сталин был «с большим чувством юмора, и что он ему [Рузвельту]… понравился, показался очень прямым человеком». Рузвельт был настроен неизменно оптимистически: он полагал, что «Сталина не стоило особенно опасаться в будущем – и сам Рузвельт строил грандиозные планы для себя в дальнейших взаимоотношениях с ним». После обеда в обществе Элеоноры и их дочери Анны Рузвельт пригласил Кинга подняться в свой Овальный кабинет. Там премьер-министр устроился в кресле напротив Рузвельта, который, как обычно, сидел на своем кожаном диване. Тут Рузвельт более подробно рассказал ему о положении дел. Он сообщил, что на заседаниях в Ялте большую часть времени (почти 80 процентов) говорил Черчилль, и вновь упомянул чувство юмора Сталина. Как-то, во время очередной длинной речи Черчилля, рассказал Рузвельт, «Сталин заслонил ладонью лицо с одной стороны… и подмигнул, как будто говоря: ну вот, опять он принялся болтать!»

Рузвельт сказал Кингу, что, по его предположениям, «до конца апреля, что касается Европы, она [война] должна закончиться… А как только она закончится в Европе, вскоре после капитулирует Япония… возможно, месяца через три». (Столь короткий срок, отведенный Рузвельтом до полного разгрома Японии, совершенно очевидно, означал, что ему было уже известно, что разработка и изготовление атомной бомбы были практически завершены.) Он также высказал смелое предположение, что, весьма вероятно, война в Европе будет закончена даже до завершения конференции в Сан-Франциско. Их беседа продолжалась до 11:45. Кинг, обеспокоенный тем, что, возможно, это утомительно для Рузвельта, уже предлагал ее завершать, но президент не желал и слышать об этом.

Рузвельт был настолько оптимистично настроен, что даже поделился с премьер-министром Канады своими планами совершить триумфальное европейское турне. Он получил приглашение короля и королевы Англии побывать у них в мае вскоре после капитуляции Германии, но это казалось ему слишком поспешным, он сказал, что планирует это на июнь. (К тому времени, как заверил его Черчилль, должна была вернуться в Великобританию супруга Черчилля, которая тогда совершала поездку в Россию под эгидой Красного Креста.)

У Рузвельта был уже составлен подробный и хорошо выверенный план этой поездки. Он сказал Кингу, что «с корабля поедет сразу в Букингемский дворец и побудет там, а затем проедет с королем по улицам Лондона, а в выходные проведет время с Черчиллем в поместье Чекерс. Кроме того, он намерен был обратиться с приветственной речью к парламенту и в свободном режиме осмотреть Лондон… Он также хотел бы нанести визит королеве Голландии Вильгельмине и побыть некоторое время в Гааге. Оттуда, как Рузвельт полагал, он, возможно, поехал бы в Париж, но пока он предпочитал ничего об этом не говорить вплоть до самой поездки».

В заключение Кинг вспоминал, что «он [Рузвельт] с Черчиллем строили планы, из которых достаточно ясно вытекало, что они были совершенно уверены: война закончится еще до наступления июня… Что-то вроде триумфального окончания самой войны».

Рузвельт также признался Кингу, что Сталин ждал, когда все его дивизии будут переведены на фронт около Маньчжурии, а затем собирался разорвать отношения с Японией.

Однако после завершившегося к обоюдному удовлетворению сторон обмена телеграммами по проблеме бывших военнопленных возникла проблема посерьезней. Она появилась вследствие возродившихся опасений России, что ее союзники могут пойти на сепаратный мир с Германией. Как сообщал Стимсон, это спровоцировал Черчилль. Причину этого Стимсон видел, по его собственному выражению, в «чудачествах» премьер-министра Великобритании[992].

Русские всегда бдительно следили за проявлением признаков предательства, и порой их беспокойство было не напрасным. В апреле предыдущего года в газете «Правда» была напечатана статья, в которой мрачно сообщалось, что, по данным «надежных источников в Греции и Югославии», в небольшом приморском городке в Пиренеях Риббентроп провел встречу с двумя британскими официальными представителями с тем, «чтобы обсудить условия сепаратного мира с немцами. Понятно, что встреча окончилась не без результата».

9 марта Александр Кирк, бывший посол в Египте, а ныне политический советник фельдмаршала Харольда Александера, уведомил Стеттиниуса, что генерал СС Карл Вольф, высший представитель военного командования Германии в Италии, прибыл с небольшой группой сопровождающих в Швейцарию, в город Лугано, расположенный недалеко от итальянской границы, для проведения переговоров о «безусловной капитуляции» немецкой армии в Италии. Кирк телеграфировал об этом из Казерты и сообщал, что за десять дней до получения этой информации ходили неопределенные слухи и поступали доклады о готовящихся переговорах и что эта информация, таким образом, оказалась достоверной.

Александер сообщил Объединенному комитету начальников штабов, что, по словам генерала Вольфа, с немецким командующим Альбертом Кессельрингом уже вышли на связь, но пока договориться с ним о реализации этого плана не удалось. Кроме того, он, Вольф, планировал лично убедить Кессельринга, поскольку это был единственный способ избежать дальнейшего кровопролития в Германии ради безнадежных целей[993]. Более того, все переговоры и контакты, связанные с этим планом, были настолько засекречены, что о нем не знал даже Генрих Гиммлер, глава СС и начальник Вольфа. В качестве доказательства своей искренности Вольфа заставили выпустить и передать лидера итальянского движения Сопротивления. Затем Александер проинформировал штаб, что он намерен направить в Берн американского генерала Лаймана Лемницера, заместителя начальника штаба фельдмаршала Александера, и генерала Теренса Эйри, начальника разведки при штабе фельдмаршала Александера.

12 марта Александер направил Молотову сообщение о возможности проведения этих переговоров, практически с теми же формулировками, что и в своей телеграмме Объединенному комитету начальников штабов. Он проинформировал Молотова, что его представители вели подготовку к поездке в Швейцарию «для того, чтобы на месте контролировать ситуацию», что если представители немецкой стороны действительно окажутся теми, за кого себя выдают, они должны выполнить определенные условия. В частности, они должны иметь при себе письменные доказательства того, что Кессельринг уполномочил их вести эти переговоры; они должны будут ночью встретиться с представителями Управления стратегических служб США на территории американской или британской дипломатической миссии, при этом будут присутствовать Лемницер и Эйри.

Молотов проинформировал Гарримана, что советское правительство не возражает против проведения таких переговоров в Берне, но он хотел бы, чтобы в переговорах приняли участие генерал В. Н. Драгун, глава советской комиссии по репатриации бывших военнопленных во Франции, генерал Иван Суслопаров, руководитель советской военной миссии во Франции, а также еще один неназванный офицер.

Генерал Дин был категорически против участия любого советского представителя в ходе переговоров. Он написал генералу Маршаллу: «Успех этой миссии может оказаться под угрозой». Гарриман тоже считал, что такая миссия «не имеет никакого оправдания… Это не капитуляция правительства, как в случае с Болгарией или Румынией». Такого же мнения придерживался и Кларк Керр: «В Берне не предполагается обсуждать никаких условий капитуляции».

11 марта Рузвельт узнал от Генри Стимсона, что Молотов предполагал, что будет принято положительное решение об участии советского представительства на этой встрече, главным образом, потому, что Черчилль уверил его в этом. Стимсон писал об этом в своем дневнике два дня подряд: «В результате вмешательства Черчилля британские представители в комитете начальников штабов по ошибке пригласили Советский Союз принять участие в этой встрече вместо того, чтобы лишь уведомить о проведении этих предварительных обсуждений в Берне». 11 марта Стимсон виделся с Рузвельтом. На следующий день военный министр США написал:

«Видимо, Черчилль… отменил договоренность двух штабов, а именно: о том, что мы должны уведомить русских, но не спрашивать их согласия. Он поручил британским представителям отложить окончательное решение до тех пор, пока мы не получим согласия русских. Это я считаю серьезной ошибкой. Это ведет к задержке действия, которое должно быть выполнено быстро».