Том 2. Лорд Тилбери и другие - Пэлем Вудхауз

Разум вернулся на свой престол. Сэр Бакстон немного постоял, глядя на дело рук своих.

— Ой, Господи! Извини!

— Ничего, милый.

— Не сдержался.

— Ах, чепуха. Позвони Поллену.

Сэр Бакстон нажал на звонок и, отойдя к окну, встал, глядя в сад, побрякивая ключами в кармане. Леди Эббот задумчиво сморщила лоб, написала «Гарибальди», стерла. Дверь отворилась, появился Поллен.

— Поллен, разбилось стекло.

Дворецкий уже заметил это и сочувственно поджал губы.

— Сейчас пришлю горничную, миледи.

— Где мистер Булпит, Поллен? — все еще раздраженно повернулся сэр Бакстон.

— У себя в комнате, сэр Бакстон.

Баку стало чуть легче. Он боялся услышать, что незваный гость, подкрепившись пивом, покинул Синюю комнату и прочесывает территорию в поисках Табби.

— А что делает?

— Когда я в последний раз заходил туда, сэр Бакстон, он собирался принимать ванну. Спросил меня, успеет ли он до обеда выпить еще кувшин пива.

Сэр Бакстон исполнил на ключах нечто вроде концертного номера, пытаясь выказать безразличие.

— Значит, он спустится к обеду?

— Такое у меня сложилось впечатление, сэр Бакстон.

— Благодарю вас, Поллен.

Дворецкий удалился, сэр Бакстон повернулся к леди Эббот с широким жестом отчаяния.

— Сама видишь! Спустится к обеду. За супом всучит повестку. А княгиня будет смотреть и удивляться с другого конца стола. Радужная перспективка!

Леди Эббот на ум только что пришел «Муссолини», и она уже нацелила карандаш, но покачала головой.

— Значит, надо, — рассеянно обронила она, — чтобы не спустился.

Сэра Бакстона пробила дрожь, он бросил взгляд на порушенный столик, точно бы сожалея, что тот потерял форму и нельзя бухнуть по нему еще раз. Лишенный подмоги, он разрядился, саданув его по ножке. Это пошло ему на пользу.

— Интересно, как? — почти кротко осведомился он.

Мысли леди Эббот опять унеслись к итальянским композиторам. Потом она очнулась и поняла, что ей вроде бы задали вопрос.

— Как? Возьми да стащи его одежду, пока он в ванной. Вот и не спустится никуда.

Сэр Бакстон рванулся было что-то сказать, но сдержался и молча вытаращился на жену. Есть моменты, когда слова бессильны.

По его обветренному лицу стала разливаться почтительность. Двадцать пять лет назад, когда он умчал прекрасную деву в двухколесном кэбе, чтобы связать с ней свою судьбу, он знал, что ему достался самый лучший приз, но даже тогда, в опьянении любви, был не особо высокого мнения о ее интеллекте. Если бы кто спросил его, можно ли считать его невесту одним из светлейших умов Америки, он ответил бы откровенно — нет, отнюдь, но ему все равно. Женился он на одной из тех, кому следующее поколение дало прозвище Блондинка-дурочка, но это-то ему и нравилось.

Теперь он был потрясен, увидев, что в его супруге прекраснейшим цветком распустилась мудрость американских женщин.

— Господи милостивый! — благоговейно вымолвил он.

— Пойду и стащу сама, — поднялась леди Эббот. — Тогда хоть ты успокоишься.

— Минутку…

— Что, милый?

— Он же другую достанет.

— А ты скажи Поллену, чтоб не приносил.

— Как ему объяснить?

— А никак. Этим хороши ваши дворецкие. Им приказывают, и все. Присядь, милый, отдохни. Сейчас вернусь.

Садиться и отдыхать сэр Бакстон не стал, слишком бурные бушевали в нем эмоции, слишком он был возбужден. Он стоял, позвякивая ключами, и звякал, когда вернулся Поллен, гоня перед собой маленькую горничную с метелкой и совком. Под молчаливым надзором дворецкого та вымела обломки крушения и была отослана кивком головы.

Дворецкий собрался последовать за ней, но его задержало покашливание, и он сообразил, что хозяин что-то хочет ему сказать.

— Э… Поллен… — начал сэр Бакстон и умолк, соображая, как бы половчее изложить приказ.

— Э… Поллен… тут такое…

И опять примолк. Он поймал взгляд дворецкого. Взгляд был уважительный, но тем не менее в нем недвусмысленно читалось, что обладатель его будет рад, если эта маленькая сценка пойдет чуть живее. Перед началом обеда дворецкий — словно капитан корабля в шторм, ему полагается нести вахту на мостике. Поняв это, сэр Бакстон без дальнейших оттяжек приступил к делу.

— Э, Поллен, леди Бакстон только что вошла в комнату мистера Булпита и унесла его одежду…

— Да, сэр Бакстон?

— Шутка, — разъяснил баронет.

— Вот как, сэр Бакстон?

— Угу. Маленький розыгрыш. Э… э… Долго объяснять, но если мистер Булпит позвонит и попросит другую, не приносите.

— Слушаюсь, сэр Бакстон.

— Испортите шутку, понятно?

— Да, сэр Бакстон.

— Ни под каким видом он не должен получить одежду до моих дальнейших приказаний. Вы поняли?

Дверь закрылась. Сэр Бакстон глубоко вздохнул. С него свалилась огромная тяжесть. Подняв голову, он заглянул в кроссворд, который пыталась решить его жена. Итальянский композитор из девяти букв, начинается на «П», видимо поставил его дорогую девочку в тупик. Взяв карандаш, он твердой рукой вписал «Паллиаччи».

Без взаимной выручки не выжить, полагал сэр Бакстон.

23

Чувства человека, который выходит из ванной вымытый, сияющий, розовый, с песенкой на губах, и вдруг обнаруживает, что в его отсутствие чья-то рука умыкнула его одежду, приблизительно сродни чувствам того, кто, прогуливаясь в сумерках по саду, наступает на грабли, ручка которых подскакивает и бьет его по лбу. Тот же шок, то же мимолетное впечатление, будто грянул Судный день.

Войдя в Синюю комнату минут через десять после ухода леди Эббот, Булпит пережил всю гамму этих чувств, тем более горьких, что недавнее воссоединение с зубами убедило его, что теперь он в безопасности. Он мурлыкал «Пенни с небес», приговаривая: «А теперь облачимся в старые добрые штанцы», — когда обнаружил, как ошибся. У судьбы растрачены еще не все снаряды. Обставлена Синяя комната была удобно и уютно: шезлонг, кресла, два стула, комод, симпатичные гравюры XVIII века, небольшой книжный шкаф и письменный стол, полно бумаги и конвертов, но брюк — нет. А также, если уж на то пошло, пиджака, нижнего белья, шейного платка, носков и башмаков. Бесследно исчезла даже шапочка, изначально предназначенная для студентов колледжа. И Булпит, на что уж находчивый и ловкий, капитулировал перед обстоятельствами. Забравшись в постель и скромно укутавшись простыней, он отдался размышлениям.

После некоторого раздумья он поступил, как поступил бы любой гость в деревенском доме, когда в его спальне случается печальное происшествие. Он позвонил, и вскоре появился Поллен.

Беседа их оказалась малоплодотворной.

— Послушайте, — сказал Булпит, — я не могу найти своих вещей.

— Вот как, сэр?

— Не можете ли принести мне другие?

— Нет, сэр.

— Ну что вы, можете, — подбодрил его Булпит. — Пошарьте в доме.

— Нет, сэр. Сэр Бакстон отдал распоряжение не давать вам другой одежды, сэр. Благодарю вас, сэр.

И ушел, оставив Булпита в крайнем недоумении. Тот по-прежнему кутался в простыню, пытаясь раскусить, что это за порядки в усадьбе, когда к нему ворвался сияющий сэр Бакстон. Более приветливого баронета, рассыпающегося в любезностях перед гостем, Синяя комната еще не видывала.

— Привет, Булпит! Откуда это вы возникли? Вроде бы говорили, что в плавучий дом ушли. Подустали от жизни на природе? Не так уж много в вас от цыгана, а? Ха-ха-ха! Рад, рад, что вы передумали, решили воспользоваться моим скромным гостеприимством. Не припомню, правда, чтоб приглашал, но будьте как дома!

Мозги Булпита крутились сейчас в одном направлении.

— Послушайте, Бак! У меня куда-то запропастились все вещи.

— И правда! — жизнерадостно подхватил сэр Бакстон. — Запропастились, а? Нечего надеть, а?

— Этот дворецкий сказал, вы не велели давать мне другой.

— Опять правда. Дорогой мой, к чему вам одежда? Вы уже спать легли. Оставайтесь в постели, хорошенечко выспитесь!

— Так это вы забрали мою одежду?

— Алиса. Ее идея. Она у нас барышня с головой, дорогой мой Булпит. Гордиться должны такой сестрицей! Зачем? А вот зачем: если у вас не будет одежды, не сможете слоняться по дому и совать бумаги молодому Ванрингэму.

— У меня нет бумаг.

— Нет?

— Забыл в гостинице.

— Ах, вот как!

Тон хозяина был настолько скептичным, что Булпит взорвался:

— Вы что, сомневаетесь в моем слове?

— Конечно!

Булпит понял, что таким способом мало чего добьется, и взялся за другой аспект ситуации, сильно занимавший его мысли:

— Сколько же мне еще торчать в этой треклятой комнате?

— Пока я не продам усадьбу.

Челюсть у Булпита отвалилась. За последние дни он насмотрелся на Уолсингфорд Холл, и четкая картина, во всем ее безобразии, отпечаталась на сетчатке его глаз.