Воспоминания солдата - Гейнц Гудериан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На фронте группы армий «Юго-восток» была замечена замена 37-й армии русских, стоявшей южнее Дуная, болгарскими войсками. Нужно было считаться с возможностью переброски этих русских сил перед фронтом группы армий и введения их в наступление на другом участке.
Само собой разумеется, Что с началом крупного наступления русских я доложил Гитлеру совершенно ясно по телефону и о серьезном положении на Восточном фронте. Я убедительно просил его прибыть в Берлин и этим хотя бы только внешне перенести центр тяжести наших боевых действий снова на восток. В первые дни он повторял одно и то же указание, которое дал еще 9 января: «Восток должен обходиться теми силами, которыми он располагает. Впрочем, теперь вы сами должны признать, что эшелоны с запада так или иначе опоздали бы».
Медленное прохождение донесений и приказов из Цоссена через Цигенберг мешало принятию быстрых, своевременных мер в то время, когда требовалась срочность. 15 января произошло первое вмешательство Гитлера в ход оборонительных боев на востоке; невзирая на мои возражения, он отдал приказ немедленно перебросить корпус «Великая Германия» из Восточной Пруссии в район Кельце, чтобы предотвратить прорыв в направлении на Познань. Необходимо упомянуть, что эшелоны с боевыми частями этого корпуса уже все равно не успели бы прибыть вовремя, чтобы остановить наступление русских, но были бы сняты с оборонительных рубежей в Восточной Пруссии в такое время, когда там назревал кризис русского наступления. Их вывод оттуда в настоящее время означал бы, что в Восточной Пруссии начнется такая же катастрофа, какая произошла на Висле. Эти боеспособные дивизии (речь идет о мотодивизии «Великая Германия» и о танковой дивизии «Герман Геринг» военно-воздушных сил, находившейся в подчинении танкового корпуса «Великая Германия», которым командовал опытный генерал фон Заукен) находились на железнодорожных станциях, в то время как шли бои, решающие исход войны. Когда я отказался выполнить этот приказ, Гитлер пришел в ярость. Он не согласился со мной, однако решил, наконец, переехать из гессенского лесного лагеря, – бросив свои баталии в Вогезах, поближе к решающему фронту, в Берлин. И вот теперь я мог говорить с ним с глазу на глаз о том, о чем давно следовало бы сказать, но невозможно было, ведя переговоры по телефону. Конечно, наша беседа отнюдь не была приятной. Это чувствовал и Гитлер, поэтому он как можно дольше стремился ее избежать.
Корпус Заукена должен был выгружаться в районе, находящемся под обстрелом артиллерии русских. После ожесточенных боев ему удалось соединиться с 24-м танковым корпусом генерала Неринга.
16 января Гитлер появился в Берлине, и в имперской канцелярии, уже частично разрушенной авиацией противника, он разместил свою главную ставку; в этот же день я делал доклад об обстановке.
Наконец, Гитлер принял решение перейти на Западном фронте к обороне и высвободившиеся силы перебросить на восток. Мне сообщили это, казалось, самое радостное, хотя и запоздалое решение, когда я вошел в приемную. Я составил план использования резервов, намереваясь перебросить их немедленно к Одеру, а если позволит время, то и через Одер, чтобы ослабить силу наступления противника, вклинившегося в нашу оборону, ударив по его флангам. Но когда я спросил Иодля, какой приказ отдал Гитлер, он ответил мне, что основные силы снятых с Западного фронта войск (6-я танковая армия) отправлены в Венгрию. Я вышел из себя и недвусмысленно выразил Иодлю свое возмущение. Последний только пожал плечами. Я так и не узнал, было ли это решение результатом его влияния на Гитлера. Во время последовавшего затем доклада Гитлеру я выдвинул свои контрпредложения. Гитлер отклонил их, заявив, что решение наступать в Венгрии объясняется стремлением отбросить русских снова за Дунай и снять блокаду с Будапешта. С этого дня ежедневно стало обсуждаться это злосчастное решение. Когда я опроверг выдвинутые Гитлером в обоснование своего решения причины военного характера, он ухватился за мысль, что венгерские нефтяные запасы и нефтеперегонные заводы имеют для нашей промышленности решающее значение, так как противник своими воздушными налетами уничтожил наши химические заводы: «Если у вас не будет горючего, ваши танки не будут двигаться, самолеты не будут летать. С этим-то вы должны согласиться. Но мои генералы ничего не понимают в военной экономике».
Он помешался на этой идее, и никто не мог его переубедить.
Соединения, которые мы получили с Западного фронта, были разделены, таким образом, на две части. Когда я позднее в своих докладах касался этого вопроса, я получал в ответ: «Я уже знаю, что вы хотите сказать: я должен бить, так бить! Но вы должны согласиться…» и т.д., в том же роде. Следует учесть, что переброска войск в Венгрию из-за слабой пропускной способности железных дорог, идущих на юго-восток, требовали значительно больше времени, чем переброска в район Берлина, куда вели двухколейные железные дороги, которые давали возможность маневрировать в случае затруднений, вызываемых беспрерывным воздействием противника с воздуха.
Затем мы перешли к другим вопросам. Беседа проходила бурно. Обсуждали положение основной линии обороны и связанные с ней решения, в бессмысленности которых был виноват он сам, что подтверждала стенограмма. Касались вопроса использования резервов, которые, как он считал, слишком далеко находились от линии фронта, а по мнению генералов, после приказа Гитлера – чересчур близко. Затем зашла речь о генерале Гарпе, командные качества которого, на мой взгляд, не вызывали сомнений. Но так как нужно было обязательно найти козла отпущения, Гитлер приказал, несмотря на мои решительные протесты, заменить генерала Гарпе генерал-полковником Шёрнером, недавно вызванным из Прибалтики, где уже нельзя было завоевать лавры. Шёрнер начал с того, что сместил командующего 9-й армией, храброго, умного и честного генерала барона фон Люттвица (Смило). Во главе 9-й армии был поставлен генерал Буссе. Вскоре у него и с безупречным генералом Заукеном начались такие раздоры, что появилась необходимость немедленной замены последнего. Заукен стал командовать одной из армий. Я позаботился о Гарпе, который через несколько недель снова получил армию на Западном фронте и добился возвращения на должность Балка, ставшего жертвой одной из интриг Гиммлера на западе.
В этот день шли споры и относительно моего требования немедленно, пусть даже с опозданием, покончить с бессмысленными попытками наступления на западе и перебросить все войска, без которых невозможно обойтись на Восточном фронте. Снова – и в который раз! – обсуждался вопрос об эвакуации войск из Прибалтики и опять не пришли ни к какому окончательному решению. Решили вывести оттуда лишь 4-ю танковую дивизию.