К. Р. - Элла Матонина. Эдуард Говорушко

Самая древняя книга — „Божественная комедия“ Данте, 1596 года; одна из уникальных— „Путешествие из Петербурга в Москву“ Радищева с пушкинской надписью: „Экземпляр, бывший в тайной канцелярии. Заплачено двести рублей“».

Уникальную библиотеку, однако, предстояло еще купить. Внук поэта был согласен на продажу, боялся, «чтобы она не перешла в частные руки». Просил он за всё собрание 18 тысяч рублей. Великий князь успешно провел переговоры с правительством, деньги были выделены. Эта библиотека, ставшая собственностью Академии наук, легла в основу будущего Пушкинского Дома. Потом вышел первый том Полного академического собрания сочинений Пушкина, было приобретено в казну имение Пушкиных — Михайловское, отреставрирована и взята под охрану могила поэта в Святогорском монастыре.

Юбилейные торжества шествовали по всей России. В Петербурге в Казанском соборе в честь поэта состоялось богослужение, торжественное и благолепное. Между литургией и панихидой Владыка говорил о Пушкине как о христианине.

«С утра до вечера дождь, к ночи буря. До 10-ти я уже был в Соборе; митрополит облачался, в большом храме почти пусто, из знатных никого. Попозже стали съезжаться: гр. И. И. Толстой, Зверев, Майков, Милица и Стана со своими свитами, внук поэта, гвардейский стрелок поручик Пушкин. Владыко произнес Слово; может быть, его осудят, но, по-моему, он не мог говорить иначе: нельзя обелять того, что черно, оставаясь верным правде. Он указал на пререкаемость имени Пушкина, на резкую двойственность его натуры, его нехристианское и христианское. Последнее восторжествовало», — записал в дневник К. Р.

Большой зал Петербургской консерватории, где 26 мая 1899 года под председательством президента проходило торжественное собрание, посвященное юбилею Пушкина, с трудом вмещал всех пришедших: Великие князья и княгини, сановники, министры, дамы, люди разных сословий, военные, учащиеся. Среди цветов, освещенный ярким электрическим лучом, возвышался бюст Пушкина, перед ним — оркестр, музыканты облачены в красные мундиры. Константин Константинович держал речь, закончив ее такими словами: «Если по лицу нашего обширного Отечества повсеместно празднуют сотую годовщину рождения этого певца из певцов, то где, как не в столице, которую воспел он в дивных стихах, и кому, как не Академии, коей он был лучшим украшением, восторженно воскликнуть: да живет вовеки в русских сердцах имя Пушкина — любовь, гордость и слава России!»

В заключение была исполнена кантата на слова К. Р. В этот счастливейший миг его жизни Великий князь опустил голову, чтобы никто не видел его слез.

Во время пушкинских торжеств и после них на имя Константина Константиновича Романова пришло множество писем и телеграмм. Великому князю написала и младшая дочь поэта Мария Александровна Гартунг, для которой Константин Константинович добился существенного увеличения пенсии. Она благодарила Великого князя трогательным письмом:

«Ваше Императорское Высочество! За волнением радостно пережитых дней я не могла собраться с мыслями, чтобы выразить Вам глубокую милость, обеспечивающую закат моей жизни. Вы, Ваше Высочество, были моим Высоким ходатаем перед нашим Всемилостивейшим Государем и тем самым способствовали дальнейшему исполнению обещания Вашего Державного Деда моему умирающему отцу: пещись о его осиротелой семье.

Один Бог может вознаградить Вас за Вашу отзывчивость ко всему доброму, за Вашу любовь к родной славе!

Мне же дозвольте, Ваше Высочество, призвать благословение Его на Вас в уповании, что он воздаст Вам радостями и счастьем за все то высокое, благое, сотворенное Вами в память чествуемого отца моего.

Вашего Императорского Высочества вернопреданная Мария Гартунг, рожденная Пушкина».

Среди посланий было письмо известного славянофила, религиозного публициста Александра Алексеевича Киреева:

«Ваше Императорское Высочество,

Мне говорили, что Вы намереваетесь распорядиться отпечатанием и распространением речей, телеграмм, приветствий и т. п., произнесенных или полученных по случаю пушкинских торжеств; было бы очень желательно! И, конечно, именно Вы могли бы лучше всякого другого познакомить русских читающих людей с пушкинскими торжествами, выясняющими и личность, и значение произведений Пушкина. Но если это так, позвольте мне напомнить Вам о речи, произведенной в Москве (по случаю открытия памятника) Достоевским (в 1880 году. — Э. М., Э. Г.). Ее бы следовало распространять тысячами, десятками тысяч экземпляров среди читающей публики, в особенности среди читающей молодежи. Эта речь — верх совершенства, ничего лучшего не было сказано о Пушкине, и не может быть сказано. Она превосходна не только по мысли и чувству, но даже и по изложению. Микеланджело говорил, что следует свое произведение исполнить обдуманно: а именно такова эта речь. Она совершила чудеса: прослушав ее, враги (литературные) подавали друг другу руку на самом торжестве.

Мне кажется, Вы сослужили бы великую службу России, если бы взялись за это дело, подбив на это и Государя, приславшего такое хорошее приветствие. Ведь он, его имя должны стоять во всяком благородном, хорошем начинании и деле. Ведь всякая правильная, добрая мысль — для нас клад, ведь мы так стали бедны мыслью; мы среди нашей мелочной, суетливой жизни совсем измельчали, отупели, мы все куда-то бесцельно лезем, но ни чувств наших мы до конца не можем прочувствовать, ни мыслей, дум — продумать. Вам, как стоящему, выражаясь по-канцелярски, во главе ведомства сконцентрированной мысли, т. е. науки, это сделать легче, нежели кому бы то ни было. Вас слышали вчера все…»

В Петербурге, как и в Москве, сначала хотели видеть монумент Пушкину, достойный и значительный. Был объявлен сбор средств по добровольной подписке. С 1899 года комиссией, которой руководил президент Академии, для поощрения щедрых жертвователей был выпущен портрет поэта с надписью: «За пожертвования на памятник А. С. Пушкину». В различных городах России устраивались концерты, благотворительные вечера, лекции, сборы от которых передавались на памятник. И тогда же комиссия под руководством Великого князя вырабатывает положение о памятнике Пушкину как о комплексе: специальное учреждение, связанное с его именем, в котором будет установлено скульптурное изображение поэта.

Но все же кто первым высказал мысль о необходимости объединить наследие Пушкина в одном месте для его изучения, а также и новую русскую литературу для исследования? Определенно ответить на этот вопрос нельзя. Ясно одно: идея, толчком для которой стали юбилейные торжества, витала в воздухе. В ее материализации была заинтересована вся страна. Попечитель Оренбургского учебного округа И. А. Ростовцев писал в Академию: