Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов - Сэмюэл Ричардсон

Дѣйствительно, возразила я, естьли меня будутъ преслѣдовать; то сіе конечно сдѣлается въ первомъ жару ихъ страсти, и тогда ихъ поиски обратятся къ какому ни есть помѣстью его фамиліи. Я присовокупила, что сіе приводило меня въ чрезвычайное замѣшательство.

Онъ мнѣ сказалъ, что нимало бы о томъ не безпокоился, когда бы я остановилась на какомъ ни будь рѣшеніи; что моя безопасность составляла единое его стараніе, что онъ имѣетъ въ Лондонѣ домъ; но для того мнѣ онаго не предлагаетъ, поелику ясно усматриваетъ, какія будутъ мои возраженія… Безъ сомнѣнія, прервала я съ такимъ негодованіемъ, которое принудило его употребить всѣ свои усилія, дабы меня увѣрить, что ни что не было столь чуждаго его мнѣній и желаній. Онъ мнѣ повторилъ, что думаетъ единственно о моей славѣ и безопасности, и что моя воля будетъ непоколебимымъ его правиломъ.

Я столь была безпокойна, опечалена, и толико же противъ него раздражена, что даже не понимала его словъ.

Я почитаю себя, сказала я ему, весьма нещастною. Я не знаю на что рѣшиться. Лишась, безъ сомнѣнія, добраго имени, и не имѣя ни единаго платья, въ коемъ бы могла показаться, даже и самая моя бѣдность изъявитъ мою глупость всѣмъ тѣмъ, которые меня увидятъ; и необходимо принудитъ ихъ судить, что меня весьма искусно обманули, или что какъ въ одномъ, такъ и въ другомъ случаѣ я весьма мало имѣла власти надъ моею вольностію и моими поступками. Я присовокупила еще съ такою же досадою, все увѣряетъ меня, что онъ употребилъ хитрость, дабы отвлечь меня отъ моего долгу; что онъ полагался на мою слабость и легкомысленность приличную моимъ лѣтамъ и на мою неопытность: что я не могу простить даже саму себя за сіе пагубное свиданіе; что мое сердце смертельно поражено тою печалію, въ которую погрузила я моего отца и мать; что лучше бы я лишилась всего въ свѣтѣ, и всей моей надежды въ сей жизни, дабы быть еще въ домѣ моего отца, какъ бы со мной тамъ ни поступали; что взирая на всѣ его увѣренія, я усматриваю нѣчто подлаго и корыстнаго въ любви такого человѣка, которой употребилъ все свое искуство дабы отвлечь молодую дѣвицу отъ священнаго ея долгу и въ то время, какъ великодушное сердце должно бы было стараться о славѣ и спокойствіи того, котораго оно любитъ.

Онъ съ великимъ вниманіемъ меня слушалъ, и не прерывалъ моихъ словъ. Онъ весьма искусно и на каждое возраженіе по порядку отвѣтствовалъ, и я удивилась его памяти.

Мои слова, сказалъ онъ мнѣ, весьма его ободрили; и въ семъ то разположеніи, онъ мнѣ отвѣчать будетъ.

Онъ чрезвычайно опечалился, получивши столь мало успѣха въ пріобрѣтеніи моего почтенія и довѣренности.

Что же касается до моей славы, то онъ обязанъ мнѣ чистосердечіемъ; она не можетъ быть и въ половину столько помрачена тѣмъ поступкомъ, о которомъ я толико соболѣзную, сколько моимъ заключеніемъ, не справедливымъ и безразсуднымъ гоненіемъ претерпѣннымъ мною отъ ближнихъ моихъ родственниковъ. Въ семъ то состоитъ предмѣтъ публичныхъ разговоровъ. Особливо поношеніе относится до моего брата и моей сестры; и о моей терпѣливости не иначе говорятъ какъ съ удивленіемъ. Онъ повторилъ мнѣ и то, что уже писалъ нѣсколько разъ, что сами друзья мои были увѣрены, что я улучу какой ниесть случай освободиться отъ ихъ насилій; безъ чего вздумали ли бы они когда нибудь меня заключить? Но онъ не менѣе былъ увѣренъ, что общепринятое мнѣніе о моемъ свойствѣ превозможетъ ихъ злосердье въ разумѣ тѣхъ, кои меня знаютъ, и кои знаютъ побудительныя причины моего брата и моей сестры, и того презрѣнія достойнаго человѣка, коему меня предавали противъ моей воли.

Естьли у меня нѣтъ платья, то ктожъ думалъ, чтобъ въ такихъ обстоятельствахъ могла я имѣть другое кромѣ того, которое на мнѣ было во время моего отъѣзда! Всѣ госпожи его фамиліи почтутъ за щастіе снабдить меня онымъ въ теперешней моей необходимости, а впредь самые богатые штофы нетокмо изъ Англіи, но изъ всего свѣта, будутъ къ моимъ услугамъ.

Естьли у меня нѣтъ денегъ, какъ о томъ равномѣрно надлежитъ думать, то развѣ онъ не въ состояніи мнѣ оныхъ доставить? О естьли бы Богу было угодно, чтобъ я ему позволила надѣятся, что наши имѣнія вскорѣ соединены будутъ. Онъ держалъ банковой билетъ, которой я не примѣтила, и которой онъ тогда весьма искусно вложилъ въ мою руку; но разсуди, съ какимъ гнѣвомъ я его отвергла.

Его печаль, сказалъ онъ мнѣ, столь же была неизреченна, какъ и удивленіе, слышать обвиняющаго себя въ хитрости. Онъ пришелъ къ садовымъ дверямъ, слѣдуя повторительнымъ моимъ приказаніямъ, такъ упрекалъ меня етотъ подлецъ! дабы освободить меня отъ моихъ гонителей; ни мало о томъ не думая, чтобъ я перемѣнила свое намѣреніе, и чтобъ онъ имѣлъ нужду въ толикихъ усиліяхъ къ преодолѣнію моихъ затрудненій. Я можетъ быть думала, что то намѣреніе, которое онъ оказывалъ войти со мною въ садъ, и предстать предъ моею фамиліею не иное что было, какъ токмо шутка; но я не справедливо судила, естьли о томъ имѣла такое мнѣніе. Дѣйствительно, видя безмѣрную мою печаль, онъ весьма сожалѣлъ, что ему не позволила проводить себя въ садъ. Его правило обыкновенно состояло въ томъ, дабы презирать угрожающія его опасности. Тѣ, которые наибольше грозятъ, не бываютъ опаснѣйшими врагами на самомъ дѣлѣ. Но хотя онъ зналъ, что будетъ убитъ, или столько получитъ смертельныхъ ранъ, сколько имѣетъ враговъ въ моей фамиліи, однако отчаяніе, въ которое я его ввергла моимъ возвращеніемъ, неотмѣнно бы принудило его слѣдовать за мною даже до замка.

И такъ, моя любезная, мнѣ остается теперь только стенать о моемъ неблагоразуміи, и почитать себя не достойною извиненія за то, что согласилась на сіе злощастное свиданіе, съ толь смѣлымъ и рѣшившимся на все человѣкомъ. Теперь ни мало не сомнѣваюсь, чтобъ онъ не сыскалъ какого средства меня похитить, естьлибъ я согласилась съ нимъ говорить въ вечеру, какъ себя укаряю, что раза съ два о томъ думала. Злощастіе мое было бы еще несноснѣе.

Онъ присовокупилъ еще, при окончаніи сихъ словъ, что естьлибъ я привела его въ необходимость слѣдовать за собою въ замокъ, то онъ ласкался, что тотъ поступокъ, которой бы онъ оказалъ, удовольствовалъ бы всю фамилію, и изходатайствовалъ бы ему позволеніе возобновить свои посѣщенія.

Онъ принимаетъ смѣлость мнѣ признаться, продолжалъ онъ, что естьли бы я не пришла на мѣсто нашего свиданія, то онъ принялъ уже намѣреніе посѣтить мою фамилію будучи сопровождаемъ поистиннѣ, нѣкоторыми вѣрнѣйшими друзьями; и что не отложилъ бы того далѣе, какъ въ тотъ же день, поелику не въ состояніи былъ взирать на приближеніе ужасной среды, не употребивши всѣхъ своихъ усилій, дабы перемѣнить мое состояніе. Какое намѣреніе могла я предпринять, любезная моя пріятельница, съ человѣкомъ такого свойства.

Сіи слова принудили меня за молчать. Укоризны мои обратились на саму себя. То чувствовала я ужасъ, воспоминая его смѣлость, то, взирая на будущее, я ничего не усматривала кромѣ отчаянія и унынія даже и въ самыхъ благосклоннѣйшихъ случаяхъ. Удивленіе, въ которое меня погрузили сіи мысли, подало ему случай продолжать еще съ важнѣйшимъ видомъ.

Что касается до прочаго, то онъ надѣется на мое снисхожденіе, что я его прощу, но не желая утаить отъ меня своихъ мыслей, признался, что онъ весьма. былъ опечаленъ, чрезвычайно опечаленъ, повторялъ онъ возвыся голосъ и перемѣнясь въ лицѣ, что онъ необходимо долженъ былъ примѣтить, что я сожалѣла о томъ, что не пустилась наудачу быть женою Сольмса прежде, нежели видѣла себя въ состояніи возблагодарить такому человѣку, которой, естьли я позволю ему то сказать, претерпѣлъ столько же ради меня обидъ, сколько и я ради его; которой повиновался моимъ повелѣніямъ и перемѣнчивымъ движеніямъ пера моего, [простите мнѣ сіе, сударыня] денно и нощно, во всякое время, съ удовольствіемъ и такою горячностію, которая не иначе могла быть внушена, какъ вѣрнѣйшею и отъ почтенія произходящею страстію… [Сіи слова, любезная моя Гове, возбудили во мнѣ великое вниманіе] и все сіе дѣлано, сударыня въ какомъ намѣреніи? [Колико моя нетерпѣливость усугубилась?] Въ томъ единомъ намѣреніи дабы васъ освободить отъ недостойнаго угнѣтенія…

Государь мой, Г. мой! прервала я съ негодованіемъ… Онъ пресѣкъ мои слова; выслушайте до конца, любезнѣйшая Кларисса! Стѣсненное мое сердце требуетъ облегченія… Чтожъ касается до плода моихъ обѣщаній, смѣю сказать, моихъ услугъ, то должно ожидать отъ васъ, ибо и теперь слышу слова ваши, кои сильно впечатлѣны въ сердцѣ моемъ, что вы лучше бы лишились всего свѣта и всей надежды въ сей жизни, дабы еще быть въ домѣ столь жестокаго родителя…

Ни единаго слова не говорите противъ моего родителя! я не могу того снести…

Какъ бы съ вами не поступали? Нѣтъ сударыня, вы простираете свою легкомысленность превыше всякой вѣроятности, естьли бы вы токмо себѣ вообразили, что избѣжали быть женою Сольмса. И по томъ, я васъ отвлекъ отъ священнаго вашего долгу. Какъ! вы не видите, въ какое противорѣчіе васъ приводитъ ваша живость! Сопротивленіе оказанное вами даже до послѣдней минуты вашимъ гонителямъ, не защищаетъ ли вашу совѣсть отъ всѣхъ таковыхъ укаризнъ?