Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов - Сэмюэл Ричардсон

Ты имъ скажешь, что молодая твоя барышня казалось стольже легко бѣжала, какъ и я. Сіе утвердитъ ихъ въ томъ, что погони были бы безполезны, и наконецъ изтребятъ надѣжду Сольмса. Вскорѣ по томъ увидишь ты въ фамиліи болѣе желанія съ нею примириться, нежели гнаться за нами. И такъ ты будешь щастливымъ орудіемъ общаго удовольствія, и нѣкогда сія великая заслуга будетъ награждена отъ обѣихъ фамилій. Тогда всѣмъ свѣтомъ будешь ты любимъ, и добрые служители за честь станутъ себѣ поставлять впредь равняться честному Осипу Леману.

Естьли дѣвица тебя узнаетъ, или послѣ бы о томъ освѣдомиться; то я уже написалъ письмо, которое потрудись списать, и которое, представивъ ей въ доброй часъ, совершенно можешь отъ ее пріобрѣсть первое ея къ себѣ почтеніе.

Я прошу тебя въ послѣдней разъ; имѣть въ семъ дѣлѣ столько старанія и вниманія, какъ и усердія. Знай что отъ сей заслуги всѣ прочія зависятъ, и положися при награжденіи на честность искреннѣйшаго друга твоего

Ловеласа.

П. П. не опасайся продолжать далѣе знакомства съ Бетти. Естьли нѣкогда вы соединитесь; то союзъ не долженъ быть худъ, хотя она, какъ говорятъ, сущая змѣя. Я имѣю удивительной рецептъ, для излѣченія отъ женской наглости. Не опасайся ничего, бѣдной мой Осипъ; ты будешь хозяиномъ въ своемъ домѣ. Естьли ея нравъ сдѣлается тебѣ несноснымъ, то я тебя увѣдомлю о способѣ уморить ее съ печали въ одинъ годъ; и сіе можно расположить по всѣмъ правиламъ честности: безъ чего тайна сія была бы меня не достойна.

Податель вамъ отдастъ нѣсколько признаковъ будущей моей щедрости.

Письмо XCIII.

Въ воскресеніе 9 Апрѣля.

Милистивой государь!

Я весьма обязанъ вашею милостію. Но послѣднее ваше приказаніе мнѣ кажется чрезвычайнымъ. Прости меня боже, и васъ также г. мой; вы меня запутали въ великое дѣло; и естьли откроется мой злой умыселъ… и Богъ сжалится надъ моимъ тѣломъ и моею душею; вы обѣщаетесь принять меня подъ свое покровительство, и прибавить жалованья, или препоручить мнѣ хорошій трактиръ; сіе то составляетъ все мое честолюбіе. Вы столько же будете оказывать благосклонности молодой нашей барышнѣ, которую я препоручаю Богу. Не должны ли всѣ люди оказывать оной столь прелестному полу?

Я испольню ваши приказанія, какъ можно рачительнѣе; поелику вы говорите, что навсегда ее лишитесь, естьли я того не учиню, и что такой скряга, какъ г. Сольмсъ, конечно ее получитъ. Но я надѣюсь, что наша молодая барышня конечно не допуститъ насъ до такого затрудненія. Естьли она обѣщала; то я увѣренъ, что сдержитъ свое слово.

Мнѣ весьма было бы досадно, естьлибъ вамъ въ семъ не услужилъ, когда ясно вижу, что вы ни кому зла не желаете. Я думалъ прежде, нежели васъ узналъ, что вы были чрезвычайно злы, не прогнѣвайтесь. Но теперь вижу совсѣмъ тому противное. Вы такъ чисты, какъ золото; и сколько усматриваю, всякому добра желаете, равномѣрно какъ и я; ибо хотя я не инное что какъ бѣдной слуга, но страшусь Бога и людей, и пользуюсь добрыми разговорами и хорошими примѣрами нашей молодой барышни, которая ни единаго дня не пропуститъ, чтобъ не спасти одной души или двухъ. И такъ препоручая себя въ вашу дружбу, и напоминая вамъ не забыть о трактирѣ, когда вы сыщете для меня получше изъ нихъ, съ охотою служить вамъ обѣщаюсь, пребывая въ сей надеждѣ. Конечно вы сыщете, естьли постараетесь; ибо въ нынѣшнемъ свѣтѣ мѣста не такъ важны какъ наслѣдства: и я надѣюсь, что вы меня не почтете за мало честнаго человѣка; поелику изъ всего видно, что я вамъ служу сверьхъ моей должности, по чистой совѣсти, ни мало не страшась злорѣчивыхъ людей. Однако я бы весьма желалъ, естьлибъ вы оказали мнѣ сію милость, чтобъ не называли меня столь часто честный Осипъ, честный Осипъ. Хотя я почитаю себя весьма честнымъ человѣкомъ, какъ вы то говорите, однако страшусь таковымъ казаться зловреднымъ людямъ, которые не знаютъ моихъ намѣреній; а вы имѣете такой шутливый нравъ, что не извѣстно, чистосердечно ли вы такъ меня называете. Я весьма бѣдной человѣкъ, которой съ роду своего не писывалъ къ знатнымъ господамъ: и такъ не удивляйтесь, и не прогнѣвайтесь, естьли я не столь краснорѣчивъ, какъ вы.

Что касается до дѣвицы Бетти; то я прежде думалъ, что она имѣетъ намѣренія моимъ противныя. Теперь я усматриваю, что она мало по малу ко мнѣ привыкаетъ. Я бы имѣлъ гораздо болѣе къ ней дружбы, естьлибъ она была благосклоннѣе къ молодой нашей барышнѣ. Но я боюсь, чтобъ она не почла за ничто такого бѣднаго человѣка какъ я. Впрочемъ, хотя честность не дозволяетъ бить жены своей, однако я никогда снести не въ со стояніи, чтобъ она мною повелѣвала. Рецептъ, которой вы по милости своей мнѣ обѣщали, весьма меня ободрилъ: и я думаю что онъ чрезвычайно будетъ пріятенъ для всѣхъ, лишь бы только сіе произходило честнымъ образомъ, какъ вы то увѣряете, да и въ теченіе одного года. Однако, естьли дѣвица Бетти будетъ обходится лучше, то я бы желалъ, чтобъ сіе продолжалось весьма долгое время; наипаче когда будемъ мы начальствовать въ трактирѣ, въ которомъ я думаю, что хорошее слово и худое не причинятъ никакого вреда въ женьщинѣ.

Но я опасаюсь довольно изъясняться съ господиномъ вашего достоинства. Однако вы сами возбудили во мнѣ къ тому охоту своимъ примѣромъ, ибо вы всегда шутить любите; вы приказали мнѣ къ вамъ писать дружески все то, что мнѣ на мысль придетъ; о чемъ прося у васъ прощенія, еще вамъ однажды повторяю свое обѣщаніе приложить всю тщательность и точность, пребывая вашъ покорнѣйшій, и готовой ко всѣмъ вашимъ приказаніямъ слуга

Осипъ Леманъ.

Письмо XСІV.

Изъ Сент-Албана, въ понедѣльникъ въ вечеру.

Въ то время, когда предмѣтъ моего сердца нѣсколько успокоился; то я удалился на нѣсколько минутъ ради моего спокойствія, дабы исполнить данное мною тебѣ обѣщаніе. Ни какой погони не было; и я тебя увѣряю, что нимало онаго не опасался, хотя надлежало притворно страшиться, дабы то внушить въ мысли моей любезной.

Вѣрь дражайшій другъ, что во всю мою жизнь не чувствовалъ я столь совершенной радости. Но позволь мнѣ на единую минуту взглянуть на то, что теперь произходитъ не лишился ли бы я на вѣки такого ангела?

Ахъ! нѣтъ прости моимъ безпокойствіямъ; она находится въ ближайшемъ отъ меня покоѣ. Она пребудетъ моею! и моею на всегда.

,,О восхищеніе! сердце мое, будучи угнѣтаемо радостію, и любовію старается открыть себѣ проходъ, дабы войти въ ея нѣдро!,,

Я зналъ, что всѣ обороты глупой фамиліи были такими машинами, которыя двигались въ мою пользу. Я тебѣ уже сказалъ, что они всѣ работали для меня такъ, какъ тѣ презрительные кроты, которые роются подъ землею; и слѣпѣе еще ихъ; поелику они дѣйствовали къ моей выгодѣ, сами того не зная. Я былъ начальникомъ всѣхъ ихъ движеній которыя толико соображались со злостію ихъ сердецъ, дабы увѣрить ихъ, что въ семъ состояла собственная ихъ воля.

Но для чего говорить, что моя радость совершенна? Нѣтъ, нѣтъ она уменьшилась оскорбленіями моея гордости… Возможно ли снести то мнѣніе, что я болѣе обязанъ гоненіямъ ея родственниковъ, нежели ея ко мнѣ склонности, или по меншей мѣрѣ преимуществу о сей то неизвѣстности я еще печалюсь! но я хочу оставить сіе мнѣніе. Естьли я болѣе буду предаваться оному, то оно дорого будетъ стоить сей обожанія достойной дѣвицѣ. Станемъ веселиться; что она уже прешла опредѣленныя границы; возвращеніе сдѣлалось ей совершенно невозможнымъ, что слѣдуя по тѣмъ мѣрамъ, которыя я предпринялъ, ея непоколебимыя гонители почитаютъ ея бѣгство произвольнымъ; и естьлибъ я сомнѣвался о ея любви; то подвергъ бы ее толико же разительнымъ опытамъ разборчиваго ея вкуса, какъ и лестнымъ для моей гордости; ибо безъ всякой трудности я тебѣ въ томъ признаюсь: естьлибъ я былъ увѣренъ, что хотя малѣйшая неизвѣстность во внутренности ея сердца остается въ разсужденіи того преимущества, которымъ она мнѣ обязана; то поступилъ бы съ нею безъ всякаго сожалѣнія.

Во вторникъ на разсвѣтѣ.

Я возвращаюсь на крыльяхъ любви къ стопамъ моей любезной, которыя составляютъ для меня блистательнѣйшій престолъ во вселенной. Я судилъ по ея движеніямъ, что она встала уже съ своей постели. Что же до меня касается; то сколько ни старался; но не могъ въ полтора часа сомкнуть глазъ. Кажется, что я весьма высоко говорю о той матеріи когда имѣю нужду употребить столь низкія выраженія.

Но во всю дорогу, и по нашемъ прибытіи, для чегожъ дражайшая Клариса! ни чего инаго я отъ тебя не слышу, кромѣ вздоховъ и знаковъ прискорбія? Будучи угнѣтаема несправедливымъ гоненіемъ, угрожаема ужаснымъ принужденіемъ, и толико погружена въ печаль по благополучномъ освобожденіи! Берегись… берегись… въ ревнивомъ сердцѣ любовь храмъ тебѣ созидаетъ.