Геносказка - Константин Соловьев

— Куда нам идти, братец? — спросила она.

Этого он не знал. Глупо бежать от смерти, когда она со всех сторон протянула к тебе свои щупальца. Проще уж сразу… «Остаться в центре, — решил он. — Пусть задохнемся от дыма или нас раздавит упавшими перекрытиями. Зато — сразу».

Но он знал, что не в силах принять такое решение. В отличие от крепости, он был живым человеком, полным теплой крови, но он тоже предпочитал сражаться до конца. Это их роднило.

— В лазарет! — решил он. — Туда они доберутся позже всего.

Автоматические двери центра управления уже не подчинялись управляющим импульсам компьютера — крепость умирала, и ее постепенно разбивал смертоносный паралич. Гензелю пришлось упереться ногой в стену и вырвать из креплений стальной лист. Мышцы затрещали от напряжения, но сталь сдалась раньше.

Они вывалились в коридор, полный дыма и плюющихся искрами перебитых кабелей. Идти здесь было тяжело, Гензель схватил Гретель за руку и потянул за собой, другой рукой прикрывая лицо от жара. Крепости осталось существовать совсем недолго. Скоро она превратится во вмерзшую в землю металлическую скорлупу, полную выжженной трухи. Гензелю не хотелось становиться ее посмертным украшением.

В лазарете оказалось на удивление спокойно. Спрятанный в недрах крепости на многометровой глубине, он почти не получил повреждений, разве что лампы, прежде заливавшие его ярким электрическим светом, теперь беспомощно перемигивались.

Если бы не ритмические удары с поверхности, от которых жалобно всхлипывали приборные панели и стойки с лабораторным оборудованием, можно было бы подумать, что ничего страшного не происходит.

Он совсем забыл про принцессу.

Бланко лежала в своем хрустальном саркофаге, мертвенно-бледная, точь-в-точь такая же, какой он ее оставлял. Мертвая принцесса и ее мертвый стальной дворец. Оба уничтожены предательством. Не стоит ли выключить стазисный гроб?.. Он будет сохранять ее мертвое тело веками, используя все резервные мощности. Принцесса Бланко Комо-ля-Ньев никогда не превратится в прах. Вечный памятник погибшей невинности. Мечтала ли она об этом?.. Не лучше ли обесточить ее гроб, чтобы позволить телу превратиться в то, во что обычно превращаются все человеческие тела? При жизни она боялась себя, своей глубоко спрятанной нечеловечности. Но, превратившись в прах, она обернется тленом. А тлен королей и нищих, людей и чудовищ практически идентичен по химическому составу.

А еще здесь были цверги. Они не покинули своего поста даже после того, как начался обстрел. Не забились в темные углы, как полагается неразумным тварям, испытавшим на себе свирепость человеческого рода.

Гензель рефлекторно упер грубый приклад мушкета в плечо, увидев их хищные силуэты вокруг посмертного ложа принцессы. В этот раз счет обещал быть равным — все три ствола были заряжены. Но цверги даже не повернулись в их сторону, лишь сверкнули желтыми, яростно горящими глазами. Как это возможно?

Но прежде чем Гензель успел задать вопрос Гретель, лаборатория вдруг вздрогнула, да так, что он едва не полетел кубарем прямо на хрустальный гроб. Какой-то великан, кажется, схватил остов крепости и в приступе животной ярости встряхнул ее изо всех сил… Цверги взвыли, запрокинув свои полуволчьи бородатые морды. Даже своим примитивным чутьем они ощущали, что кто-то хочет причинить Бланко вред. Знали бы они, кто именно…

Свет мигнул, погрузив на миг лазарет в кромешную тьму, но вновь зажегся. Лазарет вдруг наполнился рокочущей вибрацией, с потолка посыпались осколки камня, пластиковые и металлические панели с кусками проводки. Гензелю показалось, будто где-то наверху заработали одновременно, в унисон, миллионы дрелей, чьи сверла впились в бронированную шкуру крепости.

— Что это? — насторожилась Гретель, задрав голову.

— Гости, — буркнул Гензель, не отнимая мушкета от плеча. — Десантная партия, полагаю.

Он проверил мушкет — порох, пыжи, — хоть в этом и не было никакого смысла. Просто успокаивающие, давно въевшиеся в подкорку движения. Он прекрасно понимал, что у него нет ни единого шанса против абордажной команды его величества. Это не мулы из лаленбургских переулков. Это генетически выращенные убийцы. А значит, шансов продержаться против них у него не больше, чем у старой крепости.

А потом потолок начал падать, разваливаясь на части. Сразу во многих местах из него вырвались размытые головки работающих буров, с визгом и хрустом прокладывающие себе путь в перекрытиях. Пробив бронированную оболочку, они проникали вглубь, практически не встречая сопротивления. Огромные самонаводящиеся пули, превращающие внутренности крепости в труху, они походили на стальные коконы, к нижней части которых крепились буры. Пробив потолок, эти коконы падали один за другим, замирая посреди разгромленного лазарета. Их было много. Очень много.

Мушкет в руках показался легким, как обломок ветки. И столь же бесполезным. Гензель стиснул зубы. Старая крепость, перед тем как погибнуть, успела дать противнику бой. Ему же не достанется и этого. Король явился не просто с охотничьей свитой, как он надеялся. Король привел свою гвардию. Против которой у одиночки нет и тени шанса, как у букашки против фрезерного станка.

Стальные коконы одновременно треснули, опуская лепестки-аппарели. Наружу хлынули королевские воины, и от одного только их вида Гензель ощутил, как воздух в легких становится разреженным, не пригодным для дыхания.

Это были генетические уродцы, дворцовые слуги, которых он видел в покоях короля. Огромные тела бугрились мышцами, неестественно большими для обычного человека, словно кто-то вшил им под кожу огромные, наполненные жидкостью бурдюки. Гротескные тела атлетов венчали детские головы с пухом вместо волос и лицами юных амуров. Розовые губы и безмятежные голубые глаза. Только теперь эти глаза полнились самой настоящей ненавистью, от жара которой, казалось, лишь чудом не вскипала роговица. Ярость клокотала в них так, что через жемчужно-белые детские зубы капала желтоватая слюна, а вены на перекачанных телах надулись сизыми канатами. Наверняка перед боем в кровь химер внутренние железы впрыснули лошадиную дозу гормонов, наделив их яростью дикого вулвера.

Они могли бы проламывать головы одними лишь кулаками и разрывать людей на части, но его величество снабдил свою генетическую гвардию подходящим оружием. В мускулистых руках были сжаты термические ружья, от одного вида которых в желудке у Гензеля лопнул едкий пузырь. Он слишком хорошо знал, на что способно это неказистое с виду оружие. Те, у которых не было ружей, сжимали боевые цепы, зазубренные серпы, способные выпотрошить человека в ближнем бою одним ударом, и шипастые бердыши. Королевская гвардия в полном великолепии и бесконечном своем уродстве.