Геносказка - Константин Соловьев

Крепость была напичкана оружием. Все эти сотни лет, погруженная в подобие летаргического сна, она лишь ждала приказа. Ждала с хладнокровием и выдержкой большой, хоть и не очень разумной машины. В глубине своей механической души она знала, что сигнал этот рано или поздно последует. И он последовал. Подобно медведю, разбуженному охотниками в берлоге, крепость зарычала — и встретила королевский флот яростным огненным шквалом.

Корабль, шедший головным, почти мгновенно окутался серыми пелеринами дыма и, изъязвленный огненными точками ракетных попаданий, стал клониться вниз. Гензель видел огненные цветы, вырывающиеся из-под его бронированной шкуры в тех местах, где были вспороты топливопроводы. На ветру полыхали объятые пламенем знамена королевской династии. Некоторое время корабль пытался удержаться в воздухе — он тоже был машиной, а машинам свойственно упрямство. Тысячетонная махина балансировала в воздухе, разваливаясь на глазах. Но даже у металла есть предел прочности. Корабль неуклюже дернулся и, потеряв равновесие, с ревом понесся навстречу скалам. Как птица, мгновенно умершая прямо в полете. Он врезался в выступающие над крепостью утесы, и его кипящая химическая кровь хлынула на белый снег пляшущими огненными языками.

Корабль был мертв, но десятки его сородичей не думали отказываться от добычи. Они поливали крепость сверкающими россыпями искр, и каждая искра, падая вниз, вырывала из поверхности фонтаны снега и дробленого камня. Многотонные валуны, прикрывавшие крепость, разлетались раскаленным щебнем, подобно камешкам, попавшим под кузнечный молот. Где-то в недрах крепости рвались сухожилия силовых кабелей, со скрежетом лопались бронированные кости.

Зенитные автоматы крепости свирепо лаяли, исчерчивая небо рваным пунктиром, шипели, взлетая, противокорабельные ракеты. Это был бой земли с небом — бой, в котором одна из сторон изначально была обречена на неминуемое поражение.

Мощь королевского флота была ужасной. Этот флот мог превратить целый город в мертвое черное пепелище. Но крепость не собиралась сдаваться. Как и все примитивные организмы, лишенные инстинкта самосохранения, она лишена была возможности задумываться о цене собственного существования. Она просто выполняла приказ, на который была запрограммирована много веков назад, не имея возможности сделать выбор.

Еще один королевский корабль задымил и внезапно раскололся в серо-алой огненной вспышке, на мгновение став железным цветком, распустившимся в бледном небе. Другой, рассеченный пополам силовым лучом, переломился, точно соломинка, и из его недр беззвучно посыпались крошечные человеческие фигурки.

«Бей! — мысленно умолял Гензель крепость. — Жги их! Уничтожь их всех!»

Но он знал, что силы не равны. Крепость была стара. Она слишком долго спала в ледяной земле, а забота покойной принцессы не могла ей заменить настоящего ремонта. Подобно коварной генетической хвори, которая распространяется по хромосомам, ржавчина давно выела ее нутро, а обвалы и землетрясения повредили сложнейшие когда-то механизмы. Одна маленькая принцесса как могла пыталась сохранить жизнь огромного стального чудовища, но сил ее было явно недостаточно. Крепость была мощным и смертоносным организмом, но слишком старым и слишком одряхлевшим. Этот организм мог сопротивляться осиному рою атакующего королевского флота, но лишь за счет своей первобытной, много лет ждавшей своего часа ярости. И силы его были не бесконечны.

Еще один королевский корабль ударил носом в землю, так что даже сквозь многометровый слой камня и бронированных перекрытий Гензель ощутил скрежет. Снег шипел, встречаясь с раскаленной выстрелами стальной обшивкой. Этот корабль тоже был мертв, но десятки других все еще барражировали над крепостью, заливая ее гибельным огнем. Потом корабли распахнули бомболюки, отчего в их серых металлических телах образовались зловещие провалы, и вниз, к земле, гибельной капелью устремились бесчисленные множества черных точек.

Короткое мгновение, в течение которого в мозгу звенит надежда, что эти точки рассосутся в воздухе, так и не достигнув поверхности…

Бомбовый удар оказался такой силы, что Гензелю показалось, будто его дух вытряхнуло из тела, и еще какое-то время он смотрел на себя со стороны. С потолка посыпались осколки ламп, зачадили, лопаясь по всему залу, приборные коробки.

Компьютер взревел, не успевая выводить сообщения о повреждениях. Механические голоса накладывались друг на друга адским хором:

— Полностью уничтожена третья орудийная платформа!

— Дублирующий реактор аварийно остановлен!

— Утрачена связь с радиолокационным комплексом!

— Вторая… кх-кх-кх… подтверждается полное унич… кх-кх-кх…

— Боеприпасы основного калибра исчерпаны на восемьдесят процентов!

— Уровни один, два и три повреждены, подача электропитания нарушена.

— Взрыв в нижнем арсенале. Для борьбы с пожаром отсеки изолированы.

— Низкий уровень напряжения! Повторяю — низкий уровень напряжения!

— Прошу принять меры к эвакуации высшего командного состава.

— Разрывы топливопроводов западного сектора! Масштаб повреждений устанавливается!

Крепость медленно умирала. Она цеплялась за жизнь до самого конца, но понимание неизбежности прекращения существования пробралось даже в ее механический мозг. Теперь она агонизировала, ощущая боль тысяч разорванных электронных линий, дергалась, как преступник на дыбе. Гензелю было ее жаль. В конце концов, крепость честно выполняла работу, для которой была создана. И не в ее силах было противостоять объединенной мощи всего королевского флота.

Центр управления наполнялся вонью горящей изоляции и расплавленного пластика. Тяжелый, неприятный запах. Что ж, все мертвецы скверно пахнут, даже те из них, кто не имеет ни единой молекулы генетического материала…

— Вот теперь уже все, — сказал Гензель, удивляясь собственному хладнокровию. — Пока у его величества не появилось соблазна ударить по руинам ядерной ракетой…

Гретель пожала плечами. Разразившуюся над крепостью битву она разглядывала без всякого внешнего интереса, как неказистое ярмарочное представление. Огненные бутоны, усеявшие зимние горы, не впечатляли ее, как впечатляли, должно быть, невидимые и таинственные реакции, проистекающие под предметным стеклом микроскопа.

— Куда нам идти, братец? — спросила она.

Этого он не знал. Глупо бежать от смерти, когда она со всех сторон протянула к тебе свои щупальца. Проще уж сразу… «Остаться в центре, — решил он. — Пусть задохнемся от дыма или нас раздавит упавшими перекрытиями. Зато — сразу».