Простые смертные - Дэвид Митчелл

Эстер села; и я тоже села с нею рядом. Личинка пилильщика пела свою хриплую песенку внутри ствола эвкалипта. Я собираюсь научить тебя моему истинному имени, сказала Эстер.

Ты же говорила, мысленно ответила я, что для этого понадобится целый день.

Да, это верно, но я произнесу его прямо внутри твоей головы, Маринус.

Я колебалась. Это такой дар, за который мне вряд ли удастся отплатить. Мое истинное имя – это всего лишь одно слово, хотя и довольно длинное, и ты его уже знаешь.

– Разве ты виновата, что такая дикая? – сказала она. – А теперь помолчи-ка. И открой свою душу.

И душа Эстер вошла в меня, и она вписала в мою память свое длинное-предлинное имя. Имя Мумбаки прирастало другими именами десятки, сотни, тысячи лет с тех пор, как в селении Пять Пальцев появилась на свет мать Мумбаки – тогда, правда, это место называлось Две Руки. Хотя большая часть слов, составлявших истинное имя Эстер, и находилась за пределами моих познаний в языке нунгар, постепенно я все же начинала понимать, что ее имя – это еще и история ее народа, нечто вроде знаменитых гобеленов Байо, которые сплетают миф с любовью, рождениями, смертями, охотой, битвами, путешествиями, засухой, пожарами, бурями; в это имя были вплетены также и имена всех тех, в чьих телах Мумбаки временно проживала. Слово «Эстер» было в ее имени завершающим. Когда она совершила эгрессию, я открыла глаза и увидела на горизонте узкую полоску восходящего солнца, уже успевшую воспламенить пышный ковер растительности, расстилавшийся под нами и теперь вспыхнувший ослепительно-зеленым цветом; скалистый обрыв сразу засверкал золотом, и заалели легкие узкие облака на горизонте, похожие на ребра кита, и сразу вокруг запели, закричали, заворковали тысячи птиц.

– Ничего себе, неплохое у тебя имя! – восхитилась я, уже испытывая боль расставания и утраты.

Криволистный эвкалипт кровоточил смолой, а на его ветвях звездами сияли цветы Corimbia calophylla.

– Возвращайся когда захочешь, – сказала мне Эстер. – Или пусть приходят другие, те, о которых ты говорила.

– Я непременно вернусь, – пообещала я. – Но лицо мое, наверное, будет уже другим.

– Мир меняется, – сказала она. – Даже здесь. Невозможно это остановить.

– Как же мы найдем тебя, Эстер? Я, или Кси Ло, или Холокаи?

Разбейте лагерь здесь. Вот в этом месте. На Когте Эму. Я буду знать. Мне моя земля скажет.

Меня ничуть не удивило то, что она вернулась назад. А сама я направилась в Перт, зная, что бесчестный человек по имени Калеб Уоррен вскоре испытает там самый сильный испуг в своей жизни.

На двадцать седьмом слове из тех, что составляли ее имя, я остановилась и перестала перебирать воспоминания – закружилась голова; потом я подняла глаза и обнаружила прямо перед собой собственное отражение: на меня смотрела Айрис Маринус-Фенби, отражаясь в темных очках Холли Сайкс. Сегодня голова Холли была замотана сиреневым шарфом. Видимо, догадалась я, волосы у нее все же не вполне восстановились после той тяжелой «химии», которую она прошла пять лет назад. Платье цвета индиго с глухой застежкой под горло и юбкой до лодыжек полностью скрывало ее тело.

– Учтите, я лучше всех в мире умею игнорировать тех, кто пытается заставить меня обратить на них внимание! – Холли хлопнула по столу каким-то конвертом. – Но вы действуете так грубо, так навязчиво и так странно, что это просто ни в какие ворота не лезет! Итак, считайте, что победили. Я здесь. Я шла по Бродвею и на каждом перекрестке думала: зачем тратить даже минуту размышлений на такую чушь, да к тому же сбивающую с толку? И бесчисленное множество раз я была почти готова повернуть назад.

– Ну, и почему же вы не повернули? – спросила я.

– Потому что я хочу знать: если Хьюго Лэм так мечтает выйти со мной на связь, то почему не сделал это, как все остальные: не послал электронный адрес через моего агента? Зачем было посылать вас и эту… – она постучала по конверту, – эту подделку? Неужели он думал, что подобная фотография может произвести на меня какое-то впечатление? Или заставит вспыхнуть былое пламя? Ну, если он действительно так думает, то его ожидает жестокое разочарование.

– Может быть, мы все же сядем и закажем ланч, а я все вам объясню?

– Не думаю, что это возможно. Я ем только с друзьями.

– Тогда кофе? Кофе можно пить с кем угодно.

С едва скрываемой неохотой Холли приняла мое предложение. Повернувшись к Нестору, я изобразила руками чашку и одними губами прошептала «кофе», и он тут же закивал: сейчас-сейчас.

– Во-первых, – сказала я Холли, – мы надеемся, что Хьюго Лэм ничего об этом не знает. Он, кстати, уже много лет существует под именем Маркуса Анидера.

– Значит, если Хьюго Лэм вас не посылал, то откуда вам вообще известно, что мы с ним встречались много лет назад на богом забытом швейцарском лыжном курорте?

– Один из нас принадлежит к Темному Интернету. Подслушивать самые разнообразные вещи – это его хлеб насущный.

– А вы чем занимаетесь? Вы по-прежнему врач-китаец, умерший в 1984 году? Или в настоящее время вас следует считать вполне живой особой женского пола?

– Я и то, и другое, и третье, и четвертое. – Я положила на стол свою визитку. – Доктор Айрис Маринус-Фенби. Психиатр-клиницист, постоянное место жительства – Торонто, хотя консультирую во всех странах мира. И я действительно до 1984 года я была Ю Леоном Маринусом.

Холли сняла темные очки, изучила мою карточку, потом перевела взгляд на меня; на ее лице читалось отвращение.

– Мне, я вижу, придется все проговорить очень четко раз и навсегда. Итак, слушайте: я не видела Хьюго Лэма с утра 1 января 1992 года; ему тогда было лет двадцать пять. Значит, теперь ему пятьдесят пять. Почти как мне. Однако с помощью фотошопа или еще каких-то уловок на этой фотографии Хьюго Лэму по-прежнему двадцать пять плюс-минус год-другой, хотя снят он на фоне башен-спиралей, построенных в 2018 году, на груди у него висят электронные темные очки и он в майке с надписью «Qatar 2022 World Cup». Да, и еще эта его машина! Таких машин в 1990-е годы просто не было. Я это очень хорошо помню. Так что эта фотография – вульгарная подделка. Фотошоп. В итоге у меня к вам два вопроса: «К чему было столько хлопот?» и «Кто именно так хлопотал?».

Ребенок за соседним столиком играл на 3D-приставке: заставлял кенгуру прыгать с одной движущейся по спирали платформы на другую; за ловкий прыжок начислялись очки.

– Эта фотография сделана в июле прошлого года, – сказала я Холли. – И с тех пор к ней никто не прикасался.

– Значит… Хьюго Лэм отыскал источник вечной молодости?

Молодой официант с таким же, как у Нестора, внушительным носом прошел мимо с мини-жаровней и тарелкой, на которой шипели две отбивных на косточке.

– Нет, не источник. Он нашел некое место и был подвергнут некой процедуре. В 1992 году Хьюго Лэм стал Анахоретом Часовни Мрака. С тех пор, как он вступил в ряды последователей Слепого Катара, он ничуть не постарел.

Холли выслушала меня, презрительно фыркнула и сказала:

– Ну что ж, я очень за него рада. Теперь мне наконец стало ясно, что мой случайный партнер на одну ночь стал… скажем так, «бессмертным»!

– Да, бессмертным, но лишь при определенных условиях и соблюдении определенных правил, – уклончиво заметила я. – Он бессмертен только в том смысле, что внешне не стареет.

Холли так разозлилась, что у нее даже дыхание перехватило.

– И, разумеется, никто этого не замечал! Или его родители и братья считали, что это просто чудодейственное влияние увлажняющего крема и салата из киноа?

– Его родственники считают, что он погиб в результате несчастного случая: утонул во время погружения с аквалангом в порту Рабаул о Новой Гвинее в 1996 году. Если хотите, можно им позвонить. – Я протянула Холли карточку с лондонским номером телефона Лэмов. – Или просто мысленно свяжитесь с одним из его братьев, Алексом или Найджелом, и спросите у них.

Холли, широко раскрыв глаза, с недоумением уставилась на меня.

– Хьюго Лэм сфабриковал собственную гибель?

Я сделала глоток воды – она была явно из водопровода и успела уже не раз пройти через почки других людей.

– Это устроили его новые друзья Анахореты. Получить свидетельство о смерти, не представив трупа, довольно-таки затруднительно, но у них за плечами многолетний опыт.

– Перестаньте говорить так, словно я вам верю! И потом, кто такие Анахореты? Это же что-то… средневековое, не так ли?

Я кивнула.

– Анахореткой, то есть отшельницей, была одна девушка, которая вела аскетический образ жизни, но жила не в пустыне, а в келье, в стенах церкви. Это было в своем роде жертвоприношение. Она при жизни сама принесла себя в жертву.

К нам осторожно приблизился Нестор.

– Вот один кофе, как вы просили. Скажите, а ваша подруга не голодна?