Простые смертные - Дэвид Митчелл

– А это еще что за хорошенький чертенок, а? – прошептал Садакат, любуясь птичкой.

Я заговорила первой:

– Мы ждали вас, мисс Сайкс. Как говорится.

– Добро пожаловать в 119А. – Голос Аркадия звучал неровно, как у подростка.

– Вы здесь в полной безопасности, мисс Сайкс, – сказал Садакат. – Не бойтесь.

Холли раскраснелась, поднимаясь по лестнице, но, увидев Аркадия, пролепетала, расширив от удивления глаза:

– Это же… вы… вы… не так ли?

– Да, и мне нужно кое-что вам объяснить, – признался Аркадий.

Внизу в переулке залаяла собака. Холли вздрогнула и снова заговорила:

– Вы же мне снились. Сегодня утром! Вы… вы точно такой же. Как вы это делаете?

– Да уж, мои прыщи невозможно забыть, верно? – Аркадий провел по щеке. – Незабываемое зрелище!

– Нет, я имею в виду свой сон! Вы сидели за моим письменным столом, в моем номере, в гостинице…

– И писал вам в записной книжке этот адрес, – старательно напоминал ей Аркадий. – А потом я попросил вас прийти сюда с тем зеленым ключом, который вам дала Маринус, и войти в дом. И на прощанье я сказал вам: «Увидимся через два часа». Вот мы с вами и увиделись.

Холли смотрела то на меня, то на Аркадия, то на Садаката, потом снова на меня.

– Вызывать сны, – пояснила я, – это одно из métiers[241] Аркадия.

– Это было совсем нетрудно, – сказал мой коллега, демонстрируя предельную скромность. – Мой номер находился в том же коридоре прямо напротив вашей двери, мисс Сайкс, так что особых пространств мне пересекать не пришлось. А когда моя душа вновь вернулась на место, я сразу поспешил сюда. На такси. Навязывание сновидений гражданским лицам противоречит нашему Кодексу, но мы просто обязаны были обеспечить вам хоть какие-то доказательства справедливости тех довольно диких, с вашей точки зрения, заявлений, которые вчера сделала Маринус. И потом, мы ведь в данный момент находимся в состоянии войны, так что, боюсь, в любом случае навеяли бы вам некие сны. Вы уж простите нас. Пожалуйста.

Холли пребывала в состоянии нервного замешательства.

– Кто же вы?

– Я? Я – Аркадий Тхали. Во всяком случае, в данный момент. И в данном теле. И я очень рад нашему знакомству.

В небе проплыл самолет, таща за собой облачный хвост газов.

– А это наш верный слуга и хранитель, – я повернулась к Садакату, – мистер Дастани.

– О, я просто пес, которому невероятно повезло, правда-правда, – заметил Садакат. – Между прочим, я нормальный человек, как и вы, – ну, теперь-то я уже «нормальный», да, доктор? Называйте меня просто Садакат. Точнее, меня зовут «Са-дар-катт», ударение на «дар». Считайте меня афропакистанцем по имени Альфред. – Холли явно ничего не понимала. – Почему Альфред, спросите вы? Так звали дворецкого Бэтмена. Я поддерживаю порядок в доме 119А, когда мои хозяева отсутствуют. И еще я готовлю для них еду. Вы ведь вегетарианка, так мне сказали? Ну и все Хорологи тоже. Это… – он начертал нечто сложное в воздухе, – …годится и для души, и для тела. Кто голоден? Я приготовил роскошную яичницу по-холостяцки с копченым тофу – чудесный завтрак для такого утра, как это, полного всяких неожиданностей. Могу ли я этим вас соблазнить?

В центре веранды на первом этаже стоял большой овальный стол из ореха, который впервые появился там еще в 1890-е годы, когда Кси Ло купил дом 119А. Стулья, правда, все были разные и даже из разных эпох. Из трех арочных оконных проемов лился жемчужный свет. Стены украшали картины, подаренные Кси Ло и Холокаи самими авторами: пылающая румянцем заря в пустыне Джорджии О’Кифф, вид на порт Радиум А.У. Джексона, «Закат на мосту в Сан-Луи» Диего Квиспе Тито и картина Фейт Нуландер «Проститутка и солдат на Мраморном кладбище». В торце висела картина Анджело Бронзино[242] «Венера, Купидон, Безумие и Время», стоившая больше, чем этот дом и все соседние дома, вместе взятые.

– Я знаю эту картину, – сказала Холли, глядя на полотно Бронзино. – Оригинал находится в лондонской Национальной галерее. Я часто ходила туда и смотрела на нее во время обеденного перерыва, когда работала на Трафальгарской площади в центре для бездомных при церкви святого Мартина-на-Полях.

– Да, – сказала я.

Холли сейчас была совершенно ни к чему история о том, как в 1860 году в Вене копия, висящая ныне в Национальной галерее, и оригинал поменялись местами. К тому же Холли уже перешла к следующей картине, явно недостойной соседства с шедевром Бронзино: «Ю Леон Маринус. Автопортрет. 1969». Холли, конечно, узнала его лицо и повернулась ко мне, готовая к обвинениям. Я с покорным видом кивнула.

– С вашей точки зрения, это, конечно, полный абсурд. Да к тому же было просто наглостью вешать этот автопортрет в таком окружении, но на этом настоял Кси Ло, наш основатель. И ради него мы всё так и оставили.

Садакат вошел в дверь, возле которой находилась астролябия, и остановился, держа в руках поднос с напитками. Но яичницы по-холостяцки по-прежнему никому не хотелось.

– Ну, кто где будет сидеть? – спросил Садакат. Холли уселась в кресло-гондолу в торце стола, поближе к выходу, и Садакат поинтересовался у нее: – Вам, разумеется, классический ирландский завтрак, мисс Сайкс? Ваша мать ведь ирландка, не так ли?

– Да, она была ирландкой, – сказала Холли. – Ирландский завтрак – это прекрасно, спасибо.

Садакат поставил на стол чайник с рисунком в виде ивовых ветвей, чашку с таким же рисунком, молочник и сахарницу. Мой зеленый чай исходил паром в черном металлическом чайнике, принадлежавшем Чоудари Маринусу два моих возрождения назад. Аркадий, как всегда, пил кофе из огромной кружки. Садакат поставил в центр стола зажженную свечу в плошке из цветного стекла и сказал:

– Чтоб вам тут было повеселее. А то веранда в пасмурный день похожа на гробницу.

В параллельном мире этот человек был бы дизайнером-фашистом, – мысленно сказал мне Аркадий.

– Спасибо, это как раз то, что нам нужно, Садакат, – сказала я, и он, страшно довольный, удалился.

Холли сложила на груди руки.

– Вам бы лучше сразу начать, – сказала она. – У меня слишком мало…

– Мы пригласили вас сюда сегодня, – сказала я, – чтобы вы кое-что узнали о нас и нашей космологии. О Вневременных и о психозотерике.

Звучит как на бизнес-семинаре, Маринус, – тут же заметил Аркадий.

– Погодите, – сказала Холли. – Я что-то перестала понимать. «Вневременные»?

– Уколите нас иглой, и у нас выступит кровь, – сказал Аркадий, обеими руками держа кружку с кофе, – пощекочите нас, и мы засмеемся, отравите нас, и мы умрем, но потом, после смерти, мы обычно возвращаемся обратно. Вот Маринус, например, проходила через это… тридцать девять раз, верно?

– Сорок, если включить в этот список бедную Хейди Кросс, погибшую в своем домике на острове Шеппи.

Я заметила, что Холли смотрит на меня, то ли рассчитывая услышать, что это просто шутка, то ли ожидая услышать мой безумный смех.

– Я-то, можно сказать, новичок, – сказал Аркадий, – и существую только в своем пятом теле, и процесс умирания каждый раз выбивает меня из колеи. Страшно оказаться там, во Мраке, и смотреть на бесконечную гряду Дюн, уходящую вдаль…

– Какой мрак? – спросила Холли. – Какие дюны?

– Тот самый Мрак, – пояснил Аркадий, – та самая сумеречная страна, что существует между жизнью и смертью. Мы видим ее как бы с вершин Высоких Холмов. Это прекрасный и поистине пугающий ландшафт. И эту страну пересекают все души. Подобные бледным огонькам, они бредут, влекомые Южным Ветром, к Последнему Морю, которое, разумеется, вовсе не море, а…

– Погодите, погодите, погодите… – Холли даже вперед наклонилась. – Вы говорите, что были мертвы? Что вы все это видели собственными глазами?

Аркадий сделал несколько глотков из своей гигантской кружки, утер губы и сказал:

– Да, мисс Сайкс. На оба ваши вопроса я отвечу «да». Но каждый раз порывом ветра, дующего с моря, наши души относит назад и через Высокие Холмы возвращает нас, хотим мы этого или нет, к Свету Дня. И тогда мы слышим такой шум, словно… целый город уронили и разбили вдребезги! – Аркадий, повернувшись ко мне, спросил: – Правильно я все это описываю?

– Вполне. Затем мы как бы просыпаемся, но уже в новом теле. Обычно это тело ребенка, которому требуется срочное и серьезное лечение и которое только что покинул его предыдущий «хозяин».

– Там, в кафе, – повернулась ко мне Холли, – вы сказали, что такие, как Хьюго Лэм, Анахореты, бессмертны «при соблюдении определенных условий и правил». Так вы и они – это одно и то же?

– Нет. Мы непреднамеренно движемся по спирали смертей и возрождений. Мы не знаем, как и почему нам выпала такая судьба. Мы никогда к этому не стремились. Наши первые «я» умерли тем или иным обычным образом, мы видели Страну Мрака именно такой, какой вам ее только что описал Аркадий, – а через сорок девять дней вернулись обратно в мир живых.